Саша выключила свет, заглушила мотор, и мы вышли из «Форда».

Мангоджерри вцепилась в меня, решив, что я хочу спустить ее на землю. Я понимал ее волнение. Трава здесь была ростом по колено. Увидеть в ней гремучку было бы непросто даже при дневном свете, а избежать укуса еще сложнее: потревоженная змея двигается очень быстро. Когда наружу вышел Рузвельт, я передал кошку ему.

В «Хаммере» открылась дверь водителя, и наружу вышел Доги Сассман, напоминавший накачанного стероидами Санта-Клауса, который выбирается из саней, сконструированных Пентагоном. Он захлопнул за собой дверь и потушил горевший в машине свет.

Рост Доги составляет метр восемьдесят. Сассман уступает Рузвельту Фросту пятнадцать сантиметров, но это единственный из моих знакомых, в присутствии которого Рузвельт кажется маленьким. Доги весит лишь на сорок пять килограммов больше, однако я никогда не видел, чтобы сорок пять килограммов создавали большее впечатление. Он кажется массивнее Фроста не на сорок процентов, а на все сто, даже на двести, и выше его, хотя последнее – оптический обман. Это настоящий сухопутный левиафан, парень, который может за ленчем поспорить с Годзиллой, как лучше давить городские небоскребы.

Доги носит свое тело со сверхъестественным изяществом и не кажется толстым. О да, Доги действительно большой, очень большой, но не рыхлый. Складывается впечатление, что он сделан из одушевленного бетона, не подверженного артериосклерозу, пулям и времени. В Доги не меньше мистического, чем в каменной вороне на вершине Вороньего холма.

Может быть, волосы и борода способствуют тому, что люди принимают его за инкарнацию Тора, бога грозы и дождя у древних скандинавов, потомки которых ныне поклоняются лишь поп-звездам. Его непокорные светлые волосы, пышность которых могла бы оскорбить чувства кришнаита, достают до середины спины, а борода столь густа и волниста, что он бреется не иначе как газонокосилкой. Пышная прическа придает мужчине ауру власти; доказательством являются многие президенты США, не обладавшие никакими другими достоинствами. Я думаю, волосы и борода вносят вклад в то впечатление, которое он производит, хотя полностью объяснить эту тайну не могут ни волосы, ни величина, ни искусная татуировка, покрывающая все его тело, ни голубые глаза, полыхающие, как газовые горелки.

В ту ночь на нем был черный десантный костюм на «молнии», заправленный в черные сапоги. Этот наряд мог бы придать ему вид младенца из Бробдингнега в пижаме доктора Дентона.[37] Однако Доги выглядел как парень, которого Сатана вызвал в ад, чтобы прочистить каминную трубу, забитую узловатыми и упрямо отказывающимися гореть душами десятка серийных убийц.

– Привет, Ужасман, – поздоровался Бобби.

– Привет, Бобстер, – в тон ему ответил Доги.[38]

– Клевые у тебя «колеса», – восхитился я.

– Годятся, чтобы пнуть в зад дьявола, – откликнулся он. Рузвельт сказал:

– А я думал, ты ездишь только на «Харлее».

– Доги, – ответила ему Саша, – водит все виды транспорта.

– Я автомотоманьяк, – признался бородач. – Рози, что у вас с глазом?

– Подрался со священником.

Лед сделал свое дело; глаз, конечно, распух, но уже не представлял собой щелку.

– Нужно ехать, – сказала Саша. – Сегодня ночью здесь скверно, Доги.

Он кивнул.

– Койоты воют, как никогда в жизни.

Мы переглянулись, и я вспомнил Сашино предсказание, что нам еще предстоит встреча с койотами, сделанное тогда, когда стая выходила из оврага позади дома Лилли Уинг.

Вокруг было тихо, как в соборе. Под низким небом раскинулись безмолвные поля и холмы: ветер был еле заметным, как дыхание умирающей монахини. Листья дубов шелестели, словно воспоминания, высокая трава едва шевелилась.

Доги подвел нас к задней части переделанного «Хаммера» и открыл багажник. Внутреннее освещение было не таким ярким, как обычно, потому что половина лампочек была заклеена изолентой, но даже такой свет казался маяком в этой беззвездной, стосковавшейся по луне травянистой степи.

В багажнике лежали два ружья. Это были помповые «ремингтоны» с пистолетными рукоятками, еще более удобные, чем классический «моссберг», конфискованный у Бобби Мануэлем Рамиресом. Доги сказал:

– Сомневаюсь, что вы, два безголовых серфера, попадете из пистолета в серебряный доллар, поэтому берите ружья. Я знаю, стрелять вы умеете. Но тут более крупный калибр, так что будьте готовы к сильной отдаче. С этими «пушками» даже такие мазилы, как вы, могут не заботиться о меткости и остановить кого угодно.

Он вручил одно ружье мне, другое Бобби и дал каждому по коробке патронов.

– Зарядите, а остальное рассуйте по карманам, – велел он. – В коробках ничего не оставляйте. Ваши задницы может спасти последний патрон. – Он посмотрел на Сашу, улыбнулся и сказал:

– Как в Колумбии.

– В Колумбии? – переспросил я.

– Однажды у нас там было дело, – ответила Саша. Доги Сассман жил в Мунлайт-Бее шесть лет, а Саша – два. Интересно, когда состоялась эта деловая поездка – до или после того, как каждый из них обосновался в «жемчужине Центрального побережья». До сих пор я считал, что они познакомились в «Кей-Бей».

– Колумбия – в смысле страна? – спросил Бобби.

– Во всяком случае, не студия грамзаписи, – заверил его Доги.

– Уж не за наркотиками ли вы туда ездили? – не унимался Бобби. Доги покачал головой:

– Спасательная операция. Саша загадочно улыбнулась:

– Ну что, Снеговик, тебя наконец заинтересовало мое прошлое?

– Сейчас меня больше интересует будущее. Доги повернулся к Рузвельту и сказал:

– Я не знал, что вы будете с нами, и не прихватил для вас оружия.

– У меня есть кошка.

– Кошка-убийца?

Мангоджерри зашипела.

Это шипение напомнило мне о змеях. Я тревожно оглянулся и подумал, что наши старые знакомые могли бы предупредить о своем приближении звуком трещоток.

Доги закрыл багажник и промолвил:

– Пора двигаться.

Кроме грузового отсека, в котором лежали две двадцатилитровые канистры с бензином, две картонные коробки и туго набитый рюкзак, переделанный «Хаммер» имел кабину, в которой могло поместиться восемь человек. За двумя ковшеобразными передними сиденьями находились две скамьи, на каждую из которых могло усесться три взрослых мужчины, хотя и не таких больших, как Доги.

Инкарнация Тора села на свое место. Рузвельт расположился рядом и, фигурально выражаясь, вынул пистолет, посадив на колени нашего длиннохвостого сыщика. Мы с Бобби и Сашей сели на переднюю скамью.

– Почему мы не въехали в Уиверн со стороны реки? – спросил Бобби.

– Единственное место, где можно спуститься в русло Санта-Розиты, – ответил Доги, – это пандус дамбы в пределах города. Но сегодня ночью Мунлайт-Бей так и кишит мерзавцами.

– Анчоусами, – перевел Бобби.

– Нас бы заметили и остановили, – объяснила Саша. «Хаммер», освещенный лишь габаритными огнями, проехал сквозь огромную дыру в заборе. Зазубренные концы сетки переплелись как клубок, брошенный игривым котенком.

– Ты все это сделал сам? – спросил я.

– Направленный заряд, – ответил Доги.

– Взрыв?

– Всего лишь немного пластита.

– А это не привлекло внимания?

– Если рассыпать взрывчатку тонкой линией там, где нужно проделать проход, звук будет похож на удар в большой барабан.

– Даже если кто-то окажется близко и услышит, – сказала Саша, – все произойдет так быстро, что он не успеет определить направление.

Бобби проворчал:

– Работа на радиостанции требует намного больше знаний, чем я думал…

Доги спросил, куда мы направляемся, и я описал склады в юго-западной части базы, где в последний раз видел Орсона. Казалось, Сассман знаком с Форт-Уиверном, потому что ему потребовалось всего лишь несколько указаний.

Мы припарковались у огромной, автоматически поднимающейся двери. Находившаяся рядом с ней дверь в человеческий рост была открыта и выглядела такой, какой я ее оставил вчера ночью.