– Чем же дело закончилось, Сид?

– А, она вызвала старика по мобильному. Тот пришел в ярость, во-первых, потому что ему пришлось оторваться от дел, и, во-вторых, потому что она застрелила Майка Тайсона.

– Боксера?

– Да нет. Собаку. Ну, разумеется.

– Короче, он отвесил ей пару штук, но, в конце концов, простил. Если бы он в тот день остался дома, может, вообще ничего не случилось бы.

Да уж. Могло быть и хуже. Заложники, осада, перестрелка, число жертв и толстуха-дикторша, тревожным голосом начинающая специальный выпуск теленовостей. Вот такая картина возникает у меня в голове.

– Что случилось с домом?

– Герцог не стал рисковать и послал на разведку пару ребят. И правильно сделал. Там уже вовсю орудовали легавые, растаскивали дом по частям. Слетелись, как мухи на дерьмо.

– Кого-нибудь замели?

– Хрен его знает! Об этом сообщали в новостях. Без подробностей. Показали дом, натянутую ленту, снующих туда-сюда полицейских.

– Все это хорошо. Только я спрашиваю, замели кого-нибудь или нет?

– Да. Они навестили всех, потому что нашли записную книжку Герцога с нашими номерами. К тому же он любит оставлять по всему дому записки.

– Скорее, вас вычислили по телефонным счетам. Взяли и проследили всех, с кем он последнее время разговаривал по телефону. И что ты им сказал?

– Ну, сказал, что знаю его со школы, что иногда пьем вместе пиво в каком-нибудь баре. А что бы ты сказал на моем месте?

– Да то же самое. Нельзя все усложнять. Чем проще, тем лучше. И что, законники остались довольны?

– Кажется, да.

– А наши телефоны Герцог тоже записал в свою книжку? Подумай.

– Такое возможно.

– Но ты не знаешь.

– Нет, не знаю. Черт, я уже жалею, что все тебе рассказал.

Ах ты, болван, ни на что не годный придурок, бестолковый алкаш! Тебе бы только посмеяться, да? Поиграть в войнушку со своими тупыми соратниками?… Черт бы вас побрал, сборище идиотов!

– Да ладно тебе, приятель. Не напрягайся. Я просто спросил, – говорю я, похлопывая его по плечу.

Словно по сигналу возвращается Тэмми. Она стояла в очереди, чтобы получить место в кабинке. Мы с Сидом сидим бок о бок спиной к бару. Она склоняется над ним и целует прямо в губы. Теперь они, как какие-то эскимосы, трутся носами, и она протягивает ему пакетик с порошком.

– Спасибо, малыш Сиди, – шепчет Тэмми.

И в тот же самый момент сует что-то мне в руку. Чутье мне подсказывает, что это не для глаз малыша Сиди. Кажется, клочок глянцевой бумаги. Я сильно сжимаю кулак. Сердце бешено стучит, и член снова напоминает о себе. Поцелуй был просто отвлекающим маневром.

– Правда она прелесть? – спрашивает Сид.

– Правда, приятель.

Тэмми вешается на него и покусывает ему ухо. Что она делает с этим поленом Сидни? Черт ее знает. Он улыбается, как полный идиот. Записка прожигает мне ладонь. Умираю, как хочу в нее заглянуть. Что бы там ни было написано, сегодня больше никаких знаков внимания. Мне надо бы поучиться терпению. Так, посижу еще пять минут. Молча. Потом вежливо сваливаю.

Хорошо бы Сид пошел «попудрить нос». Но нет, он засовывает пакетик в задний карман. Тэмми пританцовывает, обхватив руками Сида за шею, однако взгляд ее устремлен на меня. Она знает, о чем я думаю, и, кажется, ее это заводит. Еще немного, и малышка подсядет на меня, как на кокаин. Если у меня случится еще одна эрекция, я могу застрять здесь на десять или двадцать минут, а может, и на всю ночь, пытаясь от нее избавиться. Так, на счет «три» встаю. Один, два, три… Поднимаюсь, быстрым движением запихиваю записку в карман. Все. Я готов попрощаться и уйти.

– Ладно, народ. Я сваливаю.

– Уже, приятель?

– Да, я ведь просто вышел подышать. Еще увидимся, Сид. Приятно было познакомиться, Тэмми.

– До скорого, – тянет порядком нагрузившаяся, но все равно хорошенькая Тэмми.

– До скорого, приятель. Смотри не балуйся.

– Ага, ты тоже не шали, Сид. И присмотри для меня за Тэмми.

Жму ему руку и ухожу. Еще пара слов прощания по пути к выходу. Спускаюсь по лестнице. И вот она – улица и долгожданная прохлада весенней ночи. Достаю из кармана клочок бумаги. Это обрывок клубного флайера. Девичьим почерком написано, местами нацарапано: «Парень, ты меня заводишь. Позвони мне» и номер телефона. Она живет за городом. Приписка: «Не говори Сиду». Молодец, Тэмми. Без тебя бы я не догадался. Она еще оставила мне поцелуй: на записке отпечаток губной помады. Трогательно. Все-таки удачно я сегодня прошвырнулся. Нужно обязательно сохранить эту записку. Она для меня дороже золота. Тэмми, малышка, ты тоже меня заводишь. И двое таких заводных ребят обязательно должны быть вместе. Какие бы отношения ни связывали ее с малышом Сиди, она страшно рисковала, передавая мне записку прямо у него под носом. Поэтому я просто обязан как можно быстрее оправдать ее ожидания. Нельзя заставлять такую куколку слишком долго ждать. А сейчас лучше будет переключиться на другой канал, иначе я либо свихнусь, либо врежусь в фонарный столб. Не так уж это и легко. Всю дорогу домой я пытаюсь не думать о Тэмми – сексуальной малышке Тэмми, – но она все равно танцует вокруг кровати, совершенно обнаженная, если не считать черных кожаных сапог на высоком каблуке и с острыми носами.

В восемь утра раздается телефонный звонок. Это Джин.

– Знаешь розарий в Риджентс-парке?

– Нет, но смогу найти.

– Тогда увидимся там в одиннадцать. Сядешь на скамейку и будешь читать газету. Я к тебе подойду.

Розарий располагается в самом центре парка. Я устраиваюсь на скамье, с которой хорошо видно всех, кто приходит и уходит, и вынимаю газету. Вокруг меня сотни разных сортов роз, у каждого свое название, только для «цветовода» вроде меня они все, как говорится, на одно лицо. Я проходил по китайскому саду. Там цапли стоят на одной ноге, миниатюрные озерца, замысловатые мостики – вот это действительно оригинально, даже изумительно.

Я листаю цветное приложение и думаю о безмятежности и упорядоченности этого места. Наверное, стоит приходить сюда почаще. Особенно весной. И вдруг краем глаза замечаю фигуру в тренировочном костюме и шерстяной кепке. Сначала это просто силуэт поднимающегося по небольшому уклону человека. Но он приближается, и я уже могу разглядеть рюкзак на плечах и грубые, подбитые гвоздями ботинки. Они ритмично стучат по гравию дорожки. Человек все еще далеко от меня, но, поскольку в этой части города очень много казарм, мне кажется, что это какой-нибудь ненормальный солдат тренируется перед марш-броском по пересеченной местности. Рюкзак плотно пристегнут ремнями и, судя по виду, очень тяжел. И только я подумал, что надо быть полным психом, чтобы так выкладываться, когда этого все равно никто не видит, как бегун оказывается совсем близко, и я понимаю, что это – наш Джин. Лязг подошв становится все громче. Макгуайр приближается ко мне с широченной улыбкой на лице. Весьма необычное явление, поскольку его отличительной чертой является каменная физиономия. Пот из-под кепки стекает по лицу, собирается на подбородке в большие капли, которые срываются и падают на грудь. Старомодный тренировочный костюм промок так, будто старина Джин добирался сюда вплавь. От него даже идет пар. Рюкзак – из той же эпохи, старый, как дорожный мешок, с пряжками и кожаной шнуровкой. Джин, пыхтя, останавливается, переводит дыхание и, отхаркивая огромные сгустки соплей, сплевывает их прямо на кусты роз. Одним движением он скидывает с плеч рюкзак и ставит его на землю около моей лавки. Он тяжелый даже для Джина. В нем что-то звякает.

– Доброе утро, молодой человек.

– Доброе утро, мистер Макгуайр. Что в мешке?

– Всякая всячина. Это тебе.

Он лезет в рюкзак и достает пластиковую бутылку воды, жадно пьет, полощет рот и снова сплевывает, поливает голову и шею, после чего предлагает мне попить. Я мотаю головой. Кто станет пить воду со слюной и мокротой, особенно чужой?