– Ну, до сих пор она не объявлялась. В том-то и суть. Меня уже не так сильно напрягает просьба Джимми.

– Когда она удрала из этой лечебницы, как ее там, Чиптон-Грандж?

– Примерно три недели назад.

– А парень? Кто он такой?

– Тревор Аткинс, его еще называют Кинки. Даже не спрашивай, почему его зовут Кинки, потому что я и сам не знаю. Это его кличка. Для всех он Тревор Джон Аткинс, для сообщников же – просто Кинки.

– Я его знаю?

– Очень сомневаюсь. Это не твой уровень. Думаю, вы могли бы встретиться лишь при одном обстоятельстве: если бы ты переехал его на машине. Мне показывали его досье из полицейского управления. Парень – просто урод: не раз попадался за мелкое воровство, его выпускали под залог, а он сбегал. То он в тюрьме, то в бегах, то в наркологической клинике – короче говоря, неудачник-рецидивист. Я и сам не святой, только, по-моему, все эти центры, реабилитационные курсы и программы адаптации – пустая трата времени.

– Странная они пара: леди и хулиган.

– Для нас с тобой. Только вот в мрачном туманном мире наркотиков это не редкость. Там всегда можно встретить лорда с грязной шлюхой, титулованную леди со взломщиком, роскошную девицу с…

– … парнем вроде Кинки.

– Именно.

– И как, черт возьми, эти ребята туда попадают? Как им удается выплачивать «взносы»?

– Благодаря схеме принудительного членства. Ну, знаешь, как в привилегированных школах. За сложной организацией скрывается целая философия. Они принимают людей из различных социальных слоев.

– А что этот Тревор, то есть Кинки, что он принимает?

– Наш мальчик питает слабость к крэку.

– Так я и предполагал. Из какой он части Лондона?

– Родился где-то в Ист-Хэме. Но, судя по протоколам задержания и оставленным им самим адресам, где только он не жил: и в Тоттнеме, и в Килберне, и в Даун-Сауте, и в Стокуэлле, и в Брикстоне – в общем, везде.

– Он черный?

– Черный. И что с того? Слушай, мне наплевать, черный он, белый, желтый или, может, зеленый. И даже если бы он был из космоса – это ни хрена не значит. Меня он не интересует. Хоть бы он и сдох. Я хочу, чтобы ты…

Вот оно. Наконец-то.

– … нашел Шарли. Простенькое дельце.

Ничего себе простенькое! Попробуй спустись в преисподнюю, пройди все круги ада, где повсюду кишат кайфующие наркоманы, психопаты и всякие мерзкие твари. Я всегда старался держаться подальше от этого мира, сторонился его, словно чумы, боясь подцепить заразу.

– Почему вы решили, что я смогу ее найти?

– Ты способный парень. Свежая кровь.

– А как же наемники вашего друга? Думаю, у них больше возможностей.

– Эти вояки прекрасно подошли бы для миссии в Белфасте или Кувейте, но только не в Лондоне. В Лондоне они слишком заметны. К тому же я хочу, чтобы ее нашел именно ты. Сделай это для меня, сынок. Хорошо? Вопросы есть? Нет? Отлично.

Вот мы и заключили сделку. Ни больше ни меньше. По каким-то неведомым мне причинам Джимми хочет, чтобы Шарли нашел именно я. Он же, по-видимому, намеревается приписать себе мои заслуги, чтобы выслужиться перед старинным дружком. У него есть предчувствие, что я собираюсь отойти от дел, и он может запороть мне все планы. Если я умен, то сыграю в эту игру. Надо лишь дождаться, когда отношения Шарли и Кинки лопнут, как мыльный пузырь, и в подходящий момент оказаться поблизости и сыграть свою роль. Не думаю, что они протянут слишком долго.

– Видите ли, Джим, на это может уйти целый день, а может, и целая вечность.

– Найди ее.

– Сделаю все, что смогу.

– Сделаешь все, что сможешь, и найдешь ее.

– Попробую что-нибудь придумать.

– Черт подери! Ничего не надо думать! Просто найди ее! Понятно? Джин снабдит тебя всем необходимым. Мне надо знать, где они. Там уже решим, что предпринять.

– Понимаю, это, наверное, не мое дело, но… – Нет, это говорил не я. Кто-то другой. Только слова слетали с моих губ. Боже, заткнешься ты, наконец? – … что делать с парнем? Вы не хотите, чтобы он исчез?

Джин разглядывает пейзаж за окном, Морти буравит взглядом покрытую скатертью столешницу. Джимми достает из кожаного футляра новую сигару и медленно и терпеливо ее раскуривает.

– Ты прав, сынок, это не твое дело. Однажды ты окажешься за сотни миль отсюда и с трудом представишь, что это все происходило с тобой.

Он отводит взгляд, и я уже не вижу выражения его глаз. Джеймс показывает в сторону окна.

– Судьба Кинки заботит меня не больше, чем судьба букашек на тех розах. Специально для тебя повторю:МНЕ ПЛЕВАТЬ!

– Простите. Я зашел слишком далеко. Мне действительно очень жаль.

– Знаю. Но раз ты извинился, сынок, то все в порядке. Тут он со скоростью гремучей змеи подается вперед. Я даже отпрянул от неожиданности. Я и не предполагал, что старый козел может так проворно двигаться. Он пальцами хватает меня за щеку и начинает ее трепать.

– Вы только поглядите на это личико. Смотри, Джин. Морти, ты видишь? Сама серьезность.

Все смеются, и наш безумный дядюшка Джимми хохочет вместе с нами.

– Обо всем докладывай Джину. Я киваю.

– Детали, подробности, необходимые мелочи… Не сообщайте мне подробности, просто скажите, что дело сделано. Кто это сказал, сынок?

– Не знаю. Может, Уинстон Черчилль? Во время Второй мировой?

– Близко. Нет, это сказал я, Джеймс Лайонел Прайс. – И расхохотался так, что у него покраснело лицо. – По окончании дела тебя ждет неплохая премия. – Он игриво подмигивает.

Щелчком пальцев Джимми призывает официанта рассчитать нас. Подписывает бумажку, словно в этом заведении у него открыт счет, поднимается со стула и с довольным видом похлопывает себя по животу.

– Будем на связи. Приятно было пообщаться. Нет, серьезно, мне всегда приятно встречаться с людьми, не лишенными здравого смысла, да и манер тоже.

– Спасибо, мистер Прайс. Я тоже рад, что наконец познакомился с вами подобающим образом.

Все встают, выходят из-за стола и направляются к выходу. Джимми останавливается и молча указывает на стол, за которым мы только что сидели. Ах да. Я оставил там конверт с фотографиями Шарли. Приходится за ним вернуться.

В вестибюле нам возвращают куртки и телефоны. Мне нужно отлить, и я направляюсь в сортир. Тут я понимаю, что Джимми идет за мной следом.

– Надо опорожниться на дорожку. Смотри-ка, сколько тут цветов, – замечает он. – Черт, можно подумать, что попал в цветочный магазин. Или на похороны.

Смеется.

Мы мочимся, моем руки и уже направляемся к двери, как вдруг Джимми подпирает ее ногой. Он оглядывается по сторонам, хотя и так знает, что мы здесь одни.

– Послушай, сынок, выполни для меня эту работу и катись на все четыре стороны. Никто, повторяю, никто не станет тебе препятствовать. Усек?

Я киваю. Кто-то пытается открыть дверь. Джимми удерживает ее ногой.

– Если ты решился выйти из игры, да будет так.

В дверь барабанят и толкают все сильнее и сильнее. Я уже слышу, как там чертыхаются и осыпают нас проклятиями.

– Ни одна тварь не посмеет даже пискнуть в твою сторону. Даю слово.

Тот, кто стоит за дверью, стучит теперь так, как обслуживающий персонал стучится в гостиничный номер. Джимми хлопает меня по плечу и подмигивает. Потом убирает ногу и быстрым движением широко распахивает дверь. Там стоит дворецкий.

– Все в порядке, мистер Прайс? – встревоженно спрашивает тот и, глядя мимо нас, осматривает туалетную комнату.

– Все хорошо, Анжело. Дверь немного заедает. Должно быть, разбухла из-за дождя. – Босс подмигивает так, чтобы не видел Анжело. Дождя не было уже несколько недель. – В следующий раз, когда я приеду сюда обедать, обязательно захвачу набор инструментов, и мы уберем пару слоев. Тут работы-то на полминуты. Много снимать не придется. – Он проводит рукой по краю двери и меряет взглядом объем работ.

– Да, мистер Прайс. Спасибо, мистер Прайс. И мы выходим из уборной.

– Любят меня здесь, сынок, – замечает Джимми.

Морти и Джин уже ждут нас на улице, на гравийной дорожке. Прайс немного пьян, поэтому на солнце и свежем воздухе его развезло еще больше. Он даже слегка пошатывается. Шофер подруливает к нему на «ягуаре», выходит и открывает боссу дверь.