Полковник не улавливал смысла игры. А Максим разо­брался сразу. Задышал чаще, азартно заперебирал ногами. Полковник опустился на скамью.

— Позволь, я посижу, голубчик. Сей штатский костюм, видимо, имеет свойство наделять человека соответствующим характером, и я ощутил себя бюргером преклонных лет с ра­зыгравшимися недугами. Ты же, дабы соответствовать роли, порезвись пока со здешними юными гражданами, если тебя примут в компанию…

Он понимал, как Максиму хочется туда, а шутливой ви­тиеватостью речи скрыл это понимание.

Максим в один миг скинул башмаки, бросил на скамью чулки и шляпу, и — к фонтану!

Его приняли в компанию. Он объяснился двумя словами с ближними мальчишками и уже через полминуты носился по колено в воде, перехватывая скользкий мяч…

Полковник наблюдал за ребятами из-под опущенных век. Время от времени прижимал к левому боку локоть и придер­живал дыхание. Прошло минут десять. Игра вдруг останови­лась. Потому что вблизи появился рыжий мальчуган лет де­вяти с воздушным змеем странной конструкции — вроде ко­робки с дырами. Из газеты и длинных лучин. Хозяина змея обступили, оставив мяч в воде. Рыжий мальчик объяснял что-то остальным деловито и обстоятельно. Все внимательно слушали. Видимо, здесь не принято было задирать малень­ких. Затем все отошли к дальнему краю площади. Туда выхо­дил переулок, из которого тянул ощутимый ветерок — от него шелестели ясени.

Самый высокий мальчик взял у рыженького змей, поднял над головой и выпустил. Белая угловатая конструкция нето­ропливо пошла вверх, потянула за собой тонкий шнур. Маль­чишки запрыгали, заплясали. Полицейский с интересом по­дошел к ним ближе.

Змей пересек пространство над площадью и остановился в стороне от готической колокольни на фоне очень синего неба с двумя перистыми облаками. Он чуть покачивался в воздушном течении. И от вида этого белого летуна и синевы полковнику вдруг стало удивительно спокойно, боль исчезла.

Но змей держался в небе недолго. Он рыскнул, сделал петлю и косо пошел на снижение. Рыженький мальчик то­ропливо завертел катушку со шнуром. Однако спасти змей не удалось. На половине пути он снизился окончательно и упал в фонтан. Ребята вытащили раскисшее бумажное сооруже­ние и горестно обступили его. Лишь Максим не поддался об­щему унынию. Что-то горячо заговорил, махая руками. Потом побежал к скамье.

— Госп… дядюшка! Дайте денег на газету! Вон там как раз открылся киоск. Каркас у змея уцелел, а бумажную обтяжку мы быстро сделаем новую…

Полковник, морщась, вынул монету в десять крон.

— Купи, голубчик, и мне.

— Да они же наверняка старые!

— Ну, все-таки…

Максим, стуча мокрыми пятками, помчался к киоску. Старичок-продавец угадал в нем приезжего:

— «Саттарский листок» двухдневной давности, молодой человек. По нашим понятиям, совсем свежий. Новости за­речного телеграфа.

— Два, пожалуйста…

Одну газету он бегом отнес «дядюшке».

— Вот. И сдача…

— Оставь на мороженое.

— Нет, она бренчит в карманах, ребята скажут, что хвас­таюсь деньгами… Мы еще не очень спешим? Я хочу показать мальчикам, как правильно делать центровку.

— Играй, я почитаю…

Но почти сразу над площадью разнеслось:

— Максим! Скорее сюда!

В громком голосе были прежние командирские интона­ции, и суб-корнет повиновался мгновенно.

Полковник заталкивал в портфель газету и заодно баш­маки и чулки Максима.

— Обстоятельства изменились. Возвращаться надо не­медля.

— Позвольте, я обуюсь.

— Некогда, ступай так. Здесь это, кажется, позволе­но… — «Дядюшка» уже спешно шагал от площади, и Максим засеменил рядом.

— А что случилось?

— Многое…

— Плохое?

— М-м… нет. Но неожиданное. Объясню позже… Как назло ни одного извозчика…

Кажется, полковнику трудно было говорить на ходу. Не­сколько раз он останавливался и коротко вбирал воздух. Так прошли два квартала, и до гостиницы оставалось столько же. Максим вдруг заговорил негромко и быстро:

— Господин полковник, за нами идут двое. От самой пло­щади с фонтаном. Я видел их еще раньше, в парикмахерской сквозь окно, они смотрели на нас. Тогда я подумал — случай­ность… Не оглядывайтесь, господин полковник, посмотрите на отражение…

Улица как раз кончилась, уткнувшись в почтовую конто­ру с большим, до земли, окном. В стекле полковник увидел, как приближаются два подчеркнуто ленивых господина в клетчатых мешковато сидящих костюмах. Они совершен­но не смотрели на дядюшку и его мальчишку.

— Подержи-ка, мальчик… — Полковник дал Максиму портфель, открыл его неторопливо, словно решил достать и бросить в ящик письмо. И выдернул револьвер (причем вы­летел на тротуар один ботинок).

Полковник толчком пригнул Максима к земле и, глядя на клетчатые отражения, выпустил назад, из-под левого локтя, несколько пуль. Один клетчатый упал, другой широко мах­нул рукою и побежал назад. У Максима заложило уши. В ти­шине он увидел, что в переплете окна торчит широкий, с дрожащей рукоятью кинжал. Это был тяжелый метательный нож — любимое оружие «горных духов».

Полковник бросил револьвер в портфель.

— Идем! — услышал Максим будто сквозь вату.

Они оказались в безлюдном переулке, среди садовых из­городей.

— А ботинок… — глупо сказал Максим.

— Плевать… Вон извозчик. Кликни… — И полковник за­кашлялся.

— Эй, извозчик! — завопил Максим. Тот стоял у тротуа­ра, к ним спиной. Лошадь попятилась, сдавая назад открытую коляску. Полковник с усилием ступил на шаткую под­ножку, откинулся на сиденье. Максим прыгнул следом.

— Что за стрельба там была, господа? — опасливо спро­сил извозчик. Это был длиннолицый прыщеватый парень в мятом цилиндре.

— Мальчишки безобразничают, — часто дыша, объяснил полковник. — Все им неймется после того случая с пушкой.

— Управы на них нету… — Извозчик тронул лошадь.

— В том-то и беда, — сказал ему в спину полковник. И Максиму: — Не смей никогда связываться с такими хули­ганами, уши оторву… — Этакий строгий дядюшка с племян­ником-сорванцом.

— Я не буду…

— Куда прикажете? — опять оглянулся парень.

— За город, в сторону деревни Ключ. Там у нас что-то вроде пикника, мы спешим… А ты без башмаков! — Это опять Максиму. — Там приличные люди собрались, а ты в таком босяцком виде. Срам! Чтобы этого больше не было!

— Я не буду…

— Быстрее, голубчик! Лошадь, однако, пошла тише.

— Сударь, за город это будет подороже. Откинувшись к стеганой спинке, «дядюшка» велел:

— Максим, достань у меня из нагрудного кармана пять­десят крон и дай кучеру… Сдачи не надо…

— Благодарю, сударь! Мы мигом, сударь! — Коляску за­трясло на булыжниках.

В десять минут пересекли городок. Побежали назад при­дорожные кусты и камни. Полковник молчал, прикрыв глаза. У Максима в ритме конного бега прыгало в голове: «Кто они?.. Хотя ясно кто… Чего хотели?.. Хотя ясно чего… Взрослого — наповал, мальчишке зажать рот, и в горы его…»

Он сбоку посмотрел на полковника, надеясь получить в ответ хотя бы понимающий взгляд. Но полковник по-преж­нему сидел с полуоткрытыми глазами, кадык обострился, го­лова неестественно тряслась. Из-под век резко блестели белки. Ужас, какого ни разу не было в бою, сжал Максима. Он рванулся из жутких тисков, он крикнул пронзительно:

— Стой! Стой сейчас же!

Коляска стала. Максим затряс полковника за плечо:

— Дядюшка! Господин полковник! Ну, пожалуйста!.. — Обернул к извозчику мокрое лицо: — Его надо к доктору! Скорее!

Извозчик прыгнул с облучка, подошел, пригляделся. Понял важность происшествия и значимость своей нынеш­ней роли. Сипловато сказал с важностью:

— Чего ж к доктору. Теперь это дело полиции. Туда и по­едем.

— Стой, — опять сказал Максим. Тихо и с болью в горле. — Тогда… вперед. Куда велели…

— Да как же вперед? С покойниками не положено.

— Вперед я сказал! — Это он уже со звоном.

— Ну, вот что, малой, — снисходительно заговорил па­рень. — Ты мне тут свои законы не…