— Ты просто паникерша!

— Моя сменщица на работе так…

— Малыша завела?! — заканчиваю за подругу.

— Да!

— Сколько же у нее детей?

— Четверо. Они вообще какие-то плодовитые… Одного за другим делают, с малышней родители мужа возятся. Но мы же сейчас не про них говорим, да? Про тебя! — Оксана накрывает мою руку своей ладонью. — Хочешь, я с тобой в аптеку за тестами пойду? Я тебя знаю, будешь стесняться.

— Спасибо, — говорю растерянно. — Но я думаю, что тревога ложная и я не беременна.

На следующее утро, сделав тесты, я понимаю, что тревога оказалась не напрасной.

Я беременна.

Закрыв лицо ладонями, начинаю плакать!

Неужели я повторю судьбы мамы, которая родила меня и растила одна, без мужчины? У нее были кавалеры, но настоящего мужа так и не появилось, как не появился и тот, кто был моим отцом!

Что же теперь делать?

Может быть, тесты ошибаются? Все семь штук ошибаются…

Я беру отгул на один рабочий день и мужественно направляюсь в местную поликлинику, чтобы провериться.

Перед входом долго трушу, опасаясь войти. С трудом заставляю себя выбить талончик и занять место в очереди.

Когда меня приглашают в кабинет, испытываю позорное желание уйти и не возвращаться, но все же шагаю в кабинет, где белые стены словно смотрят на меня с укором: ай-яй-яй, какая же ты неосмотрительная!

— На что жалуетесь? — буркает толстая врачиха, заполняющая мелким бисерным почерком мою карточку.

— Возможно, я беременна. Хотелось бы получить подтверждение.

— Месячные когда были последний раз? При сексе предохранялись? Оральные контрацептивы или презервативы? — спрашивает лениво, скучающим тоном.

Я чувствую себя неуютно, перестав ощущать себя даже человеком, став безликой фигурой, одной из толпы. Наверняка эта врачих каждый день видит с десяток, подобных мне.

— Ясно все. Залезай на кресло! — кивает в сторону ширмы.

От волнения я забываю обо всем и раздеваюсь неправильно, сняв платье и лифчик, остаюсь в одних трусиках и не спешу залезать на гинекологическое кресло.

— О господи! — всплескивает руками врачиха. — Сиськи твои мне не нужны. Трусы снимай! Что за день сегодня такой! Одна на кресло не знает, как залезть, вторая в трусах залезла! Затмение, что ли?!

— Я просто волнуюсь! Не могли бы вы быть повежливее! — злюсь.

— Ты очередь в коридоре видела? У меня на каждую пациентку пятнадцать минут, не больше. Некогда мне с каждой цацкаться, я вам не мамочка… Пошевеливайся, мне нужно мазок взять.

Гинеколог активно разминает пальцы, и я, взглянув на ее широченные плечи и толстые, длинные пальцы, вмиг передумала давать этой грубой женщине ковыряться в самом сокровенном.

— Знаете, я передумала проверяться в этой клинике! — так и не спустив трусики до конца, натягиваю их обратно и быстро одеваюсь. — Не хочу, чтобы со мной так грубо обращались.

— Здесь тебе не частная клиника. Не нравится? Иди в платную…

В порыве эмоция я даже хотела пойти директору поликлиники на грубость врача! Но того не оказалось на месте, и мне было совсем неудобно ждать его появления. Скорее всего, моя жалоба просто ничего бы не изменила…

Поэтому я сняла деньги с зарплатной карточки и просто поехала в другую клинику, отдав весомую для меня сумму с новой зарплаты за обследования.

Все они подтвердили мою беременность, и теперь передо мной встал другой вопрос: как рассказать об этом Савицкому?

Написать в сообщении? Отправить фотографии анализов? Позвонить?!

Захочет ли он меня слышать?

Ответ на эти вопросы получился сам собой: девочки с работы шепнули, что сегодня, пока я была в клинике, Савицкий появился в офисе…

Марика

Я готовлюсь идти на работу, и сборы получаются невероятно долгими. Ничего не получается, все валится из рук. То волосы в пучок не собираются, лезут отовсюду, то новая тушь без конца отпечатывается на верхнем веке. Подкрашиваю губы нюдовой помадой. Смотрится, как будто я труп. Выбираю блеск для губ, но вспоминаю о дресс-коде, введенном Савицким, гадая, не расширился ли список запрещенного.

Вдруг блеск для губ тоже под запретом?!

Из-за долгих сборов я едва не опаздываю на работу!

Переступаю порог приемной с дико колотящимся сердцем, едва на ногах держусь!

И… Меня постигает самое большое в жизни разочарование.

Его нет…

Савицкого нет в кабинете.

Может быть, и вчера он появился лишь потому, что узнал: меня нет в офисе!

Словно проблем мне было мало, ко всему прочему добавляется легкая тошнота и головокружение, а мысли о еде вызывают противоречивые реакции: желудок сосет от голода, но стоит мне поднести хотя бы кусочек еды ко рту, как чувство голода сменяется тошнотой и уверенностью, что я проведу час над унитазом, если съем хотя бы немного.

Первую половину дня меня сильно тошнит, во второй половине дня тошнота проходит. Однако после небольшого перекуса появляется слабость и желание поспать. Я едва не засыпаю, заполняя ежедневный отчет о входящей корреспонденции.

Гипнотизирую взглядом большие часы…

До восемнадцати ноль-ноль осталось совсем недолго. Усталость просто разит меня наповал. Чтобы встряхнуться немного, я подхватываю журнал для входящих писем, папку и сама разношу письма работникам офиса. Обычно я просто звоню им по внутреннему и прошу забрать.

Но сегодня мне просто необходимо продержаться еще минут двадцать. Уснуть на ходу совсем не получится, это мне как раз и необходимо.

Совершив обход, я возвращаюсь в приемную.

Замечаю, что дверь в кабинет директора приоткрыта и слышу… голос Савицкого.

Он вернулся.

Александр говорит с кем-то по телефону, я просто зависаю на месте и не могу пошевелиться, тону в его приятном, низком голосе.

— Хорошо. До встречи. Нет. Еще не знаю, надолго ли я здесь. Сообщу позднее. Всего хорошего.

Он опускает телефон на стол. Слышу его уверенные шаги.

Пытаюсь представить его лицо.

Но не могу понять, какого цвета будут его глаза, при взгляде на меня — согревающими, синими, как летнее небо в ясный день, или рассержено-чернильными, как темная ночь в непогоду…

Шанс подумать над этим тает вместе со звуком звонка по внутреннему телефону. Я просто не могу позволить себе стоять без движения.

Поэтому шагаю к телефону, сняв трубку.

— Офис…

— Добрый день, Марика. Свари мне кофе, — обрывает меня Савицкий.

Я падаю на кресло, словно ноги стали ватными.

Кофе? Просто кофе? После такой долгой разлуки он говорит со мной словно ни в чем не бывало?!

Я для него ничего не значу?

Или он просто не желает обострять конфликт?!

— Марика…

— Да, конечно, я сварю кофе. Вам как обычно?

— Да.

Разговор можно считать оконченным.

Но почему-то никто не желает положить трубку.

— Было что-то значительное в мое отсутствие? — строго интересуется Савицкий.

Да. Я забеременела!

Но не могу выпалить это так, с ходу.

— В офисе все хорошо и спокойно. Особых происшествий не было, а с текущими задачами превосходно справились.

— Замечательно, — неожиданно бодро восклицает Савицкий. — А что насчет тебя, Марика?

Может быть, он интересуется просто из вежливости.

— Что вы хотите услышать?

— Правду.

Я краснею.

Ему всегда нужна правда. Он никому-никому не доверяет, может быть, потому что сам — искусный лжец?

Я еще не забыла, как мастерски он все организовал, чтобы затащить меня в постель. Но если бы он был лжецом на сто процентов, то не стал бы признаваться, так?

Боже, помоги, я так запуталась…

— Кое-что я могу рассказать. Вы были правы.

— Насчет чего?

— Насчет того, что не стоит доверять всем подряд, — говорю я, сжимая пальцами трубку изо всех сил. — Те пирожки, о которых вы меня предупреждали, оказались отравленными. Коле стало плохо.