Внутренний О. поддерживает тепло человеческого тела, однако его избыток приводит к болезни (ср. русское название лихорадки — огненная). В славянских заговорах и магических действиях любовное чувство уподоблялось О. Например, в русском заговоре говорилось: «В печи огонь горит, палит и пышет и тлит дрова; так бы тлело, горело сердце у рабы Божией (имярек) во весь день, по всяк час…» Женщины сушили в печи вырезанный из земли след мужчины или какую-нибудь принадлежащую ему вещь, чтобы он так же сох от любви.
В народной культуре метеориты осмыслялись как падающие на землю огненные змеи. Образ змея, имеющего огненную природу или пышущего О., известен в сказках, былинах, духовных стихах и книжных произведениях. Архаичен и образ огненной реки, отделяющей мир мертвых от мира живых.
Сакральный характер приписывался О., загоревшемуся от удара молнии, а также рукотворному «живому» огню, который добывали старинным способом при помощи трения. Выражение «живой О.» известно в разных славянских языках и восходит, по-видимому, к праславянской эпохе. Такой О. русские называли также: новый, деревянный, реже — святой, самородный, трудовой, небесный. Чтобы остановить падеж скота, прогоняли стадо через костер, зажженный от «живого О.». Иногда скот прогоняли между двумя кострами или разводили костры на разных концах деревни, чтобы оградить ее от болезни. Так же поступали и для прекращения эпидемии тифа или других болезней: вытирали «живой О.» и через разведенный небольшой костер переходили все здоровые, а затем переносили и больных.
Со стихией О. связаны небесные светила и явления (солнце, молния), золото, красный и желтый цвета; устремленность О. кверху, неподвластность земному притяжению сближают его с ветром и душой человека.
Лит.: Журавлев А.Ф. Из русской обрядовой лексики: «живой огонь» // Общеславянский лингвистический атлас. 1976. М., 1978.
A.Л. Топорков
ОДЕЖДА в традиционной культуре славян выступает как противоположность наготе по признаку «культура — природа» и идентифицирует человека по этническим, половым, возрастным, ритуальным и другим признакам, маркируя оппозиции свой-чужой, мужской-женский, старый-новый, будни-праздники, обыденное-сакральное.
Разные части О. имеют неодинаковую семантическую нагрузку и функционируют в различных сферах народной культуры. Так, среди деталей мужской О. наиболее «нагруженными» являются рубашка, шапка, штаны и пояс, из женских атрибутов — рубашка, пояс, фартук, используемые в календарной и семейной обрядности как охранительные и продуцирующие средства.
У славян широко известно поверье, что первая О. человека воздействует на всю его последующую жизнь. Поэтому новорожденного нередко принимали в рубашку, сшитую самой старой женщиной в семье, чтобы он унаследовал ее судьбу и жил долго, в старую нестиранную рубашку отца, «чтобы он его любил», старую О. отца или матери, а для пеленок использовали части О. взрослых, чтобы ребенок непременно унаследовал их положительные качества. Если в семье умирали дети, то повитуха принимала новорожденного в штаны отца или в рубашку, сшитую старой женщиной во время родов.
У славян существовали особые виды одежды, свидетельствующие о вступлении в брачный возраст: понева — вид женской набедренной О., фартук и украшения у девушки, пояс и шерстяные штаны у парня. Замужние женщины отличались особой прической (убранные волосы) и головным убором: чепец, кокошник, наметка, белый платок. Молодая в первый год после замужества носила яркую, праздничную О. со множеством украшений, что имело охранительную и продуцирующую функцию.
Новая О. использовалась в свадебном обряде (костюм жениха и невесты), при похоронах, первом севе, посеве льна. У русских в первый день Нового года девушки надевали все новое, чтобы у них всегда были обновы. Старая О. использовалась чаще в качестве апотропея (в родинах, ряжении, аграрно-скотоводческой магии). В Московской губ. отелившуюся корову окуривали из старого лаптя, стоптанный лапоть вывешивали в курятнике.
О. часто выступает в роли двойника человека, метонимически замещая его. Так, у сербов Краины беременная женщина, у которой не держатся дети, до рождения просит попа окрестить ребенка, совершив ритуал над его рубашкой, чтобы защитить его от смерти. В Болгарии известны случаи помолвки и даже бракосочетания невесты с шапкой или штанами жениха. Ю.-слав. погребальный обряд предусматривает возможность оплакивания и даже погребения одежды покойного, если смерть случилась вдали от дома. Сходные по семантике действия известны и русским, где на сороковой день в дом приходил обмывальщик в одежде покойного, как бы представляя последнего (Пензенская губ.).
Широко известны магические манипуляции с О. в народной медицине, любовной и вредоносной магии. О. больного относили на дерево, на придорожный или кладбищенский крест, протаскивали через прокоп в земле, через расщепленный ствол дерева, бросали в воду источника и др. В сев. — зап. Сербии верили, что венчальная О. помогает при родах, а у русских в подобных случаях использовали штаны мужа роженицы. В свадебное платье или фартук невесты словаки закутывали детей, страдающих «слабостью», а в полесской традиции ребенка во время судорог накрывали «вiнчаним платтям».
Желая обеспечить себе любовь до смерти, девушка должна была связать кусок своего белья и кусок от белья парня и закопать их на кладбище под могильным крестом (Спиш, Словакия). В Полесье известно поверье, что плодовитость невесты можно уничтожить, надев на нее мужскую О.
В календарной обрядности О. использовалась при ряжении (колядование, масленичные обходы) и в аграрной магии. У всех славян широко известно переодевание в О. противоположного пола, что имело продуцирующее значение. Переодевались и на южно-славянской свадьбе при замешивании хлеба и в маскарадных играх после объявления о невинности молодой. На Брянщине при посеве льна хозяин надевал женский фартук, куда клал семена, а в Рязанской области, отправляясь сеять, мужчина нес семена в собственных штанах.
Во многих славянских традициях известен обычай подкладывания под порог хлева различных частей О. (фартука, штанов, пояса). Считалось, что расстеленная под ногами скота О. «привязывает» его к дому, хозяевам.
У южных славян в мужских и женских календарных обходах использовалась свадебная О., что должно было обеспечить молодежи скорое вступление в брак.
Существовал ряд запретов на изготовление О. в определенные периоды времени. В Славонии женщины не пряли в доме, пока там лежит покойник, иначе будут неметь руки. У словаков в Горегронье нельзя было прясть в Пепельную среду: конопля и лен не вырастут, а нитки принесут несчастье тому, кто носит О. из них. У южных славян запрещалось шить и чинить О. в средопостную среду, Андреев день, Лазарев день. У балканских славян широко известно табу на изготовление мужской О. во время «волчьих дней», чтобы волки не трогали пастуха и его стадо или охотника.
Нередко в обрядах и повседневной жизни использовалась О., вывернутая наизнанку для защиты от «злых сил» и «сглаза», ночного путника, роженицы, жениха и невесты на свадьбе, родственников покойного во время траура, чтобы душа не узнала их и не смогла бы им причинить вреда, если те случайно обидят ее. Но одетая навыворот шуба могла иметь и продуцирующее значение, как пожелание богатства, плодовитости и благополучия в свадебном обряде и при крещении ребенка, когда его перед выходом в церковь клали на вывернутую шубу.
Цвет О. имеет знаковую функцию в семейной обрядности: при трауре — черный и белый; на свадьбе — красный и белый; старики носят черную О.; у некоторых мифологических персонажей: демоны судьбы — в черной О., юды, самовилы, ведьмы — в белой, змеи имеют серебряную рубашку.
В фольклоре известны «чудесные» атрибуты О.: шапка-невидимка, сапоги-скороходы, плащ-невидимка у южных славян.
Лит.: Г.С. Маслова. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX — начала XX в. М., 1984.