– Куда едем? – бормочет таксист.
Велю ему ехать на угол улицы, на которой стоит «Лавленд», но, передумав в последний момент, прошу его сделать крюк до моей машины, припаркованной на углу моего же дома. Так я наверняка опоздаю, но что-то в голосе Морти подсказывает мне, что это может оказаться недурной мыслью. Такси останавливается. Я выхожу, отворяю дверцу своей тачки, открываю «бардачок» и вынимаю его содержимое – кассеты с записями и прочие носители музыкальной информации – на переднее пассажирское сиденье. Где-то на дне находится то, что мне нужно, – запись ди-джея Эдди Райдера, любезно предоставленная мне в пользование в тот знаменательный четверг. Я возвращаюсь обратно в такси и направляюсь в «Лавленд».
Один приятель как-то рассказал мне, что однажды он со своей подружкой собирался в отпуск и оставил восемьдесят «штук» бережно упакованных в пачки наличных в выдвижном ящике старого комода на чердаке, которым они вообще-то пользуются крайне редко. И вот, когда они уже садились в такси, чтобы проследовать в аэропорт, по какой-то неизвестной ему самому причине он вдруг решил вернуться, подняться по лестнице на чердак и выкрутить там из патрона лампочку. Он выбросил ее в мусорное ведро на кухне. Когда же они вернулись то ли с Ибицы, то ли с Таиланда – точно не помню, – парень обнаружил, что в доме поорудовала группировка местных «трудных» подростков. Пропали все ценные вещи. Они перетрясли весь дом, комнату за комнатой, за исключением одного маленького, по виду заброшенного чердака. Его грабители пропустили, потому что там не горела лампочка. Я спросил приятеля, почему в этот раз он решил выкрутить лампочку. Ведь он ездит отдыхать четыре раза в год. Почему именно в этот раз?
– Черт его знает, – ответил он мне.
Захожу в «Лавленд» и попадаю в какой-то сумасшедший дом. Морти надрывается и орет на Нобби и двух работающих там пареньков. Продавцов он отчитывает за то, что они ленивые, ревет, что своей ленью поднимут мертвого из могилы, что он ни разу в жизни не видел, чтобы люди так старательно ленились, и что если они хотят получить затрещину, то это не проблема: пускай подходят и получают. Хотят ли они? Парнишки так напуганы, что боятся шелохнуться и отмалчиваются. Нобби же вот-вот разразится слезами. Ему тоже достается от Морти за невостребованные порноиздания, захламляющие помещение магазина. «Тебе следует играть с девчонками в парикмахерскую и накручивать бигуди, Нобби. Выгоняй этих никчемных придурков вон и начинай разбирать завалы. Сложи все ненужное в коробку и выбрось все на хер!!! И плевать мне, что сейчас субботний вечер. Хоть канун Рождества. Меня достало твое девчачье нытье каждый раз, когда я прихожу забрать бабки. Все понял, Нобби?» Вот примерно так.
Морти проходит мимо и кивком призывает меня следовать за ним. Мы молча шагаем к его машине. У моего друга сейчас такое же критическое состояние, как и тогда, когда после инцидента с Фредди Херстом, взмахнув плащом, он упорхнул от меня по ступенькам, ведущим к набережной канала. Мы направляемся на север к Эдгар-роуд. Он пыхтит и тяжело дышит, матерится себе под нос и постоянно качает головой. Если попытаться заговорить с Морти, когда он в таком виде, то он или сожрет тебя живьем, или просто проигнорирует твою реплику. В конце концов он успокаивается и сам начинает разговор.
– Ублюдок, который поставлял нам товары через Джима, не хочет нас знать в ближайшие месяцы. Говорит, что у нас нескромные запросы.
– Кажется, мы нашли покупателя на таблетки. На всю партию целиком. И сможем выручить за них два с половиной миллиона.
По-моему, его не впечатляет моя информация. Он просто пожимает плечами, как будто это совсем не его дело.
– Джин сегодня весь день был на тропе войны, совершал безрассудные поступки и сводил людей с ума.
– И кто, по его мнению, убрал Джима?
– Никто ничего не знает. С восьми утра мы с Джином мотаемся по всему Лондону, и ни одна собака ничего путного не прогавкала. Но Джин твердо намерен дойти до конца. Он отправился повидаться с каким-то мужиком, разговор с которым может состояться только наедине. Велел мне отсидеться в «Лавленде». Теперь же он хочет видеть тебя. Даже не спрашивай почему. Я все равно не знаю. Я уже сказал ему, что ты не очень-то силен в разборках. Но он настаивает на встрече с тобой.
– И где?
– Увидишь, когда доберемся.
Джина мы находим в общей комнате над забегаловкой в Килберне. Он сидит и потягивает виски прямо из бутылки. Пиджак висит на спинке стула. Из динамиков выводит ноты Элвис. Надеюсь, Джин не впал в меланхолию от того, что некто пристрелил его кореша. Комната обставлена в соответствии с пристрастиями богатого ирландского содержателя паба. Тут есть и бежевый кожаный диван, и религиозные атрибуты, а вдоль одной стены расположилась гигантская морозильная камера. Наверное, внизу гамбургеры расходятся «на ура».
– Если вам, парни, что-то понадобится, я!… – кричит хозяин.
Джин резко вскакивает.
– Нет, все и так отлично. Мы в порядке. Я скоро к тебе спущусь.
Макгуайр выставляет парня за его собственную дверь, аккуратно прикрывает ее, затем поворачивается и хватает меня за горло. Он швыряет меня в противоположную стену. Я выставляю руку вперед, пытаясь смягчить удар, но запястье беспомощно сгибается от удара. Раздается опасный треск, и тут же меня пронзает нестерпимая боль. Джин стремительно подбегает ко мне и со всего маху пинает ногой в живот. Перехватывает дыхание. Меня сейчас стошнит.
– Черт, Джин, ты что, совсем охренел? – ошарашенно вскрикивает Морт. – Уймись, мать твою! Слышишь, Джин?
– Заткнись, Морти! – цедит сквозь зубы Макгуайр, весь просто холодная ярость. – Через минуту все тебе объясню.
Джин поднимает меня за ворот, шарахает головой о стену и без усилий волочит к морозильной камере. Хозяин повесил на нее дешевый замок во избежание мелких краж. Джин хватает его, дергает, и тот, щелкнув, поддается грубой силе. Он поднимает крышку и сует меня лицом в лед. Чувствую горький леденящий холод. Пытаюсь медленно отодвинуться от заледенелых торговых упаковок гамбургеров и пакетов фигурно нарезанной картошки. Джин прямо впихивает меня в лед. Сильный мороз обжигает лицо. Клубами поднимается зловещая дымка и струится через края морозильника. Джин вытягивает меня за волосы, вцепляется массивной ручищей мне в нижнюю челюсть и прибивает головой к стене, так что я едва достаю ногами до пола. Ствол пистолета со всего маху сталкивается с моим лбом и рассекает кожу в кровь.
– Ну, давай выкладывай. Что мне нужно знать? А? Или, клянусь, придется засунуть тебя в этот ящик!
Там места хватит. Я чувствую дыхание Макгуайра. Оно пахнет виски и табаком.
– Не понимаю я, Джин. За что?
– Попадешь туда живым или мертвым! Понял? – надрывается Макгуайр, побагровев, как соус чили, и раздувая ноздри.
– Что ты от меня хочешь?
– Я запихну тебя туда в любом случае, убийца хренов!
– Джин, я никогда в жизни никого не убивал. Клянусь тебе. Здоровьем матери, – бессовестно вру я.
– Лжешь, мать твою! – ревет Джин, выбивая из меня мозги о стену.
– Джин, – встревает Морти. Тот поворачивает голову. – Он не убийца. У него даже пушки нет. Угомонись, дружище.
– Он убил Джимми, – талдычит Джин и снова окунает меня головой в холодильник, вдавливая ее в коробку с котлетами по-киевски, соскребая моей щекой иней со стенок камеры. Я зажат так, что не могу даже говорить, только вижу, как на белый иней из носа течет алая кровь.
– Не может быть, Джин, – мотает головой Морти. – Ты что-то путаешь, черт возьми. Отпусти его, а то сломаешь парню шею.
– А может, я хочу сломать его вонючую шею. Убери от меня свои руки, Мортимер! – кричит Джин.
Что это: безумная фантазия параноика, или же ему действительно что-то известно? Пронзающий холод обжигает щеку. Я даже забываю о ноющем запястье.
– Джин, – Морти встает на защиту моей жизни, – отпусти его. Поговори с ним по-человечески.
Одним движением Макгуайр вытягивает меня из морозильного ящика, задирает мне голову и швыряет через всю комнату. Пролетев над журнальным столиком, я приземляюсь на диван. Джин шагает ко мне. Сейчас он разорвет меня в клочья. Вот она – моя смерть. Но тут Морти – храни его Господь – прыгает между нами и преграждает ему путь.