Домашний огонь постоянно поддерживали в П. и сохраняли ночью в виде горячих углей. Их старались не передавать в другой дом, иначе вместе с огнем семью могли покинуть достаток и благополучие. Известен бродячий сюжет о разговоре двух огней: один из них жалуется другому, что его хозяйка плохо за ним следит, и сообщает, что собирается в виде наказания устроить пожар и сжечь ее дом.
Когда кто-нибудь уходил из дома, П. закрывали заслонкой, чтобы ему повезло в пути и его не поминали лихом оставшиеся хозяева. В Полесье хозяйка, вынув из П. хлеб, закрывала ее заслонкой, иначе, по поверью, когда она умрет, у нее будет рот «раззявлен». При приближении грозы заслоняли трубу, чтобы черт или другая нечистая сила не могли туда спрятаться и гром не ударил в хату. Через трубу зовут пропавший в лесу скот в надежде, что он вернется обратно.
Лит.: Топорков A.Л. «Перепекание» детей в ритуалах и сказках восточных славян // Фольклор и этнографическая действительность. СПб., 1992. С. 114–118; Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб., 1993. С. 53–54, 116–117, 215–216; Невская Л.Г. Печь в фольклорной картине мира // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. 2. М., 1999. С. 101–109.
А.Л. Топорков
ПИТЬЁ — у древних славян часть языческого культа. По сообщению немецкого хрониста XII в. Гельмольда, балтийские славяне «во время пиров и возлияний… пускают вкруговую жертвенную чашу, произнося при этом заклинания от имени богов». Формулы своеобразных заклятий-благословений, звучавших при П. в Киевской Руси, дошли до нас в надписях на чарах. В древнерусских поучениях против язычества не раз говорится о наполнении черпал и питии чаш в честь бесов, под которыми подразумеваются, очевидно, языческие боги. Соответственно в старинных требниках обычным исповедным вопросом было: «Молилась бесом или чашу их пила?» И в более позднее время, несмотря на осуждения церкви, пьянство, обжорство, а также сквернословие и др. формы антиповедения устойчиво сохранялись во многих народных праздниках и обрядах, имеющих языческие корни.
Наиболее ранние свидетельства об алкогольных напитках и ритуальных возлияниях у славян восходят еще к середине I тыс. н. э. Византийский автор Приск рассказывает о том, что в 448 г. славяне, жившие на территории нынешней Венгрии, угощали посланцев византийского императора к правителю гуннов Аттиле вместо вина медом, и приводит его славянское название.
Арабские географы IX–X вв. подтверждают, что основной алкогольный напиток у славян делался из меда. Гардизи сообщает и о его ритуальном использовании: «Когда минует год после смерти (покойника), готовят много меда, собирается вся семья покойника на этом холме, пьют мед и поминают его». В книге Ахмеда ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921–922 гг. описаны похороны знатного руса, которые он наблюдал своими глазами. Пока мертвый еще не был сожжен, русы предавались беспробудному пьянству: «Они, злоупотребляя набизом (спиртным напитком. — А.Т.), пьют его ночью и днем, так что иной из них умрет, держа кубок в руке». Вместе с умершим сжигали и девушку, которая соглашалась последовать за ним в мир смерти; перед тем как убить ее, ей также давали выпить кубок набиза (т. е. своеобразную чашу смерти).
Саксон Грамматик (XII в.) оставил описание идола Святовита в Арконе: «В правой руке идол держал рог из разных металлов, который ежегодно наполнялся вином из рук жреца, для гадания о плодородии следующего года». После этого «на другой день перед народом, собравшимся у врат святилища, жрец брал из руки идола рог и если находил, что напитка в нем убыло, то предсказывал бесплодный год, а если напиток оставался, как был, то предвещал урожай… Потом он выливал старый напиток к ногам идола, в возлияние ему; наполнял рог свежим напитком и, почтив идола, как будто он должен был пить прежде жреца, просил торжественными словами счастья себе и стране и людям обогащения и побед. Окончив эту мольбу, он осушал рог одним разом и, наполнив опять, клал в руку идолу». Полнота сосуда предвещает благополучие и плодородие (т. е. полноту в переносном смысле), жрец произносит магическое благопожелание (прообраз современных тостов) и пьет напиток не прерываясь. В ритуале принимает участие не только священнослужитель, но как бы и само божество.
«Повесть временных лет» рассказывает о том, как в 945 г. княгиня Ольга, желая отомстить древлянам за смерть мужа, устроила тризну (погребальный пир) на его могиле. «Посем седоша деревляне пити, и повеле Ольга отроком своим служите пред ними… И яко упишася деревляне, повеле отроком своим пити на ня, а сама отъиде кроме и повеле дружине своей сечи деревляны». Выражение «пити на ня» многозначно: «пить за здоровье, пить за них, пить за их честь, напоить (т. е. перепить), чтобы потом избить».
П. имело обязательный характер при встрече гостя, во время церемониальной или обрядовой трапезы, что приводило к бытовому и ритуальному пьянству. «Кто не пьет лихо, тому нет места у русских», — писал швед Петр Петрей в начале XVII в. Иностранцы неоднократно отмечали специфическую манеру русских пить водку не прерываясь. В былинах святорусские богатыри выпивают без остановки огромные чаши, которые им подносит Владимир-князь, и тем доказывают свою готовность к ратным подвигам. По свидетельству англичанина Климента Адамса, царь Иван Грозный также выпивал чашу «одним духом».
Павел Алеппский (XVII в.) рассказывает о том, что в конце одного обеда гости «выпили чаши за здоровье хозяина и хозяйки, осушая их до капли, ибо у них обыкновение, что кто не осушает чашу, тот считается отъявленным врагом, потому что не выпил за полное здоровье хозяина дома». Как отмечал С. Герберштейн (XVI в.), русские пьют чашу до дна и при этом говорят, что они желают великому князю «удачи, победы, здоровья и чтобы в его врагах осталось крови не больше, чем в этой чаше». В этом случае актуализировалась символическая связь вина с кровью и питье чаши приобрело характер магического акта.
Лит.: Байбурин А.К., Топорков А.Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. Л., 1990. С. 148–156.
А.Л. Топорков
ПЛАНЕТНИКИ — существа, пребывающие в дождевых и градовых тучах, управляющие движением туч, осадками, ветром, погодой. Характерны для демонологических представлений карпатско-южнославянского ареала. В южнославянской (особенно сербской) традиции власть над тучами приписывается так называемым погибалцам, т. е. «нечистым», «заложным» покойникам. Кроме того, предводители туч могут представляться в виде орла, змея, дракона (см. Хала). В южнопольской традиции эта функция принадлежит П., или хмурникам, которые тянут тучи по небу, держат их, чтобы не шел дождь; сбивают туман в тучу, наполняют тучи водой с помощью радуги, толкут железными цепями лед, превращая его в град, посылают на землю дожди, наказывают градом за грехи (рождение и умерщвление внебрачного ребенка, сожительство дочери с отцом и т. п.). П. имеют антропоморфный облик; в них превращаются дети некрещеные, скинутые или приспанные матерью, отравленные или умерщвленные; утопленники, висельники и др. «нечистые» покойники, дети богинок и стригоней (упырей). П. могут быть также двоедушники, которые во время грозы или бури переносятся на небо. Иногда П. спадают на землю с туч вместе с ливнем или сходят на землю, чтобы поправить оборвавшуюся веревку. П. может опуститься только на границу сел, тогда он идет к ближайшему селу и просит у первого встречного молока от черной коровы и яйца от черной курицы, а затем возвращается на границу и оттуда вместе с туманом возносится на свою тучу. П. бывают дружественны по отношению к встречным людям, предупреждают их о буре и граде. Считается, что П. питаются в облаках мукой, которую люди бросают в огонь, чтобы защититься от града. П. могли называть и обыкновенных людей, умевших предсказывать погоду и отгонять тучи от своего села (с помощью острых железных орудий, особой палки, которой разнимали лягушку и ужа; специального заговора молитвы и т. п.). П. близки серб. здухач, др. — рус. облакопрогонник, облакогонитель.
