— Совершенно невероятно, но у меня нехорошее предчувствие, — обратилась Мариетта Нортон, старший редактор журнала «Мода» к Биллу Хэтфилду, одному из лучших фотографов, работающему для ее журнала. — Последний раз подобные предчувствия возникли у меня после того, как я услышала о Перл-Харборе.

— Предчувствия, черт побери… Я так просто напуган до смерти. Последние три раза, когда Мистраля пытались сфотографировать, парни вернулись с пустыми руками. На пленке остался только его затылок. Но у них не было нашего секретного оружия, прекрасной Теодоры.

Мариетта и Билл сидели в стареньком такси, нагруженном чемоданами, и направлялись в «Турелло». Ночь накануне вся группа провела в гостинице. Первоначальный замысел Мариетты Нортон состоял в том, чтобы снять костюмы для отдыха в мастерских трех самых великих из живущих французских художников — Пикассо, Матисса и Мистраля. Благодаря связям Дарси в мире искусства она получила на это разрешение.

За один день в Валлариусе Билл Хэтфилд отснял пятнадцать пленок с Тедди и Пикассо. Среди скульптур Берри облачила Тедди в черное платье из шелкового органди без бретелек с нарисованными на ткани огромными белыми бантами. Чуть покачиваясь в черных босоножках на высоченных каблуках, Тедди стояла среди разрозненных металлических частей, которые Пикассо собирал для своей будущей скульптуры: рули и цепи от велосипеда, колеса и педали разных размеров, разнообразная железная рухлядь, которую можно найти на помойке. А Пикассо с наслаждением флиртовал с рыжеволосой красавицей, пока она изо всех сил пыталась не зацепиться тонкими чулками за гвозди и колючую проволоку. Затем Тедди быстро переоделась в цветное шелковое платье, и вся группа переместилась в студию, где мастер писал. Пикассо выглядывал из-за пузатой печурки, с гордостью показывая на свисающую с потолка паутину, которую он никому не позволял уничтожать. Билл щелкал при каждом удобном случае.

Из Валлариуса они направились в Ниццу к Матиссу, прикованному к постели в своем номере в отеле «Регина» и живущему среди великолепных зеленых растений, поющих птиц, воркующих голубей и вырезанных из бумаги разноцветных творений, созданных художником, который не мог больше писать.

Матисс встретил их очень тепло и был просто очарован Тедди в пышном платье, которое разноцветьем напоминало о Востоке. Он очень высоко оценил движение ее обнаженных рук и сказал, что ни одна из его одалисок не была способна на такое. Тедди приходилось все время переодеваться, чтобы заполнить восемь страниц журнала новейшими весенними моделями. А во владениях Мистраля Мариетта Нортон планировала отснять модели для зимнего отдыха, которые должны были занять еще четыре страницы.

По дороге в «Турелло» Тедди сидела рядом с водителем в машине, ехавшей следом за такси Мариетты. На заднем сиденье беседовали помощник Хэторилуа Сэм и Берри, отвечавшая за все во время путешествия. Между ними определенно развивались какие-то отношения, если судить по расслабленному и очарованному виду, с которым Берри накануне вечером вернулась в номер, который занимала вместе с Тедди. «Счастливая ты, Берри, — подумала Тедди, — я тебе завидую. Эта страна создана для любовников».

Такси миновало старинные, но по-прежнему работающие мельницы и каналы вокруг города Иль-сюр-ля-Сорг, и Тедди посмотрела на карту. До Фелиса оставалось ехать не меньше получаса. Тедди нервничала. Знают ли остальные, что ее мать когда-то позировала Мистралю? С того памятного шоу в Нью-Йорке в 1931 году серия полотен под общим названием «Рыжеволосая женщина» никогда больше не выставлялась. Но любой, кто хотя бы в малой степени интересовался искусством, наверняка видел их в репродукциях. И все же вряд ли в 1952 году их связывали с именем Маги Люнель.

Тедди училась в колледже, когда во время занятий преподаватель показывал им слайды и рассказывал о творчестве Мистраля. Она никогда не рассматривала эти картины внимательно, но в тот раз, сидя с пылающими щеками в полутемной аудитории, Тедди ясно поняла, что эта красивая, рыжеволосая, полная чувственности девушка и есть ее замкнутая, деловая, строго причесанная, элегантно одетая мать.

Приехав домой на каникулы, Тедди набралась храбрости и спросила Маги об этих картинах. Но услышала лишь краткий, невыразительный ответ:

— Я была совсем юной, когда позировала художникам. Это было так давно и так недолго, что я почти ничего не помню. Разумеется, мы все позировали обнаженными. Мне казалось, ты об этом знаешь.

Тон матери не оставлял ни малейшего сомнения в том, что она не намерена обсуждать свою жизнь в Париже и вдаваться в подробности. Тедди слишком ее боялась, чтобы настаивать. Почему-то жизнь Маги до приезда в Штаты тоже оказалась в числе запретных тем для разговоров, как и рождение Тедди или так и не заданные ею вопросы о ее отце.

За последние четыре года, став финансово независимой от Маги, Тедди почти забыла о мучительных для нее двойных стандартах. Вопросы без ответов перестали играть какую-нибудь роль в ее жизни. Тедди думала исключительно о себе, окруженная множеством поклонников. Только из-за грядущей встречи с Мистралем она снова вспомнила о старых проблемах.

Когда Маги узнала о съемках для «Моды», она категорически возражала против участия Тедди в этом проекте, но та настояла на своем. Тедди надеялась, что мать все-таки объяснит ей, почему она не хочет отпускать ее в Прованс. Но Маги привела десяток причин, ни одна из которых не имела отношения к Мистралю. В отместку Тедди отмела все ее возражения.

Тедди пыталась угадать, чего боялась Маги, и, когда такси свернуло на дорогу, ведущую к ферме, ее сердце забилось быстрее. Что это за секрет, который, по мнению матери, может иметь значение после стольких лет? Неужели мама так наивна, что думает, будто ее светскую дочь может ужаснуть это давнее позирование художнику, ставшему теперь глубоким стариком?

— Берри, — негромко сказала Тедди, — мы почти приехали. Пожалуй, тебе стоит снова подкрасить губы, пока Мариетта тебя не увидела.

— Мне очень жаль, что я заставляю вас ждать, — извинилась Кейт, обращаясь к Мариетте, — но Жюльен все еще работает, и я не осмелилась сказать ему, что вы приехали.

— Надеюсь, свет не уйдет, — озабоченно пробормотал Билл.

— Не волнуйтесь. Я заставила мужа пообещать, что он закончит работу ровно в пять, и напомнила ему об этом за завтраком. Он редко соглашается на это, но если мне удается добиться от него положительного ответа, то он всегда выполняет обещания.

— Мы вам крайне признательны, — произнесла положенные слова Мариетта и взмолилась про себя, чтобы за очередным проявлением благодарности с ее стороны последовало появление Мистраля. Пикассо работал с ними целый день, а Мистраля едва уговорили на несколько часов во второй половине дня.

— Что вы, не стоит. Я многолетняя читательница вашего журнала. Во Франции я получаю его по почте, — улыбнулась Кейт, воплощение жены великого художника. Она провела всю группу по дому, продемонстрировала просторные, в соответствии с модой несколько пустоватые комнаты с выбеленными стенами, высокими потолками и выложенными сверкающей восьмиугольной терракотовой плиткой полами. Корзинки с высушенной лавандой стояли среди изысканной антикварной мебели. Кейт выделила комнату для Тедди, где она могла переодеваться между съемками. Группа ждала художника больше часа, сидя в уютных креслах в увитой виноградом беседке и потягивая из высоких стаканов лимонад с ароматом черной смородины.

Кейт Мистраль не обращала внимания ни на кого, кроме Мариетты Нортон. Она обладала врожденной способностью сразу выделять из любой группы самое важное лицо и поэтому теперь говорила только с редактором отдела моды. Она хотела продолжать рекламную кампанию в самых модных изданиях, чтобы публика не утратила интереса к работам ее мужа.

Пока Кейт мило болтала с Мариеттой, сидя на плетеном диванчике, остальная группа расположилась в отдалении. Только Тедди осталась стоять в своем платье из белого джерси без рукавов от Анны Фогерти. Верх платья был заложен в мягкие складки и образовывал глубокий вырез в форме буквы V. Пышная юбка прикрывала ноги почти до щиколоток.