– На что это вы уставились, придурки? Уроды чертовы, – тихо и холодно произносит Морт.

Я стремительно подскакиваю к нему, а парни снова опускают глаза. Кажется, от страха они даже перестали дышать. Бармен уже врубился, что к чему. Очень медленно и спокойно он опускается все ниже и ниже и наконец совсем скрывается за прилавком. В другом месте и в другое время это могло бы выглядеть даже комично.

Морти возвращается и распахивает дверь, снова, как прожектором, прочесывая взглядом кафе. Я стою как вкопанный. Он молча указывает на меня рукой в перчатке, затем большим пальцем – на дверь за его спиной. При этом не сводит глаз с посетителей. Единственные звуки в помещении – те, что доносятся с кухни: шипение жарящейся пищи, бурление закипающей воды. Можно прибавить сюда всхлипывания официантки, а также стоны и противное нытье Фредди. Я переступаю через него, чтобы протиснуться к двери, и тот начинает, как ребенок, гукать над собственной кровью. Кровь теперь идет у бедняги из ушей. Плохой признак. Я осторожно пробираюсь сквозь завалы из столов и стульев, стараясь не растянуться на склизком полу, залитом чаем, красным и коричневым соусами и кровью. Я выхожу из дверей и снова оказываюсь на Калли-роуд.

Мы резво шагаем, слегка опустив головы, и стараемся не вызвать подозрений. Морти то и дело кутается в плащ. Мы двигаемся быстро и смотрим прямо вперед. Транспорт движется, люди суетятся, и нам легко удается раствориться среди этой суматохи. Морти резко сворачивает в закоулок. Я – за ним. Он что-то бормочет себе под нос.

– Вот козел. Всегда найдет, что сказать. Хочешь посмеяться надо мной, да, урод? Болтаешь, болтаешь. Трещишь без умолку.

Фредди даже нет поблизости. Они не виделись много лет. Морти психует, дергается, глаза его гневно сверкают. Он разворачивается и шагает обратно на три-четыре шага, чтобы удостовериться, не идет ли кто за нами следом. Он еще безумнее, чем в кафе. Страшно сказать, но тогда он вроде как контролировал себя. Это было что-то наподобие хирургической операции. Ни одной эмоции. Только холодное равнодушие. Теперь же он каждую секунду сплевывает на землю и клянет Фредди. Как будто сработал механизм замедленного действия. Сейчас адреналин наполняет каждую его клеточку. Я всерьез беспокоюсь о своем собственном здоровье. Что-то не хочется мне попасть под раздачу. Морти все глубже погружается в пучину старых или воображаемых обид. Вот оно – торжество паранойи. Я и сам просто пылаю изнутри. Меня аж трясет от напряжения.

Кажется, Морти хорошо знает эту местность. Мы виляем по переулкам, лавируем между домами. Шагаем быстро, иногда переходим на бег. Морти постоянно опережает меня на несколько шагов, выглядывает из-за углов и ворчит, чтобы я не отставал. Он вдруг останавливается на мосту у входа в канал.

– Слушай меня. Пойдешь сейчас в ту арку, – Морт показывает на арку, ведущую в район муниципальных домов, – сворачивать не будешь, понятно? Так ты выйдешь на Аппер-стрит. Там купишь газету, сядешь в такси и направишься за город. Домой поедешь не сразу. В такси будешь читать газету и прикрывать ею лицо. Ясно тебе?

Морти не хочет, чтобы нас поймали вместе. До нас доносится вой первых сирен. Он прав. Нам совсем не нужно, чтобы какой-то герой-водитель сообщал полиции о том, что подобрал пару мужчин, соответствующих нашему описанию.

– Да, да. Разумеется, Морт.

Я поворачиваюсь и ухожу. Поднимаюсь на три ступеньки, и он снова окрикивает меня. Так и хочется идти дальше, но я оборачиваюсь.

– Слушай. Прости, что так вышло с Фредом. Но, клянусь, он сам напросился. – Голос его звучит вполне вменяемо, но глаза… Они все еще гневно горят и метают молнии.

– Знаю, Морт.

Над головой слышится шум подлетающего вертолета. Для Кингс-Кросс это – не такая уж редкость. Однако не исключено, что именно сейчас он прилетел сюда по наши души.

– Я свяжусь с тобой позже. Не забудь о том, что я тебе сказал. Ты должен затеряться.

Я следую своей дорогой. Мой друг спускается вниз и растворяется на дорожке, идущей вдоль канала.

– Козел вонючий, Фредди, вот ты кто, – слышу я удаляющийся голос.

Спустя десять минут я вышел на Аппер-стрит. Купил «Ивнинг стандард», уплатив без сдачи. Тут же остановил такси и буркнул шоферу отвезти меня к станции метро «Семь сестер». Я сделал так, как велел Морти, и всю дорогу прикрывал газетой лицо, так что водитель даже и не пытался завести разговор. Но читать я все равно не мог. Я постоянно думал о Фредди. Непредсказуемая все-таки штука – жизнь. В одну минуту он доволен собой, как та большая глупая собака, вылизывающая свои яйца, а десять секунд спустя его просто имеют у всех на глазах, просто вытрясают кишки наружу, и его жизнь уже больше не будет такой, как прежде. От «Семи сестер» я перешел на «Виктория-лайн» и добрался до Грин-парка. Там я выбрался из метро и купил себе новую куртку в магазинчике на Бонд-стрит. Старый плащ я вывернул подкладкой наружу и перекинул через руку.

Поскорей бы надеть обновку и сложить в пакет запачканную кровью вещь. Я сворачиваю в первый же переулок. Проверив карманы, я натыкаюсь на салфетку с адресом, который Коуди дал мне всего пару часов назад. Бросаю взгляд на витрину магазина. Там выставлено шикарное пальто из кожи с меховым воротником и ценником на две «штуки» фунтов. Однажды утром в понедельник сюда мог бы заглянуть Кинки и приобрести эту вот вещицу, но вместо этого он очень скоро будет примерять на себя двухфунтовый серый пластиковый пакет с застежкой-молнией. Если ему повезет. Меня вдруг осенило: никто ведь до сих пор не сообщил властям о его смерти.

Я незамеченным возвращаюсь на Пиккадилли и становлюсь в очередь в телефонную будку. Оторвав кусок салфетки с адресом, оставшейся частью берусь за трубку, чтобы не оставить отпечатков пальцев. После этого набираю номер 999. Ответ следует незамедлительно.

– Какая служба вам требуется?

– «Скорая помощь».

– Ваш адрес, сэр?

Я называю его. В этот же миг на входе в отель «Ритц» карликовый пудель какой-то дамочки бросается на швейцара, облаивает его и хватает за штанину. Все свидетели этого зрелища хохочут над забавными выходками ничтожного существа.

– Боюсь, здесь у нас мертвый парень. Дверь открыта.

– Кто вы, сэр?

– Не знаю.

– Вы не знаете своего имени?

– Нет. По крайней мере сейчас.

– Но мне нужно имя.

– Тревор Аткинс.

– Это вы, сэр?

– Это имя, которое вам нужно.

Я кладу трубку, шагаю по Пиккадилли и с чистой совестью выбрасываю салфетку в мусорное ведро. Потом, прогулявшись по Грин-парку, выпиваю чашечку кофе у живописного озера и наконец сажусь в такси и еду домой.

В башке полная неразбериха. Я плюхаюсь на диван, но тут же вскакиваю, слоняюсь из комнаты в комнату и, как какой-то умалишенный, разговариваю с собственным отражением в ванном зеркале. То, что мне пришлось пережить в том кафе, я назвал бы опустошающей шоковой терапией. Я возвращаюсь в спальню и пытаюсь прилечь хотя бы на несколько минут, но тут на глаза попадается обрывок пачки «Ротманса», лежащий на прикроватном столике, и я набираю телефон Джина. После семи или восьми гудков я уже собираюсь повесить трубку, как вдруг он отвечает.

– Да?

– Привет, Джин. Ты как?

– Нормально, сынок. А ты? – По телефону его ирландский акцент кажется еще сильнее.

– Мне, Джин, особо похвастать нечем.

– Подъезжай. Прыгай в такси и ко мне. Мне в любом случае нужно с тобой переговорить. Есть ручка? Бумажка?

Я записываю адрес. Он велит мне оставить машину, взять такси и перезвонить, как только я окажусь у входной двери.

Джин живет в эдвардианском многоквартирном доме где-то в районе Майда-Вэйл. По моей просьбе таксист высаживает меня на углу, и до входа я иду пешком. Звоню по домофону. Джин впускает меня внутрь. Я захожу в кабину лифта. Черт подери, это какой-то пережиток прошлого! Раздвижные двери приходится закрывать самому. Остатки блестящего латунного обрамления полировали столько раз, что края просто закруглились. Коридоры пыльные. Джин проводит меня в квартиру и заталкивает в гостиную, где совсем мало мебели. Сам же возвращается в ванну, чтобы завершить бритье и смыть с лица остатки мыльной пены.