— Я постараюсь.

Он сразу же узнал несколько предметов, но решил действовать постепенно ради спокойствия Сары. Меньше всего ему хотелось взволновать ее. Он быстро рассмотрел предметы, и ему пришлось приложить все усилия на то, чтобы не схватить один из предметов. Вышитое полотенце Катрин.

Сара, должно быть, заметила, куда упал его взгляд, и обратила внимание на чистые полотенца, на которых были искусно вышиты голубые горы и сосны. Она достала полотенца и передала их Генри.

— Вы узнаете?

Генри взял полотенца, заметив, что его руки трясутся от сердечной боли.

— Их я не спутаю ни с какими другими.

Проблеск надежды появился в глазах Сары впервые за все его нахождение с ней.

— Правда? Я знаю, что мама хранила здесь особые вещи, но не знаю, почему здесь лежат эти полотенца.

Генри провел большим пальцем по словам «Вместе Навсегда».

— Катрин вышила их для твоей мамы, прямо перед вашим отъездом. Я уверен, что Катрин хотела, чтобы твоя мама пользовалась ими, но как вижу, она хранила их. Я помню, как моя жена их вышивала, — Генри закрыл глаза, когда воспоминания нахлынули на него. — Она проплакала все глаза. — Он улыбнулся и передал их обратно Саре. — Твоя мама хорошо их сохранила, как новенькие.

Сара аккуратно их сложила и убрала обратно в чемодан. Генри заметил, что ей не терпится узнать больше. Сара достала фотографию из чемодана и улыбнулась Генри.

— По крайней мере, это мне знакомо.

Она подала ему рамку, с точно такой же фотографией, которую он привез с собой. Он сделал глубокий вдох:

— Ты знаешь, за все годы, у нас только одна совместная фотография. Мы все собирались к ручью на общественный пикник. Ее сделали, когда тебе было вероятно, эм, не знаю, возможно, восемь или девять лет.

Сара посмотрела на фото задумчиво.

— Мне нравится это изображение. Оно кажется таким счастливым. И, беззаботным. Словно в мире нет никаких переживаний.

— Ну, к сожалению, переживаний было множество. Но, думаю можно сказать, когда мы вчетвером собирались вместе, их был легче пережить. Когда вы уехали, нам было очень тяжело.

Генри передал ей обратно рамку. Пока все идет нормально. Воспоминания о Катрин, Эдварде и Энн причиняли боль, но также вновь позволяли испытать их любовь. В последнее время он не часто думал о прошлом. Было приятно вспомнить хорошие времена, и испытать счастье от того, что они были. Некоторым людям повезло меньше.

Сара достала очередной предмет из чемодана и задержала на нем взгляд на несколько секунд. Она провела кончиками пальцев по поверхности, прежде чем предать это Генри.

— Вы знаете, что-нибудь об этом?

Генри раскрыл ладонь и посмотрел на бледно желтую деревянную коробочку. Сверху ее украшала резьба из четырех колец. Она повертел коробочку, разглядывая мастерскую работу. Он снова посмотрел на крышку, и тоже провел пальцами по гравировке.

— Хм-м-м. Ну, я не уверен, но думаю, это сделал Уильям.

Он посмотрел на Сару, и был удручен тем, что она совершено, не понимала о ком шла речь.

— Уильям? Кто такой Уильям? — стимул, который медленно появлялся у нее, внезапно исчез.

Генри открыл рот, но нахмурил лоб, глядя обратно на коробочку в своих руках. Она не помнила Уильяма. Он не понимал, почему это так сильно шокировало его. В конце концов, он же знал, что она потеряла память. Просто он не совсем осознал, что это может коснуться и Уильяма.

— Уильям, — начал он. — Это мой сын.

Сара обдумала новую информацию.

— О. Значит, мы с ним хорошо друг друга знаем?

Это было преуменьшением, но Генри кивнул.

— Ага, вы знакомы всю свою жизнь. Ты, Мэтью, Уильям и Томми, мой второй сын, проводили почти каждый божий день вместе. Вы все были, не разлей вода.

Теперь на лице Сары появилось истинное удивление.

— Каждый день? Каждый день? Как я могу не помнить того с кем проводила каждый день? — ее глаза наполнились слезами, и вглядывались в Генри, ища ответа.

— Не плачь, Сара, — Генри коснулся ее плеча, и она снова посмотрела на него. — Я не знаю ответа на твой вопрос. Но я знаю, что сделаю все возможное, чтобы помочь тебе. Ты ведь знаешь это? Что я здесь для того, чтобы помочь тебе вспомнить?

Сара шмыгнула и кивнула.

— Я знаю, — прошептала она. — Что значит эта гравировка? Вы знаете, почему он вырезал ее здесь?

Генри снова изучил гравировку, но ничего в ней не казалось ему знакомым.

— Этого я не знаю. Прости. Могу я открыть ее?

Сара быстро кивнула.

— О, да, конечно.

Генри открыл крышку и надавил пальцем на содержимое.

— А вот это, — сказал он, — это частичка дома. Твоего дома в Колорадо. — Он выудил несколько засохших пожелтевших иголок. — Уверен это из соснового леса.

— Из леса?

— Сосны. Вы ребята любили сосны. Недалеко от вашего дома, был клочок сосновых деревьев, окруженный трусишками.

— Трусишки? Кто такие трусишки? — Сара была заинтригована, и Генри был рад, что разочарование исчезло с ее лица.

Он засмеялся.

— Это осины. Деревья. Я просто всегда их называл трусишками, потому их листья всегда дрожат.

Сара раскрыла ладонь, и он уронил сосновые иголки ей на руку. Она поднесла руку к носу и глубоко вдохнула.

— Они хорошо пахнут. Кажется это замечательное место.

— Прекрасное, на самом деле. Детьми вы время от времени исследовали каждый дюйм сосен. Вы строили шалаши, лазали по деревьям, давали им имена.

— Как бы мне хотелось помнить это. Мне грустно от того, что я не помню этого.

Генри увидел возможность, и понял, что другого шанса для его предложения как сейчас у него не будет.

— Возможно, ты сможешь вспомнить, Сара. Я приехал сюда, чтобы сообщить тебе, что хочу забрать тебя обратно в Колорадо со мной, и помочь тебе вернуть твои воспоминания. Если ты хочешь, я могу забрать тебя домой.

Сара глубоко задумалась, обводя пальцами круги снова и снова. Она посмотрела на Генри.

— Я хочу вспомнить.

— Я знаю, — сказал нежно Генри.

— Я хочу домой.

Сара сложила свои оставшиеся вещи в кабину грузовика и осторожно закрыла пассажирскую дверь. У них с Генри заняло несколько дней собрать и упаковать ее вещи. Генри загрузил ее скромное имущество в кузов и надежно перевязал их веревками. Старый чемодан он перевязал на два раза, зная, что это самое ценное. Она повернулась, чтобы посмотреть на Элли и Оскара, стоявших перед ее единственным домом, который она помнила. Элли изо всех сил пыталась скрыть свои эмоции, но, не сдержав слез, разрыдалась в платок Оскара. Так как Оскар не мог расплакаться как Элли, все эмоции отражались на его лице. Будучи всегда очень разговорчивым и оживленным, сейчас он был тихим и мужественным, просто потирая вверх и вниз спину жены.

Сара подошла к ним, мысленно умоляя, чтобы у нее хватило сил держать себя в руках ради всеобщего блага. Это решение далось ей нелегко. У нее было множество воспоминаний о ферме и об Оскаре с Элли, поэтому ей было трудно оставить позади единственное, в чем она была уверена. Ей будет нелегко, сказать им прощай. Она боролась с чувством вины из-за того, что предпочла Колорадо вместо них. Она только надеялась, что со временем они поймут, что это было необходимо, если она когда-нибудь вернет свою память. В любом случае доктор сказал, что никаких гарантий нет. Но, окружив себя людьми и местами когда-то знакомыми, возможно, она сможет преодолеть непробиваемую стену забвения. Сара слишком хорошо себя знала, и понимала, что не успокоится, пока не узнает где лежат ее истоки. Слишком большой отрезок жизни она провела в Колорадо. Это часть ее, и она просто надеялась, что оказавшись там, все встанет на свои места.

Сара моргала сквозь слезы и протянула руки к Элли. Они обнялись, позволив друг другу расплакаться. Немного успокоившись, они отстранились, удерживая друг друга за предплечья.

— Ох, Сара, дорогая, как я буду по тебе скучать.

Сара кивнула, борясь со слезами.