«Не теряй времени,- командовал внутренний голос.- Принял решение – атакуй! Немедленно! Давай!»

Игорь развернулся, как спущенная пружина, и рванулся вперед.

***

Рыжов, что было сил, терзал гитарные струны, распевая марш из «Железных парней». Остальные курсанты подтягивали:

Новая всходит над миром заря,

В небе горя, как знамя.

Значит, мы тоже горели не зря,

Значит, мы тоже сгорели не зря,

Будущее за нами, будущее за нами!

Век нас ковал, за деталью деталь,

Так мы собою стали:

Парни стальные закованы в сталь,

Парни стальные закованы в сталь,

Нервы прочнее стали, нервы прочнее стали!

Завтрашний день, надвигайся, гряди,

Словно волна-цунами.

Мы на полшага тебя впереди,

Мы на полшага всегда впереди –

Будущее за нами, будущее за нами…

Песня разлеталась по пустым коридорам. Стеклянные перегородки дребезжали в такт. Ребята орали слишком громко и слегка переигрывали, отчего пафосность марша балансировала на грани стеба. «Свято место пусто не бывает,- кисло усмехнулся про себя Левушкин.- Внештатная должность Виктора уже занята». Он постучал и толкнул дверь Мудрищевского кабинета. Внутри пахло бумажной пылью: хозяин собирал вещи. В основном, фотографии.

- А я все ждал, зайдете, или нет,- сказал майор безо всяких предисловий.- С остальными я попрощался, вы один остались.

Серый гражданский костюм свел начальственную солидность Мудрищева на нет. Он бережно обтер снятую со стены рамочку и повернул ее к Олегу:

- Смотрите-ка, можно сказать, раритет. Вот я, вот полковник. На открытии нашего отделения. Даже Штольца здесь еще не было, представляете? Надо бы в архив сдать, да неловко как-то. М-да…

- Вы что, решили совсем уйти со службы, Варфоломей Модестович?- спросил Олег.- Так вот, раз, и все? Куда же теперь?

- Не пропаду,- ответил майор, сваливая вещи в большую дорожную сумку.- Да вон, в охрану пойду. И мне спокойнее, и другим пользы больше.

- Зря вы это. Ей-богу, зря.

Мудрищев повертел в руках незатертый шлем, вздохнул и водрузил его на полку шкафа.

- Не надо, Левушкин. Не надо. Я ведь все понимаю. До чего-то сам успел дотумкать, а в остальном ваш коллега просветил. Я вас подставил, Левушкин. И не однажды. И крепко подставил. Я не собираюсь оправдываться. Просто я хотел, чтобы все было, как положено. По уставу. Но жизнь – она не устав. Она, в этом плане, корректив требует. Тьфу ты, опять эта дурацкая фраза… Тысячу раз ее забыть зарекался, и не могу никак… Да не в этом дело… В общем… Я здесь лишний, Левушкин. Меня никто не воспринимает всерьез. Я нескладен, смешон. Я глуповат в сравнении с вами, молодыми.

- Майор…

- Да-да, я знаю, все так считают. Я вам больше не начальник, но не перебивайте, Левушкин. Если я не скажу этого сейчас, то никогда не скажу. Я занимаю чужое место. Да. Но и у маленьких людишек есть гордость. И честь, в конце-концов. Как бы пафосно это ни звучало.

- А если наступает момент, когда надо переступить через гордость и честь? Не ради себя, но ради других?

- Оставьте это, Левушкин. Я, по долгу службы, сказал в своей жизни столько пафосных фраз, что у меня на них аллергия. Всем будет лучше, если я уйду.

Олег второй раз за день ударил кулаком по столу:

- А кто будет в пекло лезть? Вот эти вчерашние курсанты? Как Некипелов? Как Бочин? Кто следующий? Хватит себя жалеть, майор. Хватит. Зажмите вашу жалость в кулак, придавите, насколько сил хватит, и давайте работать. Притремся. Алмаз, и тот притирается, а мы люди. При желании общий язык найти сможем.

В кабинет постучали.

- Да-да,- резко ответил Мудрищев.- Входите, не заперто.

Двери открылись. В коридоре перед кабинетом собралось все отделение.

- Мы это…- замялся Рыжов,- Варфоломей Модестович, вы селектор не это… не выключили.

Мудрищев густо покраснел и махнул рукой:

- Смешно. А-а, что уж теперь…

Рыжов покосился на остальных и вздохнул:

- Короче, я скажу, да? Мы тут, короче, сидели, и это…

- Формулируй уже,- приказал Олег.

- Да. В общем, будет правильно, если вы останетесь. Вот…

Мудрищев промолчал, и Лапин добавил:

- Так все считают, правда. Оставайтесь с нами.

- Так уж и все,- прищурился майор.

Тогда Грозных молча напялил форменный берет и поднес руку к виску. Остальные также натянули береты и отдали честь.

- Так что, товарищ майор,- подмигнул Рыжов,- остаетесь?

Штольц прошел в кабинет, снял с полки шлем и нахлобучил его на Мудрищева:

- Герр майор остается,- объявил он.- Дас ист факт.

***

Игорь крякнул от натуги, переваливая оглушенного противника через плечо. Обмякшее тело ухнуло в рыхлый снег и вяло забарахталось там.

Услышав за спиной короткий выдох второго нападающего, он рефлекторно выбросил руку назад. Блок смягчил удар. В глазах полыхнуло, но сознание не погасло. Игорь рухнул на спину. В голове промелькнуло: «Кажется, теперь – все».

Нападающий замахнулся снова. Игорь ударил его по ноге. Ребро подошвы ботинка пришлось аккурат на берцовую кость. Противник взвыл и присел от боли. Игорь прыжком вскочил на ноги.

Первый уже оклемался и ползком выбирался на тропинку. Удар ногой с разворота снова свалил его в сугроб.

- Пусти, пусти, дай мне его,- зашептал задний.- Отойди!

- Отлезь,- прошипел второй,- ща я его сам достану. Ну, сука… Молись…

Раздался щелчок раскрывшегося ножа. Серебристое лезвие заблестело в лунном свете, перескакивая из одной ладони нападающего в другую. Бандит приближался, ощерившись по-волчьи. Лица его было не разглядеть, только золотые коронки сверкали в темноте, да на шапке фосфоресцировала надпись «sport». Игорь вдруг вспомнил, что золотозубый в такой же шапке ехал с ним в автобусе от самого донорского центра.

Игорь промокнул рукавом разбитую губу и принялся потихоньку отступать, оценивая ситуацию. И тут в тылу противника послышались торопливые шаги.

- Атас!- прошипел задний.- Спалимся!

- Не свисти,- цыкнул тот, что с ножом.- Разберись лучше с тем. Этого я сам урою.

Задний развернулся и тотчас болезненно всхлипнул: неизвестный сходу нанес ему рубящий удар в горло. Бандит, захрипев, повалился на карачки.

- Ты чо, падла…- удивился оставшийся.- Ты чо, ваще…

- Эй, мальчик, ты цел?- спросил знакомый женский голос.

- Да, да! Осторожно: у него нож!- предупредил Игорь.

- Я вижу,- ответила девушка, и приказала,- эй, трус, брось перо, поранишься!