— Я знаю, что вам пришлось изрядно потрудиться, — говорил он сидевшему на диване человечку. — Но то, чего мы достигли, стоило затраченных усилий.

Из окна кабинета Рейну были видны некоторые из новозасаженных полей, и его охватила гордость от достигнутого.

— Почему бы вам не отдохнуть пару дней? — предложил Рейн. — Если хотите, можете съездить в город. «Королевская гостиница» — приятное место. Вы можете жить там за мой счет.

Маленький датчанин взглянул на него с облегчением.

— Это прекрасная мысль, не буду отрицать. Кофе может быть полезен для головы, но сажать его — безумно утомительно для тела.

Рейн усмехнулся. Как и многие англичане, датчанин был уверен, что кофе способно стимулировать умственную деятельность и придавать силы телу. Но растить кофе и пить его — не одно и то же.

— Завтра я прикажу одному из слуг отвезти вас в город. Если через пару дней вы вернетесь, это будет в самый раз.

— Если это не доставит вам особых неудобств, я предпочел бы отправиться сегодня вечером, — датчанин улыбнулся. — Я так давно не был в женском обществе.

Затянувшись сигарой, Рейн выпустил в воздух колечко дыма.

— Хорошо, я скажу Пауло, чтобы он нашел кого-нибудь, кто отвезет вас.

— А вы не желаете ко мне присоединиться? Любезная шлюшка пошла бы вам на пользу.

Вероятно, он прав.

— У меня слишком много дел.

Рейн поднялся с кресла.

— Насчет плантаций можете не беспокоиться, — сказал, присоединяясь к нему, Берт. — Все идет как нужно. И даже быстрее.

Рейн похлопал датчанина по спине.

— Можете быть уверены, я ценю то, что вы сделали.

Но Берт ошибался в своих сомнениях — Рейна беспокоили не плантации. А слова датчанина насчет женского общества. За последние десять дней Джоселин почти не показывалась, а Рейн был слишком занят, чтобы задуматься над этим, хотя и не мог не обратить на это внимания.

Сегодня вечером он видел, как она работала на грядке с крокусами. Она так нежно брала руками каждый желтый цветок, и, как и тогда, когда он увидел ребенка у нее на руках, в нем что-то оборвалось.

Ее власть над ним сводила с ума. Он должен положить этому конец и побыстрее. Он все откладывал разговор с ней, убежденный, что когда-нибудь чудесным образом наступит подходящий момент. Но момент все не наступал, а Рейн ждал уже слишком долго. Пора с ней поговорить, спросить ее о выстреле и заставить сказать правду. И как только она сознается, он сможет выкинуть ее из своей жизни, перестать думать о ней, погрести печальные события в прошлом.

Как только он сделает то, что намеревается, он отправит ее из Фернамбуковой долины, чтобы она отбывала наказание где-нибудь в другом месте. Но не у Барза Хопкинса — этого он никогда не потерпит. Но найдется же какое-нибудь место, куда она сможет поехать, кто-нибудь, кто поймет, что она пережила, кто будет обращаться с ней хорошо.

Если не на Ямайке, то где-нибудь еще.

Честно говоря, каждая отсрочка этого разговора на день, на мгновение разрывала ему душу. Каждый час он думал о том, где она, что делает, пытался увидеть ее работающей среди цветов или смеющейся с детьми, с которыми она здесь подружилась.

Это стало для него мучением, но он не мог остановиться.

Рейн пересек комнату, открыл резной шкафчик и достал графин бренди. Он не станет много пить, пообещал он себе, просто приведет себя в порядок. Ему нужно сохранить трезвую голову, когда он посмотрит ей в глаза. Он должен быть готов столкнуться с ложью, которую ожидал увидеть, с ее ненавистью из-за отца, которую она почему-то обратила на него. Он хотел, чтобы она увидела его решимость — и наконец призналась.

Он хотел, чтобы с этим было покончено.

Рейн налил себе бокал бренди и выпил его одним глотком, обжигающая жидкость успокоила его. Еще одна рюмка, и он пойдет к Джо.

Он выглянул в окно. Смеркалось; работники уже начали расходиться по своим мазанкам. Джоселин тоже скоро придет — а если нет, он найдет ее.

Сегодня, поклялся Рейн, он положит конец этой муке.

Джоселин как раз закончила поливать только что посаженные розовые герани, она была довольна своими успехами.

Вытерев мокрые руки о фартук, который она надела поверх платья цвета лаванды, Джо направилась к сараю, чтобы убрать большую лейку, которой только что пользовалась. Она еще утром закончила с цветами, а потом переоделась, чтобы помочь работницам с детьми.

Обычно за малышами, которые были еще слишком малы, чтобы ходить с матерями в поле, присматривала женщина по имени Магда, но сегодня у нее начались месячные и она чувствовала себя очень плохо. Джоселин охотно вызвалась ей помочь, она была рада провести время с Туни и Майком, с остальными малышами. Когда стало смеркаться, матери пришли за своими отпрысками. Снова оставшись одна, Джоселин решила полить цветы, которые днем посадила перед домом.

Теперь, покончив со своими делами, она вернулась в сарай, стоявший особняком за огородом.

Как обычно, в длинном каменном здании было прохладно и безупречно чисто, все лежало на своих местах, лавки были чисто вытерты, пол выметен веником из листьев кукурузы.

Последние лучи солнца заглянули в окошки под черепичной крышей, с гор подул свежий ветер. На Джо пахнуло землей от мотыг, лопат, совков, грабель и тысяч других садовых орудий, ароматом фиалок, цветущих в маленьких плошках на одной из полок. Она едва успела поставить лейку на скамью, когда у нее за спиной раздался шум открывшейся двери.

— Я так и думал, что найду тебя здесь.

Рейн стоял в лучах закатного солнца, золотившего его волосы. На нем были нанковые панталоны и белая льняная рубашка с расстегнутым воротом. На его высоких черных сапогах осела пыль.

— Я как раз заканчивала работу и собиралась идти ужинать.

Джо старалась не обращать внимания на то, каким красивым, каким мужественным он выглядит.

Она старалась не обращать внимания на то, как панталоны облегают его мускулистые бедра, как на шее у него выступают жилы, намекая на мощь скрытого рубашкой тела. Она старалась, но не смогла подавить сердцебиение при мысли о его мускулистой груди, о том, как двигалось его тело, когда они занимались любовью.

— Я уже почти закончила с клумбами вокруг дома, — сказала она, надеясь, что он не заметит, как дрожит ее голос. — Я надеюсь, вы довольны тем, что я сделала.

Против воли ее сердце забилось сильнее, а между грудей выступил пот.

— Я больше чем доволен твоей работой. Но, к несчастью, я пришел поговорить не о цветах.

— Если не о моей работе, то о ч-чем же?

Ее глаза вглядывались в его лицо, но оно оставалось в тени. Он держался напряженно, его ноги были расставлены как тогда, когда он дрался с матросом в таверне.

— Джоселин, нам пора разобраться с прошлым. Я искал тебя сегодня, чтобы поговорить о выстреле. Я не намеревался обсуждать это здесь, но теперь мне кажется, что так будет даже лучше. Здесь мы, во всяком случае, скрыты от любопытных глаз и ушей.

Джоселин глотнула.

— Да… здесь уединенно. Пауло мало кого сюда пускает.

Она с трудом выдавливала из себя слова. Во рту у нее пересохло, руки дрожали. Он пришел, чтобы услышать правду? Была ли это именно та возможность, о которой она молилась все это время? У нее появилась надежда, но вместе с ней и ужас.

— Насчет случившегося… — сказала она. — Я надеялась, что настанет день, когда мы сможем это обсудить.

В поведении Рейна что-то неуловимо изменилось. Когда он вышел на свет, она заметила резкие линии у него на лбу и напряженную челюсть. В его глазах читалась холодная, продуманная решимость, и ее сердце упало.

— Я не думаю, что здесь есть, что обсуждать. Мы оба и так знаем, что произошло — в меня стреляли с очень близкого расстояния. Рана была очень тяжелой. Я чуть не умер. И вот я пришел узнать, что ты можешь сказать об этом.

Джоселин скользнула по нему взглядом, заметила, как непреклонно он держится, как готов не верить ни единому слову. Его глаза стали совсем темными, губы сжались. И ее как удар грома поразила мысль, что он пришел сюда не за тем, чтобы услышать правду, он пришел противостоять ее отрицаниям вины. Он был уверен, что она солжет, уверен, что она виновна, — как был уверен с самого начала. И он уже предубежден против нее.