К этому добавлялись обряды, посвященные «изгнанию Иуды» или «Поста», а также обыкновение заменять молчащие в последние дни С. н. колокола грохотом трещоток и колотушек. За таким занятием молодежь проводила три последних дня Великого поста, оглашая окрестности неимоверным шумом. Этим «творилась память» Иисусу Христу. В среду, четверг и в пятницу у хорватов совершался «барабан»: по окончании службы парни сильно били длинными прутьями по скамьям в церкви и гремели трещотками.
Страстная пятница в быту и повседневной жизни была временем вселенской скорби по поводу кончины Иисуса Христа, выражающейся не только в строгом посте и других ограничениях. В Страстную пятницу, по поверьям, вся природа скорбит вместе с людьми и затихают птицы. Со скота снимали колокольчики, хозяйки запирали в темных сараях домашнюю птицу, чтобы она не шумела и хоть немного попостилась (по словенским поверьям, это воздержание летом защитит птицу от нападения хищников). Запрещалось свистеть: словенцы считали, что в момент смерти Христа от радости свистели черти. Верили, что человек, засвистевший в пятницу, будет унесен чертом, а тот, кто на минуту забудется и закричит, уже никогда в жизни не сможет закричать. Матери запрещали детям играть на улице и шуметь, а также просили не топать ногами по земле, чтобы не ранить ее гвоздями от каблуков, ведь в землю уже положен Христос. Украинцы не шумели, не разговаривали дома в полный голос и не ссорились. У кашубов в Страстную пятницу принято было плакать; а если дети не плакали, то их били ветками.
Т.А. Агапкина
СТРАСТНОЙ ЧЕТВЕРГ — четверг на последней неделе Великого поста (см. Страстная неделя).
У восточных и южных славян С. ч. был связан с культом мертвых. Предков в этот день «поили», для чего поливали могилы вином и водой, выставляли горшки с водой у домов (там, где можно ожидать появления душ), раздавали на кладбище кувшины для воды. В Западной Болгарии в С. ч. сразу после первых петухов женщина шла к источнику, набирала там несколько кувшинов воды и отправлялась с ними на кладбище, где выливала по одному-два кувшина на каждую принадлежащую семье могилу. Широкую известность получил обычай пускания воды мертвым. Кое-где в С. ч. обустраивали могилы.
Специфической чертой поминовений в С. ч. является обычай разводить поминальные семейные костры: их жгли на кладбище, вблизи «своих» могил, а также во дворах и на других традиционно принадлежавших семье участках земли. Так, в сербском селе Свиница, расположенном на румынском берегу Дуная, такой костер разводили утром на пороге дома и предназначали его всем умершим в этой семье, а затем жгли костры на кладбище, в изголовье каждой могилы. Считалось, что таким образом «греют» покойников. Великочетверговые поминальные костры известны на украинских Карпатах и в других местах.
У восточных славян С. ч. повсеместно назывался в народе «Чистым», т. к. на него приходились основные очистительные ритуалы Страстной недели (в католическом мире они могли совершаться утром в Страстную пятницу). Люди мылись в бане, иногда обливались водой у проруби или даже купались в ней, а также приносили домой для умывания свежую воду из источников для того, чтобы, омывшись ею, избавиться от болезней (главным образом кожных) и обеспечить себя здоровьем на весь год. Люди также сбрасывали в проточную воду старую одежду (чтобы зло и болезни уплыли вместе с ней); мыли и высушивали на солнце предметы домашней утвари (например, дежу); приносили домой ветки можжевельника и жгли их дома на листе железа, а затем перешагивали через огонь в апотропеических целях; окружали дом магическим кругом (объезжали его верхом на кочерге, очерчивали мелом и др.), оберегая дом и домочадцев от всякого зла, от проникновения в дом змей, лягушек, белили дом и др.
У восточных славян С. ч. был единственным днем в году, когда, как считалось, можно было увидеть домового: для этого брали свечу, принесенную домой с вечерней службы в церкви, и пасхальное яйцо и шли на чердак, где оставляли ему яйцо, чтобы и домовой мог «разговеться» на Пасху. Если человеку показывался мохнатый, в шерсти, домовой, то ожидали богатства и удачи, если голый, без шерсти, — нищенства. В этот же день пытались заручиться расположением домового, чтобы он оберегал скот: для этого под угол дома выкладывали для него еду. Ночью ходили в лес, где, сняв с себя крест, призывали лешего и расспрашивали его о судьбе.
В С. ч. совершали ритуалы, напоминающие приглашение зверей и мифологических существ на рождественский ужин. Для этого, например, дети выносили наружу овсяный кисель и «звали зверей»: «Волки, медведи, лисицы, куницы, зайцы, идите к нам кисель есть!», полагая, что насытившиеся звери не тронут летом ни скот, ни сады.
Известен обычай изготавливать в С. ч. вещи, имеющие магическую силу. Так, на восходе солнца, сидя на пороге дома, хозяйка выпрядала особую нить, крутя веретено и суча нить в обратную сторону. Этой нитью перевязывали руки, чтобы они не болели при жатве; вплетали ее в рыболовную сеть, чтобы улов был больше, и т. п. Повсеместно известно и приготовление особой «четверговой» соли: ее специально пережигали в печи, освящали в церкви или выносили на улицу «под звезды», полагая, что от этого соль, оскверненная некогда Иудой во время Тайной вечери, «очистится» и приобретет целительные свойства.
На С. ч. приходились многочисленные обычаи, связанные с домашними животными. В открытую печную трубу хозяева созывали по кличкам всю скотину, чтобы летом, во время выпаса, скот не разбредался и возвращался с пастбища домой. Женщины на огороде вешали на колышки забора перевернутые горшки, с тем чтобы коршуны и ястребы не таскали цыплят (см. Куриный бог).
Считалось также, что все, совершенное в С. ч., в итоге обернется удачей и прибылью. Так, соседка стучала в окно своей приятельницы и спрашивала у нее: «Дома ли овечки?», на что хозяйка отвечала: «Дома, дома». Такой диалог продолжается до тех пор, пока они не переберут по очереди весь скот, все огородные и зерновые культуры и весь хозяйственный инвентарь — в надежде на их сохранность и умножение в будущем году. В С. ч. также трясли деньгами, будучи уверены в том, что они не будут переводиться в карманах весь год.
Лит.: Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979.
Т.А. Агапкина
СТРИБОГ (др. — рус. Стрибогъ) — божество древнерусского пантеона, кумир которого был установлен в Киеве в 980 г. В «Слове о полку Игореве» ветры названы Стрибожьими внуками, которые стрелами веют с моря, что, видимо, указывает на атмосферные функции С. В древнерусских текстах имя С. постоянно сочетается с именем Дажьбога, что дает основание противопоставлять или сближать их функции и значение (дать — распространить долю, благо).
Лит.: Топоров В.Н. Об иранском элементе в русской духовной культуре // Славянский и балканский фольклор. М., 1989.
В.И., В.Т.
СТРИГА (от лат. striga) — персонаж карпато-балканской демонологии, совпадающий по основным признакам с ведьмой. Поверья о С. известны в Словакии, южной Польше, Словении, Хорватии. По представлениям поляков Подгалья, С. - злая колдунья, способная отбирать молоко у чужих коров и овец, нападать на спящих детей и пить их кровь, насылать болезни на людей и скот (ср. Вештица). По словацким верованиям, С. особенно опасны для людей в период со дня св. Люции (13.XII) до Рождества. В западноукраинских и словацких диалектах стригой называют ночную бабочку и считают ее душой ведьмы, вылетевшей из тела спящей женщины, чтобы вредить людям. Наряду с этим словом стрига нередко обозначатся дух умершего человека, вампир, ночной призрак либо душа умершей ведьмы.
В некоторых районах Русского Севера и Поволжья известен термин стрига (по-видимому, от рус. глагола стричь), относящийся к колдунье — «пережинщице», которая в ночь на Ивана Купалу тайком ото всех состригала колосья в чужом поле, перенимая в свою пользу урожай (см. Пережин).