Он поприветствовал Копыльского, что припозднился.

— Жарко, — сказал с порога столовой «флибустьер» и с размаху брякнул на стол пакет. — Настоящий, «советский»! Режьте, пока не «заплакал». Об чем, кстати, речь?

— Технику обсуждаем, — буркнул Постников. — Старую, советскую. Как сыр.

— Старая советская техника — це добре, — одобрил Копыльский, пока Нах резал сыр ножом, по виду, купленном в армейской столовой. Ломтики, впрочем, получались такие, что можно глядеть на просвет. — Особенно военная. Особенно летающая.

— Не тот случай.

— Ну и зря.

Компания естественным образом перемещалась в столовую, собираясь как те самые студенты, привлеченные запахом. Нах выкатил из кухни аэрофлотовского вида тележку со съестным. Бес почувствовал себя несчастным, ему шашлычное пиршество было заказано.

— Когда молод, блага мира недоступны, хотя плоть крепка и готова к испытаниям, — судя по тону, Костин что-то цитировал. — А когда стареем, наоборот. Но хорошо когда все-таки можешь позволить себе что-нибудь из времен шальной молодости.

— Например, вертолет, — беззлобно поддел Фирсов. — Кстати, «Сороковой» твоя работа?

— Да, — скромно улыбнулся «флибустьер».

— Опередил, — с искренним сожалением вымолвил трестовик. — Я сам хотел за него потягаться, когда только заявили на торги. А потом…

Он не закончил.

— Эй… — тут Постникова осенило. — Вы про «Птеродактиля», что ли? Ми-40М?

— Надо же, слух пошел по всей Руси великой, я смотрю, — констатировал покупатель без всякого энтузиазма.

— Да ладно, — хмыкнул Фирсов. — Зачем еще нужна башмала, как если не для порадоваться хотелкам юности!

— Винтокрыл для дела, — отрезал Костин.

В столовой, которая была обставлена просто и без изысков — как в настоящей столовке, только с материалами куда побогаче — сгустилось некоторое напряжение. Естественное, не проговариваемое, однако вполне ощутимое. Как перед началом действительно серьезных и тяжелых переговоров.

— Кушать подано, — сказал Нах, вооружаясь другим ножом, еще больше и суровее первого, чтобы резать каждую шашлычину на три порционных куска. Постников ждал классического завершения, однако повар сказал только. — Прошу к столу.

Некоторое время слышался только стук приборов о керамику. Сервировка была простой и одновременно безупречной с точки зрения этикета и стиля. Никаких вычурных соусов, только горчица с кусочками корня (один кусочек мяса, один листик, съедаются только верхние три на стебле, у остальных вкус уже не тот). Ржаные лепешки, а также хлоридно-бромная минералка в высоких бокалах. Все.

Кибернетикам никто особое меню в соответствии с их диетой не предлагал, так что Постников и Кадьяк сжевали по листочку зелени, а дальше ограничились водой. Эль Мохито сообщил, что свинья трефная скотина, а сыр, возможно, заквашен сычужным ферментом. Поэтому граф ел только лепешки, зато от души.

— Ты мусульманин? — уточнил Кадьяк.

— Адвентист, — отозвался Мохито.

— Понятно.

— Он самопровозглашенный иудей, — сообщил Костин. — Всех нас пытается в евреи записать. И по пятницам не работает.

— Жизнь по Торе с Господом! — сказал Мохито, разгрызая лепешку. — А не работаю я с заката пятницы до заката субботы. Потому что шаббат!

— И где же ваши пейсы? — пошутил Костин.

Пока неспешно развивался процесс шашлыкоедения, Бес уже неприкрыто разглядывал всех участников. На Копыльского Постников уже насмотрелся прежде. Костин явно происходил откуда-то из Средней Азии, был немногословен и обращался ко всем исключительно на «вы». Судя по обмолвкам, в комитете он занимался вопросами персонала и «связями с общественностью». Упитанный, однако, не толстый Нах ведал бухгалтерией и в целом финансами. Еще он любил поговорить, но при этом собеседник быстро понимал, что слышит много интересного, однако ничего практически полезного, того, что можно было бы использовать. Как будто для бухгалтера слова были лишь инструментом для точного измерения людей.

Ни у одного из «флибустьеров» Бес не обнаружил ни следа хрома, даже простенького кардиоводителя или черепного телефона.

Беседа шла в неспешном ритме около получаса. Комитетчики говорили свободно, обсудили между делом пару специфических деловых тем, что Беса напрягло еще больше. Или гостей ненавязчиво проверяли, или хозяева не опасались, что хоть полслова уйдет на сторону. По ходу пьесы Костина таки раскрутили на признание, зачем ему понадобился вертолет. Постников буквально восхитился прозорливостью Мартызенски. Гном не так давно прорицал, что машину следует модернизировать в плане электроники, так и вышло.

— Цифровая станция, — объяснил Костин, доливая в бокал «Ессентуки». — Только мобильная. Даже при добронировании и полной снарядной загрузке остаются две с половиной тонны весового резерва.

— Электроники на две тонны, — Мохито аж прищурился. — И мобильная точка врезки… Можно высасывать числовые хоронилища, как молоко соломинкой!

— В больших агломерациях так не полетать, — заметил Кадьяк. — Техника хоть и списанная, но все же армейская.

— Смотря где, — качнул головой Костин, однако развивать тему не стал.

Прислуги в доме не водилось, поэтому остатки пиршества собрали собственными силами, отправив тарелки в мойку.

— Ну что, поговорим о делах скорбных, — предложил Копыльский, и градус напряжения сразу ощутимо повысился.

Диспозиция за большим столом, словно вытащенным из реквизиторской «мебель под дореволюционную старину» отражала некий условный баланс интересов и сил. «Флибустьеры» сели по одну вытянутую сторону, кибернетики по другую. Фирсов и Мохито заняли торцы, находясь словно чуть наособицу, но при деле. Постников машинально растопырил локти, занимая больше жизненного пространства, Кадьяк сел более чинно.

— Итак, товарищи господа, ваше предложение мы просмотрели, — вымолвил Костин. — Концепция нравится. Покупатель есть. Проблема лишь одна, как эту хрень извлечь?..

Есть мнение, что современный трест это высокоорганизованная машина, в которой все логично, эффективно и расчетливо устроено. Со стороны действительно так и выглядит, настоящий синдикат представляет собой комбинацию бульдозера и грейдера, которая неостановимо ползет, грызя любой ландшафт, механически перемалывая все препятствия в денежные знаки. Но только со стороны.

Любой, кто оказывается внутри механизма (на сколь-нибудь ответственном посту) довольно быстро (а то и сразу) понимает, что все намного, намного сложнее, потому что где собирается много людей с широчайшей спецификой деятельности, там всегда находится место организационным ошибкам, проблемам, бардаку, лени, подсиживанию, а также прямому саботажу. Поэтому несокрушимый кадавр изнутри выглядит скорее гальванизированным мертвецом, что плетется на костылях и быстро переставляемых подпорках, рассыпаясь на части и одновременно, как получится, собирая себя вновь.

До того как «ГосСтат» стал приоритетной разработкой, его проектные работы и обкатка физических моделей шла в Индии, потому что московские ресурсы были заняты в более насущных экспериментах. И однажды Фирсов-старший обнаружил, что программисты, дабы упростить себе жизнь и обойти муторные правила безопасности, делают резервные копии процессов буквально на коленке, простенько шифруя как бухгалтерские ведомости, а затем сбрасывая в оперативные хранилища. Условно это можно было сравнить с рабочими записями в журналах, которые рассовывают по скрытым от начальства углам, чтобы не тратить время на оформление ежедневных запросов с выдачей прошнурованных тетрадей и отметками, кто сколько строчек вписал.

Технически это была не слишком значимая проблема, которая легко решалась путем целительных выговоров, штрафов, лишения тринадцатой зарплаты и других штатных мероприятий. Именно так Фирсов и намеревался поступить, однако намерение совпало с первым настоящим успехом проекта. Основная матчасть и коллектив были срочно вывезены, размещены в сердце «Правителя», где секрету не угрожал даже ядерный взрыв. Вспомогательные службы рассредоточились по закрытым базам и хорошо защищенным лабораториям. Затем встал вопрос — что делать с неучтенкой? Уничтожить просто так — актировать и списать официально, стерев информацию — значило подставиться, благо появилось очень много желающих перехватить «ГосСтат» у Фирсовых. И после некоторого раздумья Виктор решил не делать ничего. «Числовая башня», в которой размещались электронные базы для десятков проектов, со временем попала бы под штатную реорганизацию традиционным путем, с физическим уничтожением носителей, дабы ни один бит не ушел на сторону. Нет носителей, нет и следов.