– Это что – угроза?
– Скорее дружеское предостережение. Ну, я бы сказал – довольно дружеское. Не стану делать вид, что очень к вам расположен, и не стал бы работать под вашим началом, если бы тупари из Министерства внутренних дел назначили вас директором нашей Лаборатории. Но я признаю, что в принципе дела вашего Отдела меня не касаются. Только этот случай – исключение. Я знаю, что происходит, мне это не нравится, и я намереваюсь положить этому конец.
– Мне и в голову не могло прийти, что вы испытываете такую нежную привязанность к Брэдли. Впрочем, наверняка это Сюзан Брэдли вам звонила. У самого-то кишка тонка попросить за себя. Ну что же, звонила она вам, Миддлмасс?
Миддлмасс пропустил вопрос мимо ушей.
– Никакой нежной привязанности к Брэдли я не испытываю, – сказал он. – Но я испытывал некоторую привязанность к Питеру Энналзу, если вы можете его припомнить.
– Энналз утопился потому, что его невеста дала ему от ворот поворот, и у него произошел психический срыв. Он оставил записку, объяснив свое решение, и она была зачитана во время расследования. И то и другое события произошли много месяцев спустя после его ухода из Южной лаборатории; ни то ни другое не имеют ко мне ни малейшего отношения.
– Зато то, что происходило в Лаборатории, когда он там работал, имеет чертовски прямое отношение к вам. Он был приятным, ничем не выдающимся парнишкой, имел два аттестата повышенного уровня и необъяснимое стремление специализироваться по судебной биологии. Вот тут ему не повезло – он попал под ваше начало. Между прочим, Энналз – двоюродный брат моей жены. Так случилось, что я рекомендовал ему пойти на это место. Так что у меня к этому делу особый интерес, если хотите – я считаю себя в некотором роде ответственным.
– Он никогда не упоминал, что он родственник вашей жены, – сказал Лорример. – Но я не вижу разницы. Он был совершенно непригоден к работе. Судебный биолог, не способный аккуратно работать, когда на него давят, совершенно бесполезен и для меня, и для нашего ведомства; ему лучше уйти. Иждивенцам у нас нет места. Именно это я и думаю сказать Брэдли.
– Тогда вам лучше передумать.
– Интересно, как вы сможете меня заставить?
Было совершенно непонятно, как эти плотно сжатые губы могли издавать хоть какие-то звуки, как высокий, изменившийся голос Лорримера продирается сквозь напряженные голосовые связки, не порвав их.
– Я доведу до сведения Хоуарта, что вы и я не можем долее работать в одной Лаборатории. Вряд ли это ему очень понравится. Разлад между сотрудниками высшего звена ему совершенно не нужен. Особенно сейчас. Он, разумеется, предложит Организационному отделу перевести одного из нас, прежде чем ситуация осложнится переездом в новое здание. Держу пари, что Хоуарт – да и Орготдел, кстати говоря, – решат, что гораздо легче найти судебного биолога, чем исследователя документов.
Миддлмасс поражался самому себе. Он вовсе не собирался произносить весь этот вздор, тем более что до сих пор такое ему и в голову не приходило. Впрочем, все это звучало довольно резонно. В их ведомстве не было ни одного исследователя документов его калибра, и Хоуарт прекрасно об этом знал. Если Пол откажется работать в той же Лаборатории, что Лорример, одному из них придется уйти. Ссора никак не повысит их репутацию в Орготделе, но ведь вполне очевидно, кому из них это будет больше во вред.
– Это вы поспособствовали, чтобы я не получил место директора, – сказал Лорример. – А теперь вы хотите меня вообще выжить из Лаборатории.
– Мне лично совершенно наплевать, тут вы работаете или где-то в другом месте. Только перестаньте терроризировать Брэдли.
– Если бы я и был готов следовать чужим советам в том, как руководить моим Отделом, то уж никак не советам третьеразрядного любителя бумажонок с второразрядной ученой степенью, да к тому же не знающего разницы между научными доказательствами и жалкой интуицией.
Эта колкость была настолько абсурдной, что никак не могла уязвить Миддлмасса: его уверенность в собственной компетентности была слишком прочна. Но промолчать в ответ на это было невозможно. Пол обнаружил, что начинает выходить из себя. И вдруг его осенило.
– Послушайте, приятель, если у вас ничего не выходит в постели и дама находит, что вы – не вполне, не вымещайте свои неудачи на ваших коллегах. Вспомните, что говорил Честерфилд:[9] «Расходы невероятны, позы нелепы, а удовольствие недолговечно».
Результат поразил его до глубины души. Лорример, не сумев подавить вскрик, бросился на него с кулаками. Реакция Миддлмасса была совершенно инстинктивной и в то же время вполне его удовлетворившей: он выбросил вперед правую руку и нанес Лорримеру удар по носу. На мгновение воцарилась тишина. Оба удивленно созерцали друг друга. Затем из носа брызнула кровь, Лорример пошатнулся и стал падать вперед. Миддлмасс подхватил его за плечи, и Лорример тяжело уронил голову ему на грудь. «Господи, – подумал Миддлмасс, – только бы он в обморок не упал!» Им овладела путаница чувств: он поражался самому себе, был по-мальчишески собой доволен, испытывал жалость к Лорримеру и непреодолимое желание рассмеяться. – Ну, как вы, нормально? – спросил он. Лорример высвободился из его рук и встал прямо. Нащупал в кармане платок и поднес к носу. Красное пятно разрасталось. Глянув вниз, Миддлмасс обнаружил, что халат его в крови. Пятно расплывалось на белой ткани, словно алый декоративный цветок.
– Раз уж мы тут устроили балаган, – сказал он, – я полагаю, ваша реплика теперь должна быть: «Ах ты, свинья такая, клянусь Богом, ты мне за это заплатишь!»
Его поразил неожиданный всплеск ненависти в черных глазах. Голос Лорримера, едва слышный сквозь платок, донесся до его слуха:
– Вы мне за это заплатите. Лорример ушел.
Тут Миддлмасс заметил, что в дверях стоит миссис Бидуэлл, лабораторная уборщица. Глаза ее за нелепыми, раскосо удлиненными очками в украшенной блестящими камушками оправе расширились от волнения и любопытства.
– Ну уж, я просто не знаю! Чего это вы тут устроили? Начальство, передеретеся между собой! И как только не стыдно вам, а?
– Да стыдно нам, стыдно, миссис Бидуэлл. – Миддлмасс медленно выпростал длинные руки из рукавов халата и вручил его уборщице. – Бросьте это в корзину с грязной спецодеждой, будьте добры.
– Да вы же знаете очень даже хорошо, мистер Миддлмасс, я не захожу в мущинский тувалет – не в рабочее же время мне туда заходить! Сами в корзину положите. А ежели вам чистый халат занадобится, вы знаете, где его взять. А я до завтрева чистых халатов больше не выдаю. Подрались, надо же! Мне надо было зараньше догадаться, что мистер Лорример в это дело замешается. Ну только он ведь не из тех, кто на кулачки будет биться. Кишка тонка, вот что я вам скажу. Ну, правда, в последнее-то время он очень странный ходит, тут и вопроса нет. Вы небось слыхали про вчерашнюю неприятность внизу, в вистибуле? Он прям таки вышвырнул детишек док Керрисона за дверь. А им всего и надо-то было, что отца дождаться. И ничего в этом нет плохого. Очень у нас атмосфера в Лаболатории плохая, вот что я вам скажу. Все последнее время. И если кое-кто из сотрудников в руки себя не возьмет, какая-нибудь пакость обязательно тут приключится, попомните мои слова.
Глава 10
Было почти пять часов и уже темно, когда детектив-инспектор Дойл добрался домой. Он жил в деревне, в шести километрах к северу от Кембриджа. Он пару раз за день пытался дозвониться жене, но безрезультатно: телефон был занят. Опять это ее бесконечное и дорогостоящее секретничанье по телефону с подружками тех времен, когда она работала медсестрой, подумал он, довольный, что можно больше не звонить. Кованые железные ворота были, как всегда, распахнуты, и Дойл поставил машину перед домом. Не стоило заводить машину в гараж на пару часов, а дольше пробыть дома он не мог себе позволить.
Дом его – Скуп-хаус – не очень-то хорошо смотрелся в этот темный ноябрьский вечер. Неудивительно, что агенты по продаже недвижимости в последнее время никого не присылали посмотреть дом. Время года было неудачное. И сам дом, думал инспектор, мог бы служить памятником неудачного расчета. Он купил его меньше чем за семнадцать тысяч, но истратил еще пять на улучшения, надеясь продать по меньшей мере за сорок. Но это было еще до того, как спад поломал расчеты гораздо более опытных торговцев недвижимостью, чем он сам. Сейчас, когда дела на рынке недвижимости шли туговато, ничего не оставалось, как ждать. Он вполне мог потянуть с домом, пока дела на рынке не улучшатся. Однако он вовсе не был уверен, что ему удастся еще потянуть с разводом. Не было даже уверенности, что он этого хочет. С браком тоже вышел просчет, но – если учесть тогдашние обстоятельства – вполне понятный. Дойл не тратил времени на напрасные сожаления.
9
Честерфилд, Филин Дормер Стенхон (1694–1773), граф – английский писатель и государственный деятель.