Байрон слушал, как Чад описывает свой рушащийся брак, и испытывал все возрастающее чувство неловкости. «Как же так: Кэролин вот уже год, как бросила принимать лекарства, а Чад только сейчас заметил?» – подумал он.

Впрочем, он-то сам разве лучше? Ведь брак его друга разрушился не в одночасье, а он не замечал никаких тревожных признаков. Ну, может, и замечал где-то на подсознательном уровне, но ничего не говорил. Когда Чад наконец умолк, высказав все, что накипело, Байрон спросил:

– А как же дети?

– Не знаю, – вздохнул Чад. – Детей я не видел с тех пор, как она выгнала меня из дома. У меня дел по горло. Режиссер, с которым я сейчас работаю, постоянно просит внести в сценарий изменения, совсем замучил. Не до детей мне сейчас.

При этих словах Байрона передернуло. Значит, Чаду сейчас не до детей. В нем закипал гнев. Так и хотелось разразиться тирадой. Но потом Байрон решил, что толку от этого все равно не будет, и, чтобы взять себя в руки, встал и прошелся по комнате.

– Мне очень жаль, что так вышло.

– Да, но ты сам знаешь, что во время съемок нет ни минуты свободного времени.

– Знаю. – Байрон развернулся и прошелся обратно, на этот раз быстрее. – Бизнес требует жертв. Я все прекрасно понимаю.

Чувствуя, что вот-вот взорвется от накипевших чувств, он обогнул журнальный столик. Байрон вспомнил о разводе родителей и о том, каких невероятных усилий стоило делать вид, что ему все равно. Внезапно у него развязался язык.

– Извини, но я этого понять и принять не могу. Нельзя вот так бросить детей и ждать, пока у тебя появится для них свободная минутка. Ты хоть знаешь, как тяжело дети переживают развод родителей? Кэро выгнала тебя из дома две недели назад, и с тех пор ты ни разу не поговорил с Джейд и Мичем? Конечно, тебе некогда! Бросил их с истеричной мамашей, страдающей маниакальной депрессией. Одному Богу известно, в каком она сейчас состоянии! А они, наверно, ждут, когда папа придет домой… Да как ты мог?!

– Ах, как я мог?! – В голосе Чада прозвучало некоторое удивление. – С тобой явно творится что-то неладное. Раньше твои интересы ограничивались исключительно модными вечеринками и тебя заботило только одно – как за хорошие деньги продать очередной сценарий!

Байрон оставил этот выпад без внимания и продолжил:

– Почему ты не навестишь Джейд и Мича? Сядь и объясни им, что в произошедшем нет их вины.

– Ладно, ладно, – вздохнул Чад. – Когда отснимем фильм, свожу их в Диснейленд.

– Ну да, просто замечательно. Этим ты искупишь все. – На этот раз в голосе Байрона прозвучал свойственный ему сарказм. – А когда Мичу исполнится шестнадцать, купишь ему «феррари». Он все простит и забудет. Он вырастет и, конечно, поймет, что когда родители так заняты обустройством личной жизни, они вправе забыть о существовании детей.

– Но я вовсе не забыл о Джейд и Миче! Я о них помню!

– Тогда почему ты ни разу не упомянул их во время своего монолога о том, какие страдания тебе причиняет болезнь Кэро?

– Да что с тобой, парень? С каких это пор ты стал таким занудой? Наверно, ты давно не был в свете, и из-за этого у тебя ссохлись извилины.

– А по-моему, я еще недостаточно пожил в одиночестве, – огрызнулся Байрон. Он весь дрожал от никогда не испытываемых им прежде чувств. – Жизнь состоит не только в том, чтобы зевать на вечеринках.

– Но тебе лучше всего удается роль скучающего циника, Байрон. Такова уж твоя натура.

«Неужели, – подумал Байрон, – я так долго жил под девизом „Я Байрон Паркс, а на все остальное мне наплевать“, что действительно стал таким? А если это всего лишь маска, то кто же я на самом деле?»

Кто такой Байрон Паркс, черт побери?!

Интересно, что в большей степени отражает его характер: маски Бофорта и Гаспара или та роль, которую он играл всю свою жизнь?

Краем глаза он заметил движение на одном из мониторов. Изображение Эйми перескочило с одного экрана на следующий: она несла поднос с едой. Очевидно, она уже приготовила обед и направляется в кабинет Бофорта.

Он вспомнил про оставленный на столе журнал: она заинтересовалась им во время интервью. Не хватало еще, чтобы она повнимательнее вгляделась в фото на обложке и заметила сходство с его лицом! Байрон достаточно хорошо изучил людей и знал, что они не прочь порыться в чужих вещах, когда думают, что их никто не видит.

– Чад, мне пора. – Эйми была уже в библиотеке. – А ты все-таки выкрои время для детей. Они важнее какого-то там фильма.

Выключив телефон, он бросился вниз по лестнице и успел занять место за столом. Быстро проверил, не сбился ли парик и не отклеилась ли эспаньолка.

Байрон сделал глубокий вдох и расслабился – совсем как актер, работающий по системе Станиславского. Затем выдохнул и превратился в Ланса Бофорта: веселого, открытого и приятного в общении.

Совсем не похожего на Байрона Паркса.

Эйми заглянула в открытую дверь кабинета: Ланс Бофорт сидел за столом и приглаживал пальцами длинные пряди своих волос: наверное, он имел привычку раздраженно теребить их, когда работа не клеится. Да, сложно, должно быть, реконструировать такую громаду, да еще когда нет рабочих.

– Тук-тук, – сказала Эйми. Руки у нее были заняты подносом с едой, а ввалиться просто так она не хотела.

– А! – Его лицо осветила улыбка, при виде которой у Эйми учащенно забилось сердце. – Входите.

Она осторожно внесла поднос: на нем с трудом умещались две тарелки и два стакана чая со льдом.

– Дайте я помогу. – Ланс поднялся и подошел, чтобы забрать у нее поднос. И как она могла забыть, что он так хорош собой? Его рубашка была по-прежнему расстегнута, и при виде скульптурного торса у Эйми мурашки по телу забегали.

– Боюсь, у меня не получилось сделать салат – овощи были заморожены. То есть теперь-то они не заморожены. Я хочу сказать, они сейчас размораживаются… – Эйми почувствовала, что несет какую-то чушь, и заставила себя умолкнуть. – Надеюсь, это пока сгодится. А потом я куплю продукты.

– Не переживайте, все сгодится. – Эту фразу он произнес с французским акцентом, слегка нараспев.

Когда Ланс забрал у нее поднос, она неловко уронила руки, словно недоумевая, что теперь с ними делать.

– Мне отправить мистеру Гаспару обед с помощью «немого официанта»?

– Нет-нет, я сам ему отнесу.

– А-а-а, – разочарованно протянула Эйми: ей очень хотелось посмотреть, как работает устройство. – Ну ладно.

– Выглядит просто превосходно. – Ланс удивленно взглянул на блюда. – Что это?

– Жареная грудка цыпленка, – гордо объявила она, – И рис, политый белым вином.

– Шутите! – воскликнул он, почему-то с американским акцентом, и тут же вскинул на Эйми глаза, словно сказал что-то не то. Когда он произнес следующую фразу, его французский акцент снова вернулся и даже стал еще более заметным. – Если это так же восхитительно на вкус, как с виду, то я ваш раб навеки.

– Ну так попробуйте, – предложила она.

Эйми с улыбкой ожидала вердикта. Уверенностью в себе она не отличалась, но одно знала точно: готовить она действительно умела.

Ланс взял тарелку, подцепил вилкой нежный, сочный кусочек мяса и положил его в рот.

– О, м-м-м! М-м-м!

Он закатил глаза и даже притопнул ногой от удовольствия.

– Нравится? – спросила она, с трудом сдерживая улыбку.

– Мадемуазель, минутку, пожалуйста. Это просто la petite morte.

Эйми смущенно хихикнула: la petite morte, «маленькая смерть» – так на французском сленге называется наслаждение, оргазм.

Покончив с мясом, он взял руку Эйми и покрыл ее поцелуями.

– Я ваш, моя дорогая. А если этого вам мало, то просите, чего желаете. Я готов достать для вас с неба луну, лишь бы только вы навсегда остались здесь и готовили для меня.

Эйми тряслась от смеха и не могла вымолвить ни слова.

– Вы просто королева кухни. – Он снова поцеловал ее руку и притянул Эйми к себе. Она перестала хихикать и вскрикнула от удивления. – Богиня, – продолжил он, не отводя от нее глаз. – А я – ваш скромный адепт. Скажите, что мне сделать, чтобы вы остались со мной навеки?