– Вы не знаете, Лорример сообщил ей, что собирается изменить завещание? – спросил Дэлглиш.
Поверенный бросил на него острый взгляд:
– Он мне не говорил. В данных обстоятельствах ей было бы удобно, если бы она могла доказать, что сообщил.
Настолько удобно, подумал Дэлглиш, что она поторопилась бы упомянуть об этом во время первого же опроса. Но даже если она и считала себя наследницей своего двоюродного брата, это вовсе не обязательно должно было сделать ее убийцей. Если она и хотела получить часть бабушкиных денег, зачем было ждать до сих пор и убить именно сейчас?
Зазвонил телефон. Майор Хант, пробормотав извинение, взял трубку. Прикрыв микрофон ладонью, он сказал Дэлглишу:
– Это мисс Фоули. Звонит из Коттеджа за мельницей. Мистер Лорример-старший хочет поговорить со мной по поводу завещания. Она говорит, он очень волнуется, принадлежит ли коттедж теперь ему. Сказать ему?
– Это вам решать. Но он ближайший родственник, так что все равно, сейчас он узнает условия завещания или позже. Кстати, и она тоже.
Майор Хант колебался. Наконец он сказал в трубку:
– Хорошо, Бетти. Я поговорю с мисс Фоули. Он снова поднял глаза на Дэлглиша:
– Сообщить сейчас эту новость – все равно, что запустить лису в чевишемский курятник.
Дэлглишу вдруг представилось взволнованное полудетское лицо Бренды Придмор, глядящей на него через директорский стол.
– Да, – сказал он мрачно. – Да. Боюсь, что так.
Глава 5
Дом Хоуарта, Лимингс, стоял в трех милях от деревни Чевишем по Кембриджскому шоссе. Это было современное здание из бетона, дерева и стекла, поднятое на консолях над плоской равниной Болот, с двумя отходящими от него белыми, словно свернутые паруса или распростертые на земле крылья, флигелями. Даже в угасающем свете дня дом выглядел впечатляюще. Он стоял в строгом и прекрасном уединении, и производимый им эффект зависел исключительно от совершенства линий и искусной простоты. Кругом не видно было никаких строений, кроме одинокого, почерневшего от времени деревянного домишки на сваях, угрюмого, словно прибежище палача, да на востоке, над линией горизонта вставал поражающий воображение мираж – великолепная одинарная башня и восьмиугольник кафедрального собора в Или. Из задних окон дома открывалось огромное небо и бесконечные, ничем не огороженные поля, рассеченные дамбой Лимингс-Дайк, изменяющиеся с временами года от голой, черной, изрезанной плугом земли к весенним всходам и осеннему урожаю; и ни звука не достигало этих окон, кроме шума ветра и – в летнее время – беспрестанного шелеста хлебов.
Места для строительства было мало, и архитектору пришлось применить всю свою изобретательность. При доме не было сада, лишь короткая въездная аллея вела в мощеный дворик и к гаражу. У гаража рядом с «триумфом» Хоуарта стоял красный «Ягуар-Х15». Бросив завистливый взгляд на «ягуар», Мэссингем подивился, как это миссис Шофилд добилась, что ей так быстро доставили последнюю модель. Въехав во двор, они поставили свою машину рядом с «ягуаром». Прежде чем Дэлглиш успел выключить мотор, из дома вышел Хоуарт и молча ждал их у входа. На нем был рабочий комбинезон в синюю и белую полоску, в котором он явно чувствовал себя вполне удобно, не испытывая нужды ни объяснять свой костюм, ни переодеваться. Поднимаясь по широким ступеням резного деревянного крыльца, Дэлглиш выразил свое восхищение домом. Хоуарт ответил:
– Это проект шведского архитектора, который застраивал новые участки в Кембридже. На самом деле дом принадлежит моему университетскому приятелю. Он вместе с женой получил приглашение на пару лет в Гарвард. Если они решат там остаться, он, может быть, захочет продать дом. Во всяком случае, на ближайшие полтора года мы устроены, а потом можем поискать в округе что-нибудь другое, если понадобится.
Теперь они шли по просторной винтовой, тоже деревянной, лестнице, поднимавшейся из самого холла. Наверху кто-то слушал финал Третьего Бранденбургского концерта Баха. Великолепные контрапунктные созвучия словно бились о стены, переполняя дом. Мэссингем почти зримо представил себе, как дом поднимается на своих белых крыльях и радостно парит над Болотами. Дэлглиш спросил, перекрывая громкие звуки музыки:
– Миссис Шофилд здесь нравится?
Голос Хоуарта, шедшего впереди, продуманно безразличный, ответил им сверху:
– О, к тому времени она, возможно, куда-нибудь переедет. Доменика предпочитает разнообразие. Моя единокровная сестрица страдает бодлеровым horeeur de domicile[28] – ей всегда хочется быть где-нибудь в другом месте! Ее естественное обиталище – Лондон, но сейчас она живет у меня, потому что иллюстрирует элитное издание Крабба[29] для «Парадайн Пресс».
Пленка подошла к концу. Хоуарт приостановился и сказал резковато, как бы жалея, что решился заговорить об этом:
– Думаю, следует предупредить вас, что сестра овдовела всего полтора года назад. Ее муж погиб в автокатастрофе. Вела машину она, но ей повезло. Ну, во всяком случае, я считаю, что повезло. Отделалась легкими царапинами. Чарлз Шофилд умер через три дня.
– Весьма сожалею, – сказал Дэлглиш. Циник, скрывавшийся где-то внутри его, подумал: «С какой целью он сообщил мне об этом?» Хоуарт произвел на него впечатление человека очень замкнутого, не из тех, кто легко поверяет другим детали личной или семейной трагедии. Было ли это обращением к его рыцарственным чувствам, скрытой просьбой отнестись к сестре с особой чуткостью? Или Хоуарт стремился предупредить его, что она все еще не оправилась от горя, непредсказуема, даже неуравновешенна? Вряд ли он подразумевал, что после этой трагедии она испытывает непреодолимую потребность убивать своих любовников.
Они поднялись на самый верх и остановились на широком деревянном балконе, который, казалось, свободно парил в пространстве. Хоуарт толчком растворил дверь и сказал:
– Я вас оставлю. Я собираюсь пораньше приняться за готовку обеда. Она здесь. – И он крикнул в глубину комнаты: – Это коммандер Дэлглиш и детектив-инспектор Мэссингем, из столичной полиции. По поводу убийства. Моя сестра – Доменика Шофилд.
Комната была необъятна, с треугольным окном от крыши до пола, выступающим над полями, словно нос корабля, и с высоким изогнутым потолком из светлой сосны. Мебель в стиле модерн, но ее совсем мало. На самом деле комната больше напоминала музыкальную студию, чем гостиную. У стены в беспорядке стояли музыкальные пюпитры и футляры для скрипок, а надо всем этим – смонтированный на стене музыкальный центр с самой современной и явно очень дорогой стереоаппаратурой. В комнате была только одна картина – маслом: Сидни Нолан,[30] портрет Неда Келли.[31] Безликая металлическая маска с бесцветными глазами, проглядывающими сквозь узкую прорезь, прекрасно вписывалась в строгую аскетичность комнаты, гармонировала с чернотой голых, уходящих в сумеречный свет полей за окном. Легко было представить себе Неда Келли, мрачного Хэриуорда[32] не столь давних дней, решительно пересекающего перепаханное поле.
Доменика Шофилд стояла у чертежной доски посреди комнаты. Она повернулась и без улыбки посмотрела на них глазами брата: Дэлглиш снова смотрел в поразительно синие озера глаз под изогнутыми густыми бровями. Как всегда в такие – все более и более редкие – моменты, когда он встречался лицом к лицу с красивой женщиной, у него дрогнуло сердце. Красота волновала не столько его чувственность, сколько чувства, и он радовался, что все еще может вот так реагировать на нее, даже во время расследования дел об убийстве. И все же ему хотелось бы знать, насколько заученными были и плавный, медленный поворот, и первый, отстраненный, но, тем не менее вдумчивый взгляд этих замечательных глаз. В предвечернем свете их радужки казались почти пурпурными, а белки отсвечивали голубым. У нее была матовая, цвета светлого меда кожа, льняные волосы она оттянула со лба назад и заколола тугим узлом на затылке, у самой шеи. Синие джинсы туго обтягивали сильные бедра, а поверх джинсов она надела рубашку в синюю и зеленую клетку, с открытым воротом. Дэлглиш рассудил, что ей лет на десять меньше, чем брату. Когда она заговорила, голос у нее оказался удивительно низким для женщины, даже чуть грубоватым.
28
horeeur de domicile – боязнь домоседства (фр.)
29
Крабб, Джордж (1754–1832) – английский поэт, представитель просветительского классицизма, последователь А. Поуна.
30
Нолан, Сидни (род. 1917) – австралийский художник.
31
Келли, Нед (1855–1880) – австралийский разбойник, смелость которого вошла в поговорку.
32
Хэриуорд (Гервард) – полулегендарный предводитель сопротивления англосаксов Вильгельму Завоевателю.