Сильнейший удар, вспышка боли, словно удар кувалдой по ноге. На мгновение диверсант потерялся, утратил восприятие действительности, затем включился опять, как робот, меняющий режим обработки информации. Было темно, жарко, мокро. И очень больно. Через пластину тепловизора разбежались глубокие трещины со сколами, изображение погасло. Микрофоны транслировали однородный шум, похожий на хрип ненастроенной радиостанции.

Матвей стиснул зубы, чувствуя железистый привкус и удерживая стон. Правая нога болела, как переломанная от колена до пальцев, но даже не глядя, ротошютист уже знал, что это «просто» сильное растяжение голеностопа и трещина в берцовой кости. Хорошо и плохо. Хорошо тем, что можно было травмироваться куда сильнее, плохо — по очевидной причине. Дальнейшая оценка ущерба и перспектив чуть позже.

Он еще крепче сжал челюсти, перевернулся с живота на бок, чувствуя массивную тяжесть за спиной. Штанга все же приняла на себя основной удар, но приземление вышло не «чистым», и в итоге получилось что-то вроде прыжка с шестом и финальным падением спортсмена. Матвей чувствовал себя улиткой, прикованной к земле, только не раковиной, а горбом ротошюта. Диверсант расстегнул застежки на груди, затем щелкнул пряжкой на поясе, с облегчением почувствовал, как стало полегче.

Матвей сделал несколько глубоких вдохов, возвращая сердцебиение к нормальному ритму, очищая разум. Снял шлем, из которого капнула кровь, видимо от разбитого носа и губ. Теплый ветер овеял мокрое лицо, и ротошютист стянул капюшон, подставляя сквозняку заодно лысину — перед вылетом диверсант побрился начисто, чтобы не разбрасывать ДНК. На краю посадочной площадки, буквально перед Матвеем торчала стойка видеоконтроля. Черная сфера величиной с футбольный мяч направила на диверсанта целую батарею окуляров. Человек и механизм уставились друг на друга, Матвей вспомнил, что на самом деле он приземлился не просто «на крышу», а в очень плотную среду, напичканную всевозможными средствами контроля. И лишь искусство Мохито сейчас отделяет диверсанта от всеобщей тревоги. Сфера пожужжала и развернулась обратно, устремив окуляры в небо, где заканчивался фейерверк. Огненные цветки распускались реже и слабее, напоминая, что время не ждет. По плану к завершению представления диверсант уже должен был начать спуск.

Матвей сел и ощупал ногу, привычно загоняя боль в дальний подвал сознания, где она царапалась и выла, как злобный пес, не мешая делу. Да, первичный диагноз оказался верен, растяжение плюс трещина, и то, и другое не фатально, в то же время основательно снижает подвижность. Это нехорошо. Он поднялся на колени, затем оперся на левую ногу и рывком встал. Осторожно перенес вес на правую, оценивая работоспособность. Ступать и ходить можно, однако подвижность ограничена и дальше будет, скорее всего, только хуже.

Диверсант утвердился на двух ногах, и внутренний хронометр напомнил, что после приземления минуло уже больше минуты, отсчет продолжается и никаких обнулений не предусмотрено. Матвей быстро проверил — насколько это было возможно без разборки — состояние ротошюта, агрегат выглядел целым. Главное, что лопасти сложились вовремя, их не сломало при жесткой посадке. Диверсант хотел, было, выкрутить обломок посадочной штанги, однако решил не тратить время и, обходя конструкции, захромал к обрыву без всяких поручней, за которым открывался колодец башни радиусом тридцать три метра. На это ушло еще полминуты, время от времени к «мичуринцу» поворачивались видеокамеры, его сопровождало пощелкивание, механические скрипы, красный и три зеленых луча, скользившие по влажной парусине. Башня походила на спящего гиганта — он завис в полудреме и вот-вот проснется, чтобы, наконец, прихлопнуть мошку, что ползет по коже, щекоча миниатюрными лапками. Для экономии времени Матвей по пути достал из нагрудного ранца бухту пенькового каната и повесил на плечо. Диверсант постарался не думать, каким образом и какой ценой именно в эти секунды Мохито сдерживает всю мощь комплексной сторожевой системы. И что будет с ротошютистом, если у архитектора не получится.

Матвей посмотрел вниз, заглядывая в стометровую пропасть, чувствуя, как высыхают пот и кровь на лице под напором горячего воздуха. По внутренней поверхности колодца шла спираль внутренней транспортной системы, кроме того, бетон усеивали целые батареи теплоотводов, похожие на обычную вентиляцию с открытыми жалюзи. Матвею требовалось быстро выбрать место, где есть хорошая опора для каната. Согласно плану диверсант цеплялся к антенне, однако до ближайшей требовалось идти метров десять, так что Матвей обратил внимание на ветряк, что был совсем рядом, буквально руку протяни. Такие «вентиляторы» располагались по периметру колодца, используя воздушный фонтан для вспомогательной генерации — просто и экономично.

Опора ветряка казалась прочной и крепилась на шести мощных болтах с редкими пятнами начинающейся ржавчины. Матвей разобрал снаряжение. Веревка уже извлечена, дальше настал черед «обвязки» — конструкции, похожей на штанцы БДСМ-щика, сделанной из нескольких слоев парусины и кожи. Плюс «восьмерка» в виде двух колец из железного дерева. Еще два куска веревки для «педалек». Все.

Четыре минуты прошло.

Одного у кибернетика Постникова было не отнять, объяснял он внятно и практично. Вспоминая науку промальпиниста и собственные тренировки, Матвей быстро, достаточно ловко «накинул» веревку на опору, завязал узлом Булинь. Спохватившись, сделал еще один узел, контрольный. Забрался, ни разу не запутавшись, в «обвязку», дважды перепроверил, правильно ли заправил веревку в «восьмерку». Будет обидно, если вместо контролируемого спуска получится беспорядочное падение.

Пять минут. Дальше время пошло в минус, теперь, чтобы остаться в графике, требовалось спуститься быстрее расчетного.

Матвей стал на краю, еще раз посмотрел вниз и подумал, насколько ему не хочется туда идти. Представил громаду башни, обманчиво простую внешне, скрывающую термитник стен, помещений, техники, кабелей, трубопроводов, переходов и лестниц. Ветрогенератор размеренно крутил лопастями над головой незваного визитера, скрипя металлом, как усталое пугало. Диверсант натянул веревку, слыша и чувствуя, как едва заметно скрипят волокна по чуть шершавой поверхности деревянной «восьмерки». И наклонился вперед, сделав первый шаг в бездну.

Спуск проходил почти так же как обычная тренировка, только болтало по-иному. На обычной стене поток воздуха идет со стороны, а здесь ощутимо поддувало снизу, пожалуй, сильнее обычного ветра, но более предсказуемо. Так что Матвей опускался довольно быстро и метров через двадцать вернулся к графику. На спуск и взлом вентиляции отводилось пять минут, сейчас диверсант подумал, что управится за три, а то и быстрее. Естественно, мироздание оперативно вмешалось — ветер усилился и сменил вектор, ударив под углом. Матвея ощутимо «замотыляло», раскачивая и временами постукивая о серый и удивительно твердый бетон. Мешала нога — чтобы спускаться быстро, требовалось делать полупадения-полускачки, болезненно отдававшиеся в травмированном голеностопе. Диверсант попробовал принимать удары на здоровую ногу и быстро отказался, получалось неустойчиво. Диверсант снова сжал зубы и попрыгал дальше.

Он миновал половину колодца, один в паутине тысячеглазой сигнализации башни, которая все еще молчала, сдерживаемая Мохито. По телу струился пот, парусина липла к мокрой коже, веревка опасно скрипела, напоминая о своей пеньковой натуральности, то есть заведомо меньшей надежности в сравнении с нормальной синтетикой. Матвей опасался сжимать «восьмерку» слишком сильно, чтобы дерево не повторило судьбу пластмассы на пульте управления. Хороший, кстати, вопрос, как потом улететь с крыши? Насколько поврежден механизм, можно ли управлять ротошютом с него? На крайний случай у ранцевого вертолета имелись вытягиваемые на тросах ручки управления, однако неудобные, прямо как врагом сделанные.

Матвей пошел на завершающую треть маршрута, успешно миновав несколько технических коробов, перескакивая через витки заглубленной в бетон трубы пневмопровода. Фейерверк закончился, стало по-настоящему темно, лишь мигали разбросанные в кажущемся беспорядке габаритные и технические лампы — желтые и синие. Улучшенное зрение «мичуринца» пришлось очень кстати, на дне колодца уже хорошо различалась оставленная до утра техника и коробы с запакованной электроникой в противоударных каркасах. По мере утилизации старого оборудования освободившееся место сразу заполнялось новьем, так что интенсивность работы почти не падала. Все добро сторожили древние автоматики с пулеметными турелями, живому персоналу вне рабочего времени находиться внутри категорически запрещалось.