— Пауло покажет тебе оранжерею и сарай для инструментов. Там ты найдешь все, что тебе понадобится. Напиши мне список нужных растений, и я попробую их купить, когда в следующий раз буду в городе.

Джо вгляделась в его лицо.

— Хорошо.

В ответ Рейн лишь кивнул. Радость, промелькнувшая на ее лице, когда она узнала, какую работу он ей нашел, заставила его сердце сжаться. Черт, он не хотел, чтобы она так смотрела на него. От этих взглядов его сердце наполняли чувства, которым давно пора было умереть. И снова его одолели сомнения.

И он желал ее со страстью, равной по силе лишь гневу, который возбуждал в нем ее поступок.

Черт побери! Рейн отвернулся, чтобы не видеть, как Джоселин идет рядом с невысоким темноволосым португальцем к сараю. Она уже смеялась над какими-то словами молодого человека, и Рейн пожалел, что познакомил их. Черт бы побрал эту девку!

Полный решимости во что бы то ни стало выкинуть ее из головы, Рейн направился к конюшне. Как и большинство надворных построек, она была старой и нуждалась в ремонте. Крыша протекала, во всех углах болталась паутина. Пахло животными, навозом и соломой.

Подойдя к дальнему стойлу, Рейн открыл калитку и вывел большого черного жеребца, на котором привык кататься. Рыцарь здесь был лучшей лошадью, единственным сколько-нибудь породистым животным, которое еще не было продано перед его приездом. Рейн сам оседлал коня и вскочил в седло. Боль пронзила спину, он поморщился, но не стал обращать внимания.

Ему нужно было проследить за работой в полях, нужно было проветриться. Ему нужно было развеять жар желания, поселившийся в низу его живота.

Если понадобится, он будет работать дотемна, чтобы усталость освободила его от этого адского желания. А если не поможет, он подумает, не переспать ли с Дульцет.

Он поклялся себе, что сделает это. Он сделает все, лишь бы только его тело и разум освободились от потребности в Джо.

Одетая в чепчик, который дала одна из португалок, Джоселин проработала весь день под ярким карибским солнцем. После такого трудного дня она должна была бы чувствовать себя усталой и раздражительной, но этого не было.

Каждая минута, проведенная на воздухе, приносила ей радость, она чувствовала себя почти свободной. Пауло Баптиста был внимателен и мил. Она узнала, что он наемный работник, а не заключенный, как она.

— Я сам продаю себя в рабство, — сказал он. — Ради шанса на новую жизнь. Всего лишь через пять лет я буду свободен. И у меня будет достаточно денег, чтобы начать новую жизнь в Америке.

— Это звучит восхитительно, Пауло.

И ей это придало надежду. Может, в один прекрасный день и она начнет где-нибудь новую жизнь.

Вечером, раздеваясь, она думала об этой привлекательной перспективе. Она надела ночную рубашку, откинула покрывало и тут увидела это — огромного волосатого паука размером с ее ладонь. Она невольно вскрикнула, развернулась и кинулась к двери. Дверь распахнулась еще до того, как Джоселин добежала до нее, и она налетела на Рейна. Его руки обхватили ее, когда она покачнулась, и он прижал ее к груди.

— Что случилось? В чем дело?

Она вся дрожала, но вдруг почувствовала, как глупо было устраивать такую сцену.

— Извини. Это просто паук. Он — такой громадный!

Рейн улыбнулся. Она не верила своим глазам — он действительно улыбался.

— Боюсь, это шутки местной природы. Они безобидны, хоть и весьма велики. Ты еще не видела здешних ящериц.

Джоселин прикусила губу. Она изо всех сил старалась не рассмеяться, но позыв был слишком силен. Она посмотрела на Рейна, увидела шутливый блеск его глаз, и они оба рассмеялись. Они хохотали, прижимаясь друг к другу, сотрясаясь от веселья. Это было почти как прежде.

И в эту минуту сильнее, чем прежде, Джоселин хотелось, чтобы Рейн знал правду о ее невиновности. Она подняла глаза и увидела, как меркнет его улыбка, как мрачно заблестели его глаза.

— Рейн, я не…

Его поцелуй оборвал ее на полуслове, он был таким жарким, что у нее подкосились ноги. Если бы не этот смех, соединивший их на мгновение, она бы попыталась его остановить. Но теперь она приоткрыла рот, приглашая его язык, почувствовала шелковистую мягкость, жаркое требовательное желание и прижалась к его крепкой груди. Его мускулы напряглись, сердце громко стучало под ее руками, все ее тело пронзила страсть.

Руки Рейна опустились по ее спине, обхватили ягодицы, прижимая к его телу. Она ощутила его мощный член, вспомнила, что чувствовала, когда он входил в нее, и застонала, а ее пальцы гладили его волосы.

Она почувствовала, как он замер, как отстранился, и ощутила невыносимую жажду, как в пустыне. Когда она подняла глаза и увидела лицо Рейна, еще мгновение назад бывшее веселым и нежным, она вздрогнула от нескрываемой ненависти в его глазах.

— Я не дурак, Джоселин. Я знаю, что ты думаешь. Я понимаю, что когда-то вел себя, как идиот, но можешь быть уверена, что это не повторится.

— Рейн, прошу тебя. Если бы ты только…

— Нет, — ответил он, — ни слова больше.

— Но я…

Он схватил ее за руку.

— Все, что я могу сделать, это не ударить тебя. Считай, что тебе повезло, что я смог сдержаться.

Она не сомневалась, что это так. Это можно было прочитать в каждой черточке его сердитого лица. Бросив на нее последний жестокий взгляд, Рейн развернулся и вышел из комнаты.

Джо смотрела ему вслед, пока один из слуг не пришел забрать паука. Комната погрузилась в тишину, Джо осталась одна.

Ее сердце все еще колотилось, а в груди осела тяжесть, когда она улеглась, глядя на тонкую сетку от москитов. У нее в глазах стояли слезы, горло горело.

На одно короткое мгновение Рейн снова превратился в человека, которого она знала и любила прежде. Смех в его глазах вызвал в ее сердце надежду и вернул ее в прошлое, словно ничего не изменилось.

Потом смех затих и возникла страсть. Она не устояла перед ней, как и Рейн. Его гнев был вызван этой страстью, желанием, которому он не хотел подчиняться еще больше, чем она. Но страсть была. Ее тело еще дрожало от желания, которое он возбудил. Перед ее глазами еще стоял его образ.

Горько всхлипнув, Джоселин сжала руку в кулак и стукнула по кровати. Если бы только он выслушал ее! Когда-то он был разумным человеком. Безусловно, горячим, но он редко выходил из себя без достаточной причины. Но теперь гнев ослепил его. Он был уверен, что она виновна, и хотел, чтобы она была наказана.

Но все же было это мгновение смеха. Один нежный взгляд, выдавший еще не умершее глубоко запрятанное чувство. Возможно ли, что старое чувство сохранилось? Может, оно всего лишь загнано поглубже. Может быть, если она будет ждать и молиться… Если только она сможет завоевать его доверие хоть немножко, со временем он ее выслушает.

Может быть, пока он будет оставаться здесь, на острове, он научится ей доверять.

И если это случится, у нее будет шанс стать свободной.

В тот вечер Рейн напился до отупения, а днем, преодолевая ослеплявшую головную боль, проработал шестнадцать часов. Следующие три дня он делал все возможное, чтобы избежать встречи с Джо. Ему иногда приходило в голову поинтересоваться, как она поладила с молодым португальцем, но он гнал эту мысль прочь.

Каждый вечер он пил больше, чем намеревался, но это был единственный способ заставить себя уснуть. Объезжая верхом на Рыцаре свои плантации, Рейн видел склоненную над клумбами изящную фигурку Джоселин — маленькую точечку среди высокой травы, которую он узнал бы повсюду. Вместе с другими закупками из Кингстона прибыла целая повозка садовых цветов, и вот они уже цвели красным и розовым цветом под живительным солнцем.

Дважды он видел Джоселин с детьми батраков. Он слышал, как она смеется вместе с ними. Он вспомнил найденышей в приюте, ее любовь к ним и ее заботу. Это не вязалось с образом обезумевшей от ненависти женщины, но Рейн все еще был уверен, что этот образ — и есть ее истинное лицо.