— Вот за что я не люблю твои идеи, так это за то, что они почти всегда безумные, — проворчал Йен, как только до него донеслась моя последняя мысль. — А учитывая то, сколько я их за эти годы повидал, думаю, самой первой жертвой хаоса должен был стать именно ты! Как его ближайший родственник!

— Может, он поэтому за мной и охотится? — со смешком предположил я. — Встреча родных, дружеские объятия, все дела…

— Ну-ну, — фыркнул Норриди. — Ладно, давайте разделимся. Но имей в виду, Арт, если меня там сожрут, я тебе до конца дней буду в кошмарах являться и грозно вопрошать, какого Фола ты сделал из Триш безутешную вдову!

— Сдвигаемся ближе к границе, — вместо ответа велел я. — Живых от мертвых легче отличить именно там. Используем исключительно прямые тропы. Расходимся по спирали. Йен, ты забираешь немного севернее. Мэл — южнее. Идем до тех пор, пока не станет ясно, что живым нет до нас никакого дела. Роберт, ты справишься?

— Я постараюсь, учитель, — твердо ответил ученик.

— Тогда идешь на восток.

После этого мы обменялись выразительными взглядами и, больше не нуждаясь в словах, разошлись по намеченным направлениям, а Тьма прямо на глазах расцветилась черными вспышками наших троп.

На то, чтобы установить размеры очага, у нас ушло чуть более половины свечи. Однако вопреки ожиданиям это оказался не ровный круг и даже не овал, а какая-то кривая угловатая фигура с изломанными границами и без четкой формы.

Очертить вокруг нее мысленный круг и подпалить траву тоже труда не составляло. Но, не желая бездумно уничтожать все то, что не несло с собой угрозы, я решил для начала очертить вокруг пораженной деревни гигантский круг и слегка подправил русло текущей вокруг нее речки, чтобы вода не дала огню распространиться дальше, чем нужно.

Тьма помогла мне это сделать с нескрываемой радостью.

А потом мы просто стояли и следили за тем, чтобы куклы… хоть большие, хоть маленькие… не выбрались за пределы карантинной зоны. И вот что странно: они даже не пытались! Вернее, не совсем так — сперва они все-таки забеспокоились, зашевелились, однако, наткнувшись на водяную преграду, никто даже не попытался ее преодолеть. Просто бродили вдоль тонкого ручейка, в который я превратил местную речку, бестолково толкались, что-то невнятно бормотали. Однако в какой-то момент замолчали, после чего всякое движение в очаге и вовсе прекратилось. Зараженные звери просто замертво попадали на землю. Объятые огнем людские фигуры тоже безвольными мешками осели на пылающую траву. Даже птицы почему-то разворачивались, не решаясь пролететь над обычной, казалось бы, водой. Но потом и они попадали одна за другой. И все это выглядело так, словно невидимый кукловод внезапно отпустил связывавшие его с марионетками ниточки, и те немедленно… быть может, даже с облегчением… обмякли, больше не подавая признаков жизни.

Тем не менее мы все-таки дождались, пока там все не прогорит до конца. И лишь убедившись, что после уничтожения марионеток хаос действительно покинул эти места, оставили оскверненную им деревню, где, надеюсь, со временем боги все-таки наведут порядок.

После этого случая отношение к порученному нам делу изменилось даже у меня. Один раз столкнувшись с последствиями пребывания хаоса, мы удвоили бдительность. В деревни теперь заходили аккуратно, внимательно осматриваясь и проверяя каждого встречного на случай, если снова наткнемся на марионетку. Внешне нормальное состояние лесов и полей нас тоже больше не успокаивало. К зверью, даже к домашнему, относились настороженно. Ауры у живых проверяли чуть ли не с лупой. Однако, как это ни удивительно, больше ничего подозрительного нам так и не встретилось, поэтому, когда мы закончили со списком, я со спокойной душой отправил Роберта домой. Молча попросил Мэла за ним присмотреть и заодно отпустил Йена навестить жену.

Пусть переведет дух.

Тогда как сам я, едва сменив одежду и приведя себя в порядок, ровно к семи часам направился в Белый квартал. На улицу Зеленую. В особняк под номером двадцать четыре, где меня должна была ждать красивая девушка.

Само собой, я не забыл про назначенное ею свидание, хотя не планировал на нем долго задерживаться. Дел у на сегодня меня было запланировано еще много. Работы, которую даже на пару свечей нельзя отложить, и того больше. Однако и не прийти я тоже не мог, поэтому что Натали… она этого не заслуживала.

К тому же я был уверен: узнав, почему я, едва явившись, снова должен буду ее покинуть, она поймет. Простит. И однажды мы обязательно это обсудим. Но когда слуга с поклоном пригласил меня войти в дом и я увидел, как она спускается по лестнице…

Я замер.

Натали была ошеломительно красива. Той самой невероятной, чистой, воистину ослепительной красотой, которая так поразила меня при первой встрече. Когда она несмело улыбнулась, моя душа неистово заметалась в сомнениях…

Наверное, я все-таки забылся. Один-единственный раз, когда, поддавшись эмоциям, я в кои-то веки утратил контроль над ситуацией.

И был немедленно за это наказан: коротким свистом, испуганным женским вскриком и мощным ударом по затылку, который со всей силы нанес позабытый мною слуга. Тем самым мгновенно отправив мое сознание во мрак, где меня встретили холод, пустота и поднимающийся из ее недр, чей-то стремительно набирающий силу, воистину безумный хохот.

***

Сны для меня — нечастое явление. По крайней мере, в последние годы. Но на этот раз меня затянуло в глубокий омут тяжелого, вязкого, какого-то неопределенного кошмара, из которого оказалось невозможно вырваться.

Сперва это была просто непроглядная темень, из которой на меня изучающе смотрело нечто большое и опасное.

Потом меня швырнуло куда-то прочь, шарахнуло обо что-то башкой, отчего там все сперва помутилось, затем в глазах заплясал разноцветный калейдоскоп, а в ушах поднялся невнятный гул, из-за чего ориентироваться стало еще сложнее.

Сказать, что я не себя не сознавал, — нет. Пожалуй, я все-таки понимал, кто я такой, хотя и не помнил всего, что должен был. Однако сосредоточиться на чем-то одном и хотя бы подумать, что же со мной произошло и почему я здесь оказался, упорно не получалось, потому что меня, словно щепку, кидало из одного положения в другое, и я упорно не мог понять, что происходит.

То я оказывался посреди безбрежного черного океана, на крохотном островке, окруженном бурно вздымающимися волнами.

То меня перебрасывало в тесный каменный мешок, из которого не было выхода.

То я вдруг обнаруживал себя на дне волчьей ямы, чудом не напоровшимся на деревянные колья.

То вынужден был переплывать кажущуюся бесконечной ледяную реку.

То стоял на площади возле окровавленной плахи и смотрел на занесенный над моей головой топор палача.

То снова оказывался посреди океана, только уже не на острове, а на берегу, на пути гигантской приливной волны… Причем все это постоянно крутилось, вертелось в каком-то безумной калейдоскопе, не давая ни мгновения расслабиться.

А затем ко всему этому бардаку добавились невесть откуда взявшиеся чувства. Гнев, страх, боль, ярость, сомнения, бешенство, переходящее в жгучую ненависть… всего за миг я испытал такую смесь самых разнообразных, по большей части негативных эмоций, что кого-то другого это могло убить. Однако для меня они были каким-то отдаленными. Несколько… ненастоящими, что ли? Будто все это происходило не со мной. С кем-то другим. Эмоции, словно морские волны, упорно не доставали до меня, а лишь окатывали мелким брызгами, бессильно царапали берег и с неохотой откатывались прочь, так и не сумев толком зацепить.

Самое скверное заключалось в том, что я по-прежнему не понимал, что именно происходит. Меня бросало то в жар, то в холод. Мое тело то пыталась высушить до состояния мумии жаркая пустыня, а то до хруста вымораживало порывами ледяного ветра. Меня обжигали огнем и кололи острыми палками. Швыряли с обрывов и следом подбрасывали на недосягаемую высоту. Я падал на острые скалы. Тонул в морях. Задыхался под сошедшими с гор лавинами. Висел, не имея возможности пошевелиться, распятый на какой-то шершавом дереве. Чувствовал, как по каплям теряю кровь из глубоких ран. Каждый раз закрывал глаза в ожидании смерти…