Он прерывисто вздохнул, а я присел перед ним на корточки.
— Неизвестность пугает, я знаю. Но ты должен понимать, что некоторые вещи неизбежны. А некоторые, напротив, еще можно изменить, даже если кто-то считает это невозможным.
— Вы правы, мастер Рэйш, — слабо улыбнулся мальчик. — Когда-нибудь настанет время, и вы так или иначе меня покинете. Но я едва не забыл, что отлетевшую душу всегда можно попробовать вернуть.
— Совершенно верно. Поэтому мастера Смерти не должны выводить из равновесия подобные вещи. Сколько нот ты запорол, когда решил, что я умер?
Роберт опустил глаза.
— Четыре.
— Неплохо, — сдержанно удивился я. — Покажешь, где именно напортачил?
Мальчишка воззрился на меня с таким выражением, словно я только что предложил ему сменить покровителя.
— Вам, мастер Рэйш?!
А потом неожиданно смутился.
— Простите. Мне показалось, у вас есть и более важные дела. К тому же я только учусь…
— Вот именно, — усмехнулся я. — И я хочу знать, чего ты достиг не во Тьме, а в реальной жизни.
Из дома герцога Искадо я ушел лишь через три четверти свечи, когда убедился, что мальчик окончательно успокоился и не наделает в мое отсутствие глупостей. Поводок, разумеется, вернул. О причинах обрыва коротко рассказал. Предупредил, чтобы с этого времени Роберт очень внимательно относился к появляющимся в доме гостям. И только после этого ушел, предварительно попросив Мэла присмотреть за мальчишкой.
Следующим пунктом моего путешествия стало западное Управление столичного сыска. И вот там, в отличие от всех прочих мест, мне пришлось не в пример сложнее. Оказывается, с утра на участке было относительно тихо. Поэтому с того момента, как я потерял связь со всеми своими учениками, а Корн подтвердил, что при этом со мной все в полном порядке, Триш, Тори и Хокк успели извести себя целой кучей всевозможных предположений, из которых ни одно, как обычно, не соответствовало действительности.
— Ладно, — проворчала Лора, когда я пояснил причины, поделился информацией из храма (после Лотэйна скрывать от них было уже нечего) и вернул всем поводки. — Убивать тебя пока не буду. Но морду когда-нибудь набью точно.
— Мастер Рэйш, — наморщил нос Тори. — Это что же получается, нам сейчас надо отложить в сторону обычные дела и заняться поисками ведьмы?
— Возможно, не ведьмы, а ведьм, — поправила его Триш. — Кто знает, сколько их на самом деле?
Я качнул головой.
— От обычных дел нас никто не освобождает, но работать теперь придется с удвоенной осторожностью.
— А что делать, если ведьма появится здесь?
— Отступить. Позвать на помощь. И не пытаться уничтожить ее самостоятельно.
Хокк задумчиво потерла подбородок.
— Рэйш, как считаешь, насколько верно твое предположение насчет Лотэйна и Врат? Та штука, которую мы изгнали, могла спровоцировать приход хаоса, а следом за ним и ведьм?
Я только руками развел.
— Сроки по летописям почти совпадают. Но точного ответа нам никто не даст. Отец Гон предполагает, что ведьмы получаются из соединения частицы хаоса и разумного существа.
— Почему только разумного?
— Потому что именно разум приносит с собой подозрения, сомнения, предположения и варианты. Дерево, которое выросло в лесу, не задается вопросами о смысле бытия. Его не волнуют проблемы жизни и смерти, оно ни с кем не ссорится, не ругается, не переживает по пустякам и не пережевывает одни и те же мысли по тысяче раз на дню. Его жизнь размеренна, предопределена и от начала до конца подчинена заложенной богами программе. А в разумных существах всегда есть частичка если не хаоса, то… скажем так, беспорядка. Мы мыслим не словами, а образами. Порой частенько перескакиваем с одного на другое, а иногда и вовсе убегаем мыслями в такие дали, что потом даже вспомнить не можем, с чего вообще все начиналось. Настоятель полагает, что именно поэтому мы, люди, не всегда умираем рядом с частицами хаоса, а иногда… почему-то… преображаемся и способны с ними объединиться. Именно так могут рождаться ведьмы.
Тори озадаченно кашлянул.
— Хотите сказать, из-за того, что у некоторых из нас каша в голове, хаос принимает нас… типа за своих?
— Что-то вроде того, — усмехнулся я. — Но думаю, мы с вами на эту почетную роль не подойдем.
— Это еще почему? — удивилась Триш.
— Потому что хоть мы иногда и сбиваемся с мысли, но чаще всего способны сосредоточиться и довести ее до конца. Если она куда-то убежала, мы делаем усилие и возвращаемся к началу. Если забыли, пытаемся вспомнить. Если не поняли, стремимся разобраться. По сути, каждый раз при этом мы упорядочиваем себя сами. Как говорится, приводим мысли в порядок. Причем, если вы не заметили, на темной стороне этот процесс происходит значительно быстрее и легче.
— Это правда, — переглянулись ученики. — Во Тьме мыслится и вспоминается гораздо легче.
— Значит, ведьм из нас и впрямь не получится, — с невеселым смешком заключил Тори. — Какая жалость. Зато данный факт позволяет исключить из списка подозреваемых не только нас, но и всех темных магов вообще. По крайней мере тех, кто еще жив.
Я улыбнулся.
— Почему только темных? Светлых тоже. Магия-то у нас, по сути, одна и та же. Как и боги.
Тори покраснел.
— А, ну да…
— Значит, остаются простые люди, — задумчиво обронила Хокк. — Причем, скорее всего, неадекватные, далекие от здравого смысла или совершенно безумные люди. Если уж частица хаоса кого и приметит, то в первую очередь их.
Я кивнул.
— Именно поэтому я первым же делом и отправил запрос в Дом милосердия.
— Думаете, Шоттик стал… э-э… ведьмой? — встрепенулась Триш.
— Думаю, его душа могла быть в том големе, — не стал отрицать я. — По крайней мере, из всех моих недоброжелателей он подходит на эту роль лучше всех.
— Откуда вы знаете? Вы видели потом его душу?
Вот уж когда я всерьез задумался.
А и правда? Я как-то не заметил, чтобы от паучихи отделялась характерная искорка. Была ли она вообще? А если да, то куда потом делась?
Пожалуй, надо будет спросить об этом у одной знакомой богини.
— Как бы там ни было, но ведьма, чей голем напал на мастера Рэйша, должна быть с ним как-то связана, — так и не услышав ответ на свой вопрос, предположила Триш.
— С чего ты решила, что ведьма и голем — это разные вещи?
— Ну вы сами сказали, что «бабка» действовала грубо и по определенной программе, ничего не изобретала и не пакостила. На Шоттика, кстати, это не очень похоже. Но сама тварь, если верить господину Орбису, думать не могла, значит, она несамостоятельная. С другой стороны, она проявляла эмоции. К примеру, обрадовалась, когда вас увидела. Была недовольна, когда потеряла вас из виду… выходит, внутри голема и впрямь был кто-то, кто знал вас и хорошо помнил. Человеческая душа для это подходит как нельзя лучше. Но меня смущает вот что: если у ведьмы в голове царит полный хаос, то как она вообще могла что-то создать? Тем более забрать у кого-то душу? Создание голема и тем более переселение души — дело непростое, и оно требует не только знаний, но и сосредоточения. Если ведьмы — это именно то, что мы думаем, то возникает вопрос: кто ей помог? А может, и ею кто-то управляет?
Я замедленно кивнул.
Угу, этот вопрос и для меня оставался неясен. Да и насчет Шоттика Хелена сказала верно — ушлый светлый никогда не стремился к открытому противостоянию. Он был трусом, слабаком и пьяницей, поэтому ни за что не стал бы угрожать мне открыто. Но если не он, то чья тогда душа была внутри голема? Кто даже после смерти мог ненавидеть меня настолько, чтобы согласиться на ритуал?
Освальд Ллойд, который умер пусть и не от моей руки, но от руки моего служителя?
Может, Крис, бывший напарник Хокк, который с самого начала меня невзлюбил?
Уэссеск, которого я случайно убил, не рассчитав силу заклятия?
Кто-то из тех, кого я не сумел спасти, пока охотился за «двойным убийцей»? Или же это Лотий каким-то чудом сумел выбраться из клетки и снова мутит воду в Алтире?