– А все три замка и система охраны были в полном порядке?

– Да, сэр.

– Вы делаете общий проверочный обход здания сразу по прибытии?

– Нет, сэр. Конечно, если б я обнаружил непорядок с каким-то из замков или на панели сигнальной системы, я сразу же пошел бы с проверкой. Но все было в порядке.

– Вы сказали, что телефонный звонок мистера Лорримера-старшего был для вас неожиданностью. Разве вы не заметили машины доктора Лорримера, когда приехали утром на работу?

– Нет, сэр. Старший научный состав пользуется гаражом в самом конце здания.

– Почему вы послали мисс Придмор выяснить, здесь ли доктор Лорример?

– Я не посылал, сэр. Она выскользнула под конторкой прежде, чем я успел ее задержать.

– Значит, вы почувствовали, что что-то произошло?

– На самом деле – нет, сэр. Я никак не ожидал, что она его там найдет. Но кажется, мне на минуту пришло в голову, что, возможно, ему стало плохо.

– Что за человек был доктор Лорример, инспектор?

– Он был главным биологом, сэр.

– Это я знаю. Я спрашиваю, что он был за человек – как человек, как сотрудник?

– По-настоящему-то я его не знал, сэр. Он не из тех был, кто у конторки поболтать останавливается. Но отношения у меня с ним были нормальные. Он был хорошим судебным экспертом.

– Мне говорили, что он проявлял интерес к Бренде Придмор. Разве это не означает, что он время от времени останавливался у конторки – поболтать?

– Не больше чем на несколько минут, сэр. Он любил время от времени поговорить с девочкой. Да ведь все любят. Приятно, что у нас в Лаборатории такое молоденькое существо появилось. Она хорошенькая, очень старается, и энтузиазма у нее – хоть отбавляй. Я думаю, доктор Лорример хотел как-то ее подбодрить.

– Не более того, инспектор?

– Нет, сэр, – невозмутимо ответил Блейклок. Потом Дэлглиш расспросил его о том, где он был и что делал накануне вечером. Блейклок сказал, что вместе с женой они купили билеты на деревенский концерт, хоть жене и не очень хотелось туда идти – голова сильно болела. У нее бывают головные боли на почве синусита, они ее иногда просто выводят из строя. Но Блейклоки все-таки были на первой части программы и ушли в перерыве из-за этой самой головной боли. Он вел машину. Домой, в Или, они приехали примерно без четверти десять. Они с женой живут в современном бунгало на окраине города. Соседей поблизости нет, и он не думает, что кто-то мог заметить, когда они вернулись. Дэлглиш сказал:

– Впечатление такое, что никто не хотел остаться на вторую часть концерта. Прямо какое-то всеобщее нежелание. Зачем же вам надо было ехать туда, раз ваша жена плохо себя чувствовала?

– Доктор Макинтайр – это наш бывший директор, сэр, – любил, чтобы сотрудники Лаборатории принимали участие в деревенских мероприятиях, и главный инспектор Мартин тоже так считает. Вот я и купил билеты, а жена решила, раз они куплены, надо ими воспользоваться. Надеялась, может, на концерте забудет про свою боль головную. Но первая часть была довольно шумная, так что ей только хуже стало.

– Вы заезжали за ней домой или встретились прямо здесь?

– Она приехала пораньше, автобусом, сэр, и провела день с миссис Дин, женой священника. Они – давние друзья. Я заехал за женой после работы, в шесть часов. Перед концертом поужинали там, рыбу с жареной картошкой ели.

– Вы всегда уходите в это время?

– Да, сэр.

– Кто же запирает Лабораторию, если ученые задерживаются после того, как вы ушли?

– Я всегда проверяю, кто остался, сэр. Если продолжают работать младшие научные сотрудники, тогда приходится задержаться, пока они не закончат. Но это не очень обычно, сэр. У доктора Хоуарта тоже есть ключи, он, если задерживается, сам систему сигнализации проверяет и запирает Лабораторию.

– А доктор Лорример часто оставался на работе после вашего ухода?

– Три-четыре вечера в неделю, сэр. Но я никогда не беспокоился, если он должен был запирать. Он был очень добросовестный.

– Он впустил бы кого-нибудь в помещение, если оставался один?

– Нет, сэр, только если кого из сотрудников Лаборатории, тогда могло быть. Или кто из полиции. Но тогда он полицейского должен был знать в лицо. Он никого бы не впустил без дела. Доктор Лорример очень строгий был к тем, у кого в Лабораторию допуска не было.

– Поэтому он и попытался позавчера силой выставить мисс Керрисон отсюда?

Инспектор Блейклок ни на мгновение не утратил выдержки:

– Я не сказал бы, что он ее силой выставил, сэр. Он девочку и пальцем не тронул.

– Вы не могли бы точно описать мне, что на самом деле произошло, инспектор?

– Мисс Керрисон с младшим братишкой пришли встретить отца. В то утро доктор Керрисон читал лекцию на подготовительных курсах инспекторов. Я предложил мисс Керрисон посидеть на стуле, подождать, но тут как раз доктор Лорример спустился к нам – проверить, прибыл ли деревянный молоток, который надо было исследовать. Увидел детей и спросил, довольно повелительно, что они тут делают. И сказал, что судебно-медицинская лаборатория – не место для детей. Мисс Керрисон ответила, что не собирается уходить, так что он подошел к ней, вроде хотел ее выставить. Он был очень бледный, прямо белый, очень странно выглядел, так мне показалось. Он ее пальцем не тронул, но она, видно, испугалась, что тронет. Я думаю, она очень нервная, сэр. Она как завизжит, как закричит: «Я вас ненавижу, ненавижу!» Доктор Лорример пошел наверх, а Бренда стала успокаивать девочку.

– И мисс Керрисон с младшим братом ушла, не дождавшись отца?

– Да, сэр. Доктор Керрисон спустился минут через пятнадцать, и я сообщил ему, что дети приходили за ним, но уже ушли.

– Вы рассказали ему об этом инциденте?

– Нет, сэр.

– Такое поведение типично для доктора Лорримера?

– Нет, сэр. Но в последние несколько недель он не очень хорошо выглядел. Думаю, он какое-то нервное напряжение переживал.

– А вы не знаете, что вызвало это напряжение?

– Нет, сэр.

– У него враги были?

– Мне это неизвестно, сэр.

– Так что вы не представляете, кто мог бы желать ему смерти?

– Нет, сэр.

– После того как обнаружили труп доктора Лорримера, доктор Хоуарт послал вас вместе с мисс Фоули проверить, на месте ли его связка ключей. Не можете ли вы точно описать, что именно вы и мисс Фоули делали у сейфа?

– Мисс Фоули открыла сейф. Только она и директор знают комбинацию цифр.

– Вы наблюдали?

– Да, сэр, но я не запомнил шифр. Я наблюдал, как она поворачивает диск и устанавливает цифры.

– А потом?

– Она вытащила металлический ящичек и открыла. Он не был заперт. Ключи были в ящичке.

– Вы внимательно следили за ней все время, инспектор? Вы абсолютно уверены, что мисс Фоули не могла незаметно для вас вернуть ключи в ящик?

– Нет, сэр. Это было бы совершенно невозможно.

– И последнее, инспектор. Когда вы пошли наверх, туда, где находился труп, мисс Придмор оставалась в вестибюле одна. Она сказала мне, что совершенно уверена, что в то время никто не мог выскользнуть из Лаборатории. Вам в голову такая возможность не приходила?

– Что он мог пробыть здесь всю ночь, сэр? Да. Но он не мог прятаться в комнате главного сотрудника по связям с полицией, иначе я увидел бы его, когда зашел туда выключить систему внутренней сигнализации. Это помещение – самое близкое к входной двери. Еще, я думаю, он мог бы скрываться в кабинете директора, но не могу представить, как он мог пройти через вестибюль и отпереть входную дверь незаметно для мисс Придмор, хоть она и была в состоянии шока. Дверь ведь не была открыта, ему надо было бы отпереть английский замок.

– А вы совершенно уверены, что ваша связка ключей постоянно была при вас вчера вечером?

– Совершенно уверен, сэр.

– Благодарю вас, инспектор. Пока это все. Попросите сюда мистера Миддлмасса, будьте добры.

Завотделом по исследованию документов вошел в кабинет легкой, уверенной походкой. Без всякого приглашения, он удобно устроился в директорском кресле, закинув одну длинную ногу на колено другой, и смотрел на Дэлглиша, вопросительно приподняв бровь, словно гость, не ожидающий от хозяина ничего, кроме надоедной скуки, но из вежливости не желающий этого никак выказать. На нем были свободные брюки из коричневого вельвета, бежевый, из тонкой шерсти свитер с высоким горлом, пурпурного цвета носки и мягкие кожаные башмаки без шнуровки. От всего этого веяло этакой небрежной неофициальностью, но Дэлглиш отметил, что брюки были от хорошего портного, свитер – из дорогого кашемира, а башмаки шиты на заказ. Он бросил взгляд на объяснительную записку, где Миддлмасс изложил, что он делал и где был накануне вечером, после семи. В отличие от коллег Миддлмасс писал пером, а не шариковой ручкой, почерк – изящный, с наклоном вправо, буквы удлиненные и узкие. В результате получилось нечто весьма декоративное, но совершенно неразборчивое. Такого почерка Дэлглиш от него совершенно не ожидал.