– Ну, может, мы все-таки дадим и нашему оружию шанс? – возразил Мэссингем.

Она взглянула на него с жалостью и улыбнулась.

– Но все двери были заперты. Все эти ваши заумные научные средства не тронуты. Никто не вламывался туда, и никто не мог оттуда выйти. И все-таки он был сражен. Это сделано не рукой человека, инспектор.

– Почти наверняка это сделано тупым орудием, мисс Уиллард, но держала его рука человека. У меня нет сомнений на этот счет, – сказал Дэлглиш. – Наша задача – выяснить, чья именно, и я очень надеюсь, что вы поможете нам сделать это. Вы ведете хозяйство у доктора Керрисона и его дочери, как я понимаю?

Мисс Уиллар устремила на него взгляд, в котором сожаление о его глубоком невежестве было смешано с мягким упреком:

– Я вовсе не экономка, коммандер. Ни в коем случае не экономка. Давайте скажем, что я гощу в этом доме и одновременно здесь работаю. Работающая гостья хозяев дома. Доктору Керрисону нужно было, чтобы кто-то жил в доме и оставался с детьми, когда его вызывают на место убийства. К сожалению, это дети неблагополучной семьи. Старая, грустная история. Вы не женаты, коммандер?

– Нет.

– Очень мудро с вашей стороны. – Она вздохнула, выражая звучным вдохом и выдохом бесконечную тоску, бесконечное сожаление.

Дэлглиш настойчиво продолжал:

– Так что вы живете совершенно отдельно?

– В моей маленькой отдельной квартирке. Эта гостиная, и – рядом с ней – спальня. И собственная кухонька – за этой вот дверью. Я не покажу ее вам, потому что в данный момент она не вполне в том виде, как мне хотелось бы.

– Каковы же точно ваши обязанности в этом доме?

– Завтрак они готовят сами. Доктор, разумеется, не приезжает домой к ленчу, он ест в больнице. Нелл и Уильям съедают что-нибудь легкое, если она даст себе труд что-то приготовить, а я сама о себе позабочусь. Потом я что-нибудь готовлю к вечеру, что-нибудь очень простое, никто из нас не отличается чревоугодием. Обедаем очень рано – из-за Уильяма. Это скорее не обед, а ранний ужин с чаем. В выходные дни всей готовкой занимаются Нелл и ее отец. Так что все складывается очень удачно.

Очень удачно для вас, подумал Мэссингем. Правда, Уильям выглядел довольно крепким и упитанным, но девочке лучше бы учиться, а не пытаться справиться практически в одиночку с этим безрадостным чудовищем – домом. Интересно, как она уживается с мисс Уиллард. И тут мисс Уиллард сказала, словно прочитав его мысли:

– Уильям очень милый малыш. С ним совершенно не тяжело. На самом деле я его почти и вижу. Но Нелл очень трудная девочка. Очень трудная. С девочками ее возраста это часто бывает. Ей нужна материнская рука. Вам, конечно, известно, что миссис Керрисон сбежала от мужа год назад? С одним его коллегой по больнице. Это его просто доконало. А теперь она пытается апеллировать в суд высшей инстанции, чтобы изменили решение, кому детей оставить. Чтобы ей детей отдали, когда будет слушаться дело о разводе. Это через месяц. Я уверена, только лучше будет, если ей детей отдадут. Дети должны жить с матерью. Ну, Нелл, конечно, уже не ребенок. Так что весь бой из-за Уильяма идет. Не из-за Нелл. А если вы меня спросите, то Нелл никто из них и не любит вовсе. Она своему отцу только одно беспокойство доставляет. Досаждает ужасно. Ночные кошмары, истерики, астма. Он на будущей неделе в Лондон собирается, на конференцию по судебной патанатомии. В понедельник уезжает. Всего на три дня. Боюсь, она его дорого заплатить заставит за эту увеселительную поездочку. Невротичка, знаете ли. Казнит его за то, что он ее братишку любит больше, чем ее. Хоть он сам-то, конечно, этого понять не может.

Интересно, какой ход мысли привел ее к этому психологически гладенькому выводу, подумал Дэлглиш. Кстати, вовсе не обязательно неправильному. И он почувствовал острую жалость к Керрисону.

Неожиданно Мэссингему стало нехорошо. Душное тепло и нечистый запах этой комнаты одолели его совершенно. Капля холодного пота упала к нему на блокнот. Пробормотав извинение, он шагнул к окну и потянул раму вниз. Она с минуту сопротивлялась, потом со стуком опустилась. В комнату ворвался прохладный живительный воздух. Слабый огонек под резной фигуркой Богоматери затрепетал и угас.

Когда он снова взялся за блокнот, Дэлглиш уже расспрашивал мисс Уиллард о прошлом вечере. Она рассказывала, что приготовила на ужин рубленое мясо, картофель и зеленый горошек, а на десерт – бланманже. Потом она сама вымыла всю посуду и, прежде чем уйти к себе, пошла пожелать всему семейству спокойной ночи. Они все были тогда в гостиной, но доктор Керрисон и Нелл уже собирались идти наверх укладывать Уильяма. Больше она их не видела и не слышала до начала десятого, когда пошла проверить, заложена ли щеколда на входной двери. Доктор Керрисон иногда забывает запирать на ночь и не всегда понимает, как она нервничает: ведь она спит совершенно одна на первом этаже. Теперь про такие ужасы пишут. Она прошла мимо кабинета – дверь была приоткрыта, и она слышала, как доктор Керрисон разговаривает по телефону. Потом она прошла к себе в гостиную и включила телевизор.

Доктор Керрисон заглянул к ней незадолго до десяти поговорить о небольшой прибавке к ее зарплате, но разговор был прерван звонком телефона. Он вернулся минут через десять, и они провели вместе примерно полчаса. Приятно было, что представилась возможность поболтать вдвоем, без вмешательства детей. Потом он пожелал ей спокойной ночи и ушел. Она опять включила телевизор и смотрела передачи почти до полуночи. Потом отправилась спать. Если бы доктор Керрисон вывел машину, она совершенно уверена, что услышала бы, так как окно ее гостиной выходит на гараж, построенный у дома. Впрочем, они могут увидеть это собственными глазами.

На следующее утро она проспала и позавтракала только в десятом часу. Ее разбудил телефонный звонок, но о смерти доктора Лорримера она узнала, только когда доктор Керрисон вернулся из Лаборатории. Доктор Керрисон заехал домой ненадолго в начале десятого рассказать ей и Нелл о том, что произошло, и позвонить в больницу, чтобы все звонки ему переадресовывались в регистратуру Лаборатории.

– Я знаю, что доктор Лорример обычно подвозил вас в Гайз-Марш, к одиннадцатичасовой службе в храме Святой Марии. Он, кажется, был одиноким и не очень счастливым человеком. Такое впечатление, что никто его толком и не знал. И я подумал, может быть, в общении с вами он нашел то товарищество, ту дружбу, которых ему, видимо, недоставало в общении с коллегами по работе.

Мэссингем поднял на нее глаза, любопытствуя, как она отреагирует на это прямое приглашение к саморазоблачению. Она по-птичьи прикрыла веки, по шее вверх, словно сыпь, поползли красные пятна. Пытаясь казаться кокетливой, она ответила:

– Боюсь, вы поддразниваете меня, коммандер! Вы ведь коммандер, верно? Странное какое слово, будто бы военно-морской чин. Мой покойный деверь служил в военном флоте, так что я немного разбираюсь в этих делах. Но вы заговорили о дружбе. Это подразумевает доверительность. Мне очень хотелось бы помочь ему, но сблизиться с ним было нелегко. И конечно, сказывалась разница в летах. Я не очень намного старше, меньше чем на пять лет. Но эта разница очень много значит для сравнительно молодого мужчины. Нет, боюсь, мы с ним были всего лишь двумя отверженными прихожанами Высокой англиканской церкви[47] на этих евангелистских Болотах. А в храме мы даже не рядом сидели. Я обычно сижу на третьей скамье от кафедры, а он любил сидеть где-нибудь сзади.

Но Дэлглиш стоял на своем:

– И все же ему, должно быть, доставляло удовольствие общаться с вами. Он ведь заезжал за вами каждое воскресенье?

– Только потому, что отец Грегори просил его об этом. В Гайз-Марш ходит автобус, но мне пришлось бы ждать целых полчаса, а так как доктор Лорример все равно проезжал мимо Старого пасторского дома, отец Грегори предположил, что разумно было бы договориться и ездить вместе. Он никогда сюда не заходил. Я всегда была вовремя готова и ждала у ворот. Если у него отец болел или надо было выехать на место преступления, он предупреждал по телефону. Иногда ему не удавалось меня предупредить, и это было очень неудобно. Но я знала, что, если он не подъехал без двадцати одиннадцать, значит, не приедет и мне надо идти на автобус. Но конечно, он обычно заезжал, кроме тех шести месяцев в начале года, когда он перестал слушать мессу. Однако в начале сентября он позвонил и сказал, что опять станет заезжать за мной, как раньше. Естественно, я не задавала ему вопросов по поводу этого перерыва. У каждого из нас бывают такие затмения души.