«Юра, мировая война много лет как закончилась» — ответил Бирюк, и тут уж не поспоришь, в самом деле, закончилась. Идея стихийным образом забылась, точнее, легла в толстую папку задуманных, однако не реализованных концепций Мартызенски. Но Бес не забыл, он всерьез задумался, в конце концов, дума привела его сюда, в крупнейший город мира.

— Десять-тридцать, — Глинский прозаически оборвал мечты и воспоминания. — Через двадцать минут начина… ют, — он сделал почти незаметную паузу, будто намеревался по привычке сказать «начинаем», но в последний момент исправился. Почти сразу, без паузы инструктор спросил. — Кто ты?

— Что?

— Кто ты? — повторил Глинский.

Бес передернул плечами. Кибернетик и без того нервничал — на завершающем этапе «силовой» части операции директору места не нашлось, как собственно и Глинскому. Прочие были заняты делом, а эти двое могли только ждать. И надеяться на успех, который тащили из пасти капризной удачи другие люди.

— Кто ты, Алекс, — повторил Глинский в третий раз.

— Момент неподходящий, — честно и недовольно сказал Бес.

— А для таких вопросов момент всегда неподходящий.

— Ты знаешь обо мне достаточно.

— Я тоже так думал. А теперь гляжу, не особо то и знаю. Откуда у тебя такие коммерческие идеи? Откуда ты взялся, где был, прежде чем залетел к Доктору, весь трагический и непонятный как деревенский «ущерб»? Сплошные вопросы.

Бес повернулся к инструктору, глянул сверху вниз, пользуясь двадцатисантиметровым превосходством в росте.

— Откуда-то, — кратко сообщил кибернетик. — С далеких краев, с зеленых лугов, из страны эльфов и сахарных берегов.

Это была чистая импровизация, но вышло хорошо, почти в рифму. Бес приготовился к тому, что стрелок будет напирать, выбивая ответы, и придется парировать уже по-настоящему жестко. Но Глинский сразу отступил, видимо счел излишней конфронтацию здесь и сейчас.

— Как скажешь. Как скажешь…

Это «как скажешь» Постникову категорически не понравилось, но кибернетик усилием воли задвинул недовольство и тревогу подальше на чердак памяти. После разберемся.

Он молча отошел от заграждения, напоследок еще раз глянул в сиреневую бездну, на бассейн, у которого начиналась отменная вечеринка с перспективой трансмутации в оргию. На инструктора, что столь же тяготился вынужденным бездельем. И на часы, показывающие десять часов тридцать восемь минут.

Бес пошел к выходу, обходя длинную клумбу овальной формы с длинными щупальцами флоры, похожей на алоэ-переростка. Он чувствовал, как буквально режет спину внимательный, острый взгляд инструктора по стрелковой подготовке. Выход, автоматическая дверь, коридор, небольшая лестница, временная штаб-квартира синдиката, арендованная на пару недель, пока счет не пополнится нормальной суммой. Формально Бес и Глинский заняли оперативный центр, пункт управления всей махинацией. Практически же как-то повлиять на ход операции они уже не могли, превратившись в зрителей. Теперь все зависело от плана и предприимчивости непосредственных исполнителей.

Постников сжал зубы и выругался про себя. Начиналось самое тяжелое, утомительное ожидание, что когда-либо случалось в жизни бывшего пром-альпиниста, бандита, арбитра, бродяги, снова бандита, коммерсанта и…

* * *

В контейнере было тесно, как в гробу и очень неудобно — из-за ротошюта за спиной. Образец 010101 закрыл глаза, медитируя и наслаждаясь последними минутами покоя. Кислородная маска плотно прижалась к лицу, наполняя легкие живительным газом.

Было время, когда он гордился своим настоящим именем, как знаком отличия, принадлежности к избранным. Первый образец в первой серии первой модели. Новый человек, лучший во всем. Когда-нибудь такими станут все, но история великого, нового человечества поведет отсчет именно с него, Номера Один. Было время, когда он ненавидел свое настоящее имя — клеймо рабства, инвентарный номер подотчетного имущества, которое проходит естественный и предопределенный инструкцией цикл от создания до плановой утилизации. А сейчас… 010101 давно принял и прошлое, и настоящее, а также смирился с будущим. Его первое имя стало лишь набором цифр, безликим числом, которое больше не имело ни смысла, ни значения.

Пилоты винтокрыла негромко переговаривались между собой по внутренней связи. Клон слушал их вполуха, ориентируясь в основном на тон, и пока все вроде шло по плану. Взлет, выход на боевой курс, маскировка под рядовой вертолет на патрульном вылете. Обычный поиск нелегальных пиратов-мусорщиков, которые пытаются разбирать на лом подводные конструкции, все пароли и коды совпадают, машина невидима в паутине транспортной сети Бомбея.

Матвей перебрал в уме все занятия, коих набралось немало на протяжении его довольно короткой — по сравнению с естественно рожденными — жизни. Отстраненно подумал, что реальность всегда оказывается богаче любой фантазии. Кабука любила показывать фантастические истории про клонов и лолей, которые добивались успеха всевозможными путями. Однако ни одна выдуманная повесть не могла бы сравниться с настоящей, его собственной. Сколько удивительных книг можно было бы написать, сколько невероятных сериалов снять… И забавно, как схож, если подумать, его путь с историей этого кибернетика, Постникова. Через боль, бессчетные преступления, смерть, предательства — к синдикату. Только бывший арбитр не начинал с инвентарного номера в первой (и последней) серии настоящих homo artificialis.

Так, «желтый индикатор, люк открыт», это рапортует трестовик, похожий на жабу с обвисшей шкурой, но умными и злобными глазками. Значит, винтокрыл на правильном курсе и связывается с подлодкой, образуя цифровой тандем для комбинированной работы.

К сожалению, сунуть в подлодку все оборудование, нужное Мохито для врезки, не удавалось. Тогда графу пришла в голову мысль — а почему бы не использовать винтокрыл, коли он все равно в деле? Так родилась по-своему оригинальная, эффективная и безумная — как все в этом плане — схема взлома, где электроника на вертолете и подлодке взаимно дополняла, дублировала и резервировала друг друга, связываясь через плавучую антенну.

Главной проблемой был вопрос — сколько времени понадобится Кадьяку, чтобы вставить в трубу механизированной почты сложную секцию, которая позволит заменить груз не поднимая тревоги. Здесь приходилось закладываться на допуски в сорок-пятьдесят минут — это худший вариант, если помощники взбунтуются сразу и наемнику придется работать в одиночку. А невозможность точного планирования с привязкой ко времени сильно осложняла и без того мудреный план.

* * *

— Как у нас дела? — спросил Копыльский. Голос его звучал как обычно, ровно и будто даже с некоторой ленцой. Лишь бисеринки пота на лице выдавали состояние духа комитетчика. Одна капля повисла на дужке очков, «флибустьер» снял их, чтобы протереть, пальцы чуть дрогнули.

Кадьяк не отвечал. Нах в очередной раз пожалел, что не поставил камеру на шлем иностранца. В матовом «коконе», похожем на червя или кишку из множества призм, что-то происходило, но красный свет прожекторов выхватывал только невнятные тени. В микрофоне чшуршало и скрипело — скафандр сам по себе служил передатчиком звука. Еще можно было расслышать спокойное дыхание Кадьяка, выдающее хорошую аугментацию легких с эффективным усваиванием кислорода.

— Как у нас… — начал снова Копыльский, и тут в динамике дважды хлопнуло. Звук получился глухим, однако перепутать его с чем-либо «флибустьеры» не могли.

— Ну, бля… прокомментировал Нах чуть ли не с облегчением.

— Рановато, — отозвался Копыльский, водружая очки на прежнее место. Он простер лоб платком и закончил. — Я надеялся, дольше протянут.

— Как всегда, — ответил Нах. — Меньше желаемого. Дольше минимального.

— На связи, — сообщил Кадьяк и, хотя его слов ждали, оба «подводника» вздрогнули.

— Еще минут десять, — отрапортовал наемник, не тратя время на констатацию очевидного сокращения персонала.