– Больше, и в то же время меньше! – ответила улыбчивая Виера, нарезая еще мяса.

Мне показалось, что Виера снова рычит, звук вроде бы исходил от нее.

– Виера? – окликнул я.

Та на мгновение замерла, прекратив все свои дела. Я понял, что рычала не варийка. В три прыжка она оказалась около меня, подняла. Я уловил ее бешеный взгляд. Эта Виера меняется очень быстро! Она непредсказуема!

– Сирус, лезь скорее, – прошептала она.

В голосе было беспокойство. Послушно начал взбираться по толстому стволу, цепляя ногами и руками ветки. Уже кое–что умею!

Виера лезла следом, подталкивая меня своей рыжей шевелюрой.

Она придержала меня за ногу, я понял, что выше лезть не нужно. Вскоре донесся шорох травы и веток кустарников. Десятки, сотни шуршащих веток. Лес словно забурлил, заросли ожили. Что–то приближалось. Мое пугливое сердце сжалось от страха и очередного стресса, я посмотрел вниз на Виеру, она медленно поднялась до моего уровня и жестом приказала молчать. Затем показала в направлении трупа хекра.

Наконец, я увидел зверьков, что создавали столько шума. Именно зверьков, потому, что они были маленькие. Бежевые, удлиненные, плоские многоножки, их становилось все больше и больше. Каждая была не более двадцати сантиметров в длину. Но вместе они превращались в огромную кишащую массу.

Я услышал, как они рычат, такие маленькие, но столько от них звука!

Они облепили труп хекра. Эта живая река, шириной не более двух с половиной метров, окутала его полностью. До меня стали доноситься звуки трескающегося панциря. Увидел, как быстро эти существа вгрызаются в него и проникают вовнутрь. Одна за другой, эти маленькие многоножки резво проникали в тело огромного хекра. Мне показалось, что там уже нет места, а они все входят и входят. Вскоре живая река потеряла интерес к туше и хлынула через наше дерево, обогнула его с обеих сторон и устремилась дальше в заросли. Через минуту последняя многоножка скрылась в кустах. Постепенно хоровое рычание удалялось, а затем и вовсе прекратилось.

– Я дура, – вдруг строго заявила Виера, после недолгих размышлений. – Они учуяли кровь, дура, паясничаю, как маленькая с тобой.

– Это были те самые? – спросил я, несколько виноватым голосом.

– Да, это рычащие звери, их больше, но они меньше, как я и сказала. Мурии, очень опасны, но предсказуемы.

После этих слов, она полезла вниз. Я последовал за ней. Мурии съели все, даже мясо на деревянном вертеле. Присмотрелся: да, и сам вертел порядком изрезан их острыми зубами. Они даже соскабливали слои, пропитанные соком от мяса. Вот же голодные твари! Посмотрел на тушу хекра, на первый взгляд, просто пронизана узкими дырочками. А если присмотреться, осталась лишь оболочка, внутри все выедено.

– Мы теперь без еды? – вздохнул я.

Виера достала из своей сумки пару кусочков и подмигнула с ухмылочкой…

Уже вечер. Мы сидим у тлеющего костра. Как оказалось, Виера разжигает его с помощью какого–то маленького приборчика. Говорит, главное в нем – горючее, доставшееся по наследству от их старого мира Варийи.

За день мы прошли очень много. Я скулил во все горло, но Виера меня не жалела, гнала, хохотала, целовала в лоб и снова гнала. Во время нелегкой дороги я буквально засыпал ее вопросами о животных этого леса. Их множество, но на окраинах, где мы и путешествовали, теперь практически не осталось. В глубинах живут такие чудовища, что у меня мурашки катались по телу, когда Виера о них рассказывала.

Я узнал, что хекр, которого убила Виера, был не взрослой особью, взрослые могут достигать пяти метров в длину. Также подчеркнул для себя, что мурии не видят жертву, а ориентируются по запаху, боятся воды и не охотятся ночью. Странно, но об этих животных в школе Ортар на уроках не рассказывали.

Еще Виера рассказала про опасности у крон деревьев. Там водятся агрессивные насекомые, которые охотятся стаей, как и мурии. Только те умеют летать и боятся света. Насекомые зовутся икли, размер их не более половины пальца, от одного укуса будешь болеть неделю. Укус десяти и более приводит к поражению нервной системы…

Я кушал кислые плоды, что нарвала варийка. Она смотрела на меня, в ее глазах было много вопросов, странно, но за все время она еще ни одного не задала. Ночная свежесть и прохлада бодрили. Пахло угольками.

– Зачем я тебе? – вдруг спросил я.

– Ты мой брат, не спрашивай, – резко ответила она, не сводя с меня своих выразительных и острых глаз.

– В лагере вас было несколько…

– Трое и я, – кивнула она. – Они убиты, с честью приняли смерть в борьбе…

– В борьбе за что?! – перебил возмущенно я.

– За тебя брат Сирус, – она отвечала ровным голосом, будто для нее смерти товарищей были обыденным делом.

– Не хочу, чтобы за меня кто–то умирал, – бросил я. – И не просил этого, на моей совести итак… – я осекся, ком подкатил к горлу.

Вспомнились убитые мною гвардейцы.

– Расскажи, – настояла Виера, она заметила мою горечь.

– Я убил восьмерых гвардейцев императора и старого отшельника, – ответил я.

Не хочу скрывать ничего от нее. Пусть узнает, пусть осуждает. Мне сложно все держать в себе. Может так станет легче?

Она молчала. Почесала свой рыжий затылок, посмотрела налево, направо, вниз на костер, тяжело вздохнула.

– А правда, что ты убивала учеников школы Ортар? – настороженно спросил я.

Она продолжала таращиться на тлеющие угольки.

– Да.

– И отрезала там…

– Да.

Меня передернуло, после такого ответа. В груди похолодело, мурашки зарезвились по спине. Я думал это россказни ребят, байки учеников, устрашение Берона.

– Ты жестокая, – сказал я с как можно большей укоризной в голосе.

– Зинон сделал меня такой, – проговорила Виера без нотки сожаления. – Можешь осуждать меня брат Сирус, даже побить, если станет легче, у меня свои причины и своя месть.

– Что могли сделать тебе мальчишки?!

– Замолчи! – взревела Виера и топнула ногой.

Послушно закрыл рот. В гневе она была страшна. И я действительно испугался ее.

Выкинул недоеденный фрукт в кусты. Не могу смотреть на нее. Моя ошибка, что полностью доверился монстру. Поджилки затряслись. Я начал терять контроль. Развернуться бы сейчас и уйти, куда глаза глядят! Не могу видеть это чудовище. Сжал кулаки… А может действительно ее побить?!

Встал, борясь с мыслью действительно это сделать.

– У меня была дочь, – начала вдруг она, не сводя глаз с тлеющих углей. – В два раза младше тебя, родная кровь, волосы как у меня, цвета солнца, жизнерадостная, умная. Как–то не уследила за ней, была в дозоре. У предателей варийцев был выход в лес, что вы маршем зовете. Я потеряла ее из виду, а когда нашла…

Она начала тихо плакать, но старалась давить слезы.

– Эти маленькие ублюдки… Они изнасиловали ее и изуродовали, поймали где–то детеныша мурии и запустили в нее, – прошептала варийка. – Она еще жила три дня, мучилась. Мурия ведь поест когда, ищет темноту, успокаивается, ей не надо искать еду, ее вокруг много… Я убила свою дочь, не в силах помочь, прекратила ее страдания. Ненавижу их.

В голове все перевернулось вверх дном. Я замер, все претензии куда–то испарились. Что ж это за жизнь такая? Жестокость, месть, убийства. Все правы и все виноваты.

Шагнул к ней, присел рядом и обнял за подергивающиеся плечи. Она не сопротивлялась. Я был не прав, а она сейчас слаба, ей нужна поддержка, хотя бы слабого мальчишки. Она обняла меня в ответ. Я поцеловал ее в соленый лоб. Сейчас она маленькая сестра, а я старший брат.

Через полчаса мы были уже на дереве. Спать тут безопаснее…

Утром меня разбудила Виера. Я чуть было не сорвался. Не могу привыкнуть просыпаться на ветке!

– Тс! – прошипела Виера, когда открыл рот, чтобы звучно зевнуть.

Она указала на соседнее дерево. Сперва не понял, что она хочет от меня. Пока неестественно не зашелестели листья на том дереве. Зеленое тело змеи практически сливалось с местной растительностью, ее выдавали поблескивающие на солнце чешуйки. Эта тварь была не меньше той, что мы встретили с ребятами, когда нападали на лагерь Берона. Тогда нам повезло, кто–то отрезал ее голову.