— Всегда готов.

— Отсчет пошел, — злая жаба не тратила времени на пустые разговоры, это нравилось Матвею.

— Десять…

Прозвучало с ноткой вопроса, дескать, ты еще живой, не передумал? 010101 не стал тратить энергию на слова, он лишь щелкнул тангентой, подавая сигнал, что жив и готов.

— Девять… восемь…

Интересно, у советских вертолетчиков есть пауза?

— Пять, четыре…

Матвей читал, что у американцев одно из чисел при отсчете заменяется паузой, чтобы дать возможность в последние мгновения отменить вылет. То есть что-то вроде «пять, четыре…, два» и так далее.

— Три, два…

И никакой паузы. Вдох, выдох, Матвей напрягся в ожидании.

— Один.

При подготовке мудрить с контейнером не стали, просто посадили крышку на пироболты. Серия негромких, но резких хлопков слилась в один пронзительный щелчок, от которого Матвей даже поморщился — в замкнутом пространстве это было неприятно и било по ушам даже сквозь шлем. В следующее мгновение диверсант выпал наружу как серфер, улегшийся на доску.

Бес вздохнул. Немного посидел и еще раз вздохнул. Ничего не изменилось. Встал, подошел к окну, однако и там не обнаружилось чего-либо интересного. Все тот же Бомбей, все та же застройка и всепроникающий свет. Прямо по курсу в небо упиралась огромная восьмигранная башня, скрученная в спираль на угол в девяносто градусов. Судя по строгому виду и полному отсутствию эмблем, это была чья то штаб-квартира. Бес поморщился, вспомнив, что такая архитектура была характерна для построек «Маас-Биолаб». Кажется, проклятый немецкий трест буквально преследует кибернетика…

— Они начинают, — сообщил Глинский, не отрываясь от калькулятора. Аппарат был похож на знакомые по старой жизни Алексея ноутбуки, только экран поменьше и монохромный, а клавиатура гораздо сложнее и больше, она складывалась пополам, так что «ноут» собирался не в один, а в два приема

Алекс вдохнул прохладный дымок «Черноморины» и огляделся, будто первый раз увидел временную резиденцию синдиката. Все безликое, стерильное, выдержано в бежевых тонах и оттого неуловимо напоминает будуар. Пластмасса, никелированный металл, а также стекло, на котором не остается ни пятен, ни тем более отпечатков пальцев. На большом столе один сиротливый портфель с документами.

— Матвей прыгнул, — сказал Глинский. — Все, отступать поздно.

Инструктор немного подумал и добавил:

— Началось.

Алексей промолчал, на минуту-другую он застыл без движения, мусоля белый цилиндрик в углу рта. Затем взял с невысокого шкафчика пистолет, привычно сунул за пояс, не утруждая себя поисками кобуры. Решительно накинул куртку, скрипнул молнией. На улице было верных двадцать пять — двадцать шесть градусов, но куртка была с баллистическими волокнами. Бес предпочитал вспотеть, нежели поймать пулю.

— Дурья башка, ты ж его быстро не выхватишь, — прокомментировал Глинский в спину кибернетика.

— Одна рука задирает край верхней одежды, другая выхватывает пистолет, арбитражная школа, — с этими словами Постников шагнул к выходу, где ждал огромный платяной шкаф с множеством функций и запасом представительской одежды. Там же висел старый однолямочный рюкзак.

— Дурьи башки, — скорректировал приговор Глинский. — Это минус секунда в любом случае. Не пошла моя школа тебе впрок. Кстати, а это что такое, бегство с корабля?

— Это я на вертолетную площадку «рапидов», — не оборачиваясь, ответил кибернетик и проверил наличие в рюкзаке бронепластины.

— Седалище от нетерпения горит? Если понадобится экстренная эвакуация, ты не поможешь. А нашей охране только лишняя головная боль.

— Да, — лаконично согласился Бес. — Считай, жопа горит как джунгли Вьетнама.

— Глупо, — стрелок поморщился. — Ну что ты там сделаешь? Да и не пропустят авральные фершалы. У экстренной медпомощи правила строже, чем у арбитров.

— Мы заказчики.

— Заказчик этот, Копылов… нет, все забываю, Копыльский.

— Да, но договор он оформлял от синдиката, чтобы не светить Комитет и себя с друзьями. А синдикат — это я. И я скажу им, что либо до утра жду на площадке с командой, либо хер им, а не продление абонемента. Авральных… — Бес криво улыбнулся, вспоминая определение, данное инструктором, — фершалов найти легко.

— Бей капиталиста по кошельку, — подумал вслух Глинский. — Да, есть резон.

— Держи в курсе, что и как там, — сделал наказ Постников, обуваясь.

— Че то ты в край оборзел, — рассудил Глинский.

— Привыкаю к новому положению, — ответил Бес. — И тебе советую. Мы не дружбаны и не братья по оружию. Я директор, а ты мой заместитель, причем не самый главный, так что отучайся хамить работодателю.

— А то что? — серьезно и внимательно уточнил инструктор, колыхнув животом под свободной майкой, на сей раз с профилем Энгельса и объемной цитатой «Всякая теория морали являлась до сих пор, в конечном счете, продуктом данного экономического положения общества».

Бес завязал шнурки на туфлях (которые терпеть не мог, однако взял сугубо для вхождения в роль преуспевающего коммерсанта). И только затем ответил, столь же серьезно:

— А то я тебя уволю.

— Резонно, — повторил Глинский. — В чем-то даже справедливо. Но пока мы все еще подельники в совместном грабеже.

— Видимо, да, — согласился кибернетик. — По крайней мере до того как нас возьмет под крыло «Неоглоб»

— Ну, тогда погодь. Обуюсь-ка и я.

Глинский, на самом деле и не разувался, щеголяя изрядно поношенными мокасинами на белых носках

— Да ты никак тоже решил глупостями заняться? — съязвил Бес. — А как же страдания охраны?

— И хрен с ними, — изящно сменил точку зрения инструктор. — Вертухаи и вахтеры должны страдать. А я спрячусь за твоей широкой железной спиной, авось и не попадут, случись что.

Глинский не закончил, натянув на лысую макушку шляпу-стетсон.

— Ну, пошли тогда, — Бес почувствовал, как буквально против воли уголки губ поползли вверх.

Глинский ответил такой же скупой и не слишком радостной улыбкой.

— Ну что, дай бог, не придется глядеть, как ты мою науку испоганил кривыми руками, — понадеялся инструктор

Бес напоследок окинул резиденцию быстрым взглядом и вынес приговор:

— Не нравится. Арендуем другое.

— Я вызываю машину. Кстати, все забываю спросить, — деловито сменил тему Глинский. — Когда ты перестреливался с японскими кибердевками, чем они шмаляли?

— Сейчас расскажу…

Он падал, один в бескрайнем небе, которое пылало ярким огнем. Разумеется, не один, да и небо, если рассудить, бескрайним не было. Прямо в эти минуты над Бомбеем находились в полете сотни, может быть тысячи летательных аппаратов всевозможных разновидностей, от миниатюрных роботов до мощных авиалайнеров. Однако сейчас Матвей чувствовал себя абсолютным, полностью свободным одиночкой. Фейерверк, заказанный через цепочку подставных фирм, расцвечивал темные облака всеми цветами радуги, каждый в ультракислотной палитре, так, что глазам больно. Конечно, лучше всего было бы рвануть еще один тактический атом, как во время уже ставшей знаменитой свадьбы индийских миллиардеров. Однако что можно сделать в Тихом океане, пока не выйдет над мегаполисом, ну, пока во всяком случае. Так что пришлось ограничиться фейерверком, чтобы сбить с толку фотосенсоры и камеры, добавив диверсанту еще несколько процентов на успех.

Набегающий воздух казался плотным, как невидимая вода, очень материальным и осязаемым. Первые несколько мгновений диверсант летел хаотично, беспорядочно кувыркаясь, а выбитая пироболтами панель ушла в сторону, пропав без следа. Затем 0101001 резким движением, словно падающий кот, развернулся, приняв классическую «позу парашютиста», буквально лег на ветер, как свободно планирующая бомба. Тяжелый рюкзак на спине толкал вниз и нарушал центровку, пытаясь снова опрокинуть диверсанта в беспорядочное верчение.

Еще пара мгновений на ориентацию. Матвей не нуждался в хронометрах, чтобы оценивать время с точностью до сотых долей секунды. Скорость двести километров в час приближала диверсанта к точке невозврата, после которой он уже не сможет планировать на башню. Или сможет, расходуя драгоценный газ, но затем не добраться к субмарине.