– Стелла Моусон умерла. Смерть через повешение. Дэлглиш не сомневался, что Хоуарт правильно оценил важность осторожного подбора слов. Брат и сестра взглянули на два крюка, вбитых в стену, на веревку от колокола, намотанную на один из них, на синий шнур с болтающейся на конце кистью в руке у Дэлглиша.
– Интересно, откуда она узнала, где взять этот шнур? – сказал Хоуарт. – И почему – здесь?
– Вы узнаете этот шнур?
– Он ведь из сундука? Там должны быть два одинаковых шнура. У нас была мысль повесить занавеси у входа в алтарь, когда мы устраивали здесь концерт двадцать шестого августа. Но получилось так, что мы передумали. Вечер был слишком теплый, так что не стоило беспокоиться насчет сквозняков. Тогда в сундуке было два шнура с кистями.
– Кто мог их видеть?
– Практически все, кто помогал с подготовкой: я сам, моя сестра, мисс Фоули, Мартин, Блейклок. Миддлмасс помогал расставлять взятые напрокат стулья, с ним – еще несколько человек из Лаборатории. Кое-кто из женщин взялся помогать с закусками после концерта, поэтому они тоже крутились здесь днем. Сундук не запирается, так что любой заинтересовавшийся, что там внутри, мог туда заглянуть. Но я не понимаю, как мисс Моусон могла узнать про шнур. Она была на концерте, но не принимала участия в подготовке.
Дэлглиш кивнул служителям с носилками. Они осторожно покатили их к двери, и Хоуарт и миссис Шофилд посторонились, давая им пройти. Потом Дэлглиш спросил:
– Сколько имеется ключей к часовне?
– Я вчера уже говорил вам: я знаю только об одном. Он обычно находится на доске в кабинете главного сотрудника по связям с полицией.
– Это – тот, что сейчас в замке? Хоуарт даже не повернул головы:
– Если на нем пластмассовая бирка Лаборатории – да.
– Вы не знаете, его сегодня кому-нибудь выдавали?
– Не знаю. Эта деталь – из тех мелочей, которыми Блейклок вряд ли стал бы меня беспокоить.
Дэлглиш повернулся к Доменике Шофилд:
– Это предположительно и есть тот ключ, который вы взяли, чтобы заказать такие же, когда решили использовать часовню для встреч с Лорримером. Сколько еще имеется ключей?
Она спокойно ответила:
– Два. Один вы обнаружили на нем. Вот второй.
Она достала ключ из кармана куртки и протянула ему на ладони жестом небрежным и полным презрения.
– Вы не отрицаете, что приходили сюда?
– Зачем? Это не противозаконно. Мы оба – взрослые люди, в здравом уме. Свободные. Это даже не было прелюбодеянием, обычное совокупление. Кажется, вас весьма занимает моя сексуальная жизнь, коммандер, даже когда вы заняты более обычными для вас делами. Вы не боитесь, что это становится навязчивой идеей? Дэлглиш продолжал, не изменив тона:
– И вы не попросили вернуть вам ключ, когда порвали с Лорримером?
– Опять-таки – зачем? Он был мне без надобности. Это же не обручальное кольцо.
Хоуарт не смотрел на сестру во время этого обмена репликами. Неожиданно он спросил, очень резко:
– Кто ее обнаружил?
– Бренда Придмор. Ее отвезли домой. С ней сейчас доктор Грин.
Голос Доменики Шофилд прозвучал удивительно мягко:
– Бедная девочка. У нее, кажется, входит в привычку обнаруживать трупы, не правда ли? А теперь, когда мы объяснили вам все, что требовалось, про ключи, мы вам еще зачем-то нужны сегодня вечером?
– Только затем, чтобы сообщить нам, где вы оба находились с шести часов.
Ответил Хоуарт:
– Я ушел из Лаборатории примерно без четверти шесть и после этого все время был дома. Моя сестра в семь часов уехала на машине – одна. Она иногда любит поездить в одиночестве.
– Не уверена, что смогу точно определить маршрут, но я заезжала выпить и поесть в очень милый паб в Уиттлз-форде, – сказала Доменика Шофилд, – незадолго до восьми. Может быть, они меня вспомнят. Там меня довольно хорошо знают. А в чем дело? Вы хотите сказать, что это – убийство?
– Это – смерть в результате невыясненных обстоятельств.
– И вероятно, вызывающих подозрения. Но не приходило ли вам в голову, что она могла убить Лорримемера, а потом покончить с собой?
– А вы могли бы привести хоть одну убедительную причину, почему она могла бы это сделать?
Она негромко засмеялась:
– Почему она убила Эдвина? Да по самой убедительной и самой тривиальной причине, во всяком случае, так об этом в книжках пишут. Потому что она когда-то была за ним замужем. Разве вам самому не удалось это выяснить, коммандер?
– Откуда вы знаете?
– Так он мне сам сказал. Вероятно, я единственный человек во всем мире, которому он решился рассказать об этом. Он сказал, что брак этот так и остался нереализованным и через два года был аннулирован. Думаю, именно поэтому он так и не привез жену домой. Неловко, знаете ли, привезти молодую жену познакомиться с родителями и всей деревней, особенно когда ты знаешь, что она тебе и не жена вовсе, и подозреваешь, что так никогда ею и не станет. Не думаю, что его родители вообще знали об этом браке, так что не очень удивительно, что и вы не знаете. Но впрочем, естественно ожидать, что вы раскопаете о человеке все, что касается его частной жизни и личных тревог.
Дэлглиш не успел ей ответить: все они одновременно услышали звук торопливых шагов по каменным ступеням часовни, и в дверях встала Анджела Фоули. Она раскраснелась от бега. Тяжело дыша, она переводила безумный взгляд с одного лица на другое. Спросила, задыхаясь:
– Где она? Где Стар?
Дэлглиш шагнул вперед, но она отступила, словно испугавшись, что он может ее коснуться. И сказала:
– Эти люди. Под деревьями. Люди с фонарем. Они что-то увозят. Что это? Что вы сделали с ней? С моей Стар?
Не глядя на брата, Доменика Шофилд протянула руку. Его рука тотчас же встретила ее ладонь. Они не придвинулись друг к другу, так и стояли неподвижно поодаль, неразрывно связанные соединенными руками.
– Я очень сожалею, мисс Фоули, – ответил ей Дэлглиш. – Ваша подруга умерла.
Четыре пары глаз не отрывались от ее лица, а она сначала взглянула на синий шнур, свободно свисавший с руки Дэлглиша, потом – на два одинаковых крюка в стене и – наконец – на деревянный стул, теперь аккуратно поставленный у стены. Прошептала только:
– О нет! Нет!
Мэссингем шагнул к ней – подхватить под руку, но она стряхнула его ладонь и, закинув назад голову, как воющий зверь, прорыдала:
– Стар! Стар!
Прежде чем Мэссингем успел ее остановить, она выбежала из часовни, и вечерний несильный ветер донес до их слуха ее отчаянный, дикий вопль.
Мэссингем бросился ей вслед. Теперь она молча быстро бежала вперед через рощу, огибая деревья. Но он легко перехватил ее, прежде чем она добежала до двух людей в черном с их ужасной ношей. Сначала она неистово сопротивлялась, но вдруг, обмякнув в его руках, затихла, и он смог поднять ее и отнести в машину.
Когда он, минут через тридцать, вернулся в часовню, Дэлглиш тихо сидел на одной из скамей, видимо, глубоко погруженный в текст «Молитвенника для всех». Отложив книгу, он спросил:
– Ну, как она?
– Доктор Грин ввел ей успокоительное. Договорился с районной медсестрой, чтобы она посидела с ней сегодня ночью. Больше никто ему в голову не пришел. Похоже, ни она, ни Бренда Придмор не смогут отвечать на наши вопросы до завтрашнего утра. – Он взглянул на небольшую горку нумерованных карточек на скамье рядом с Дэлглишем.
– Я нашел их на дне сундука, – объяснил его шеф. – Думаю, мы можем проверить их на отпечатки пальцев вместе с теми, что на доске. Но мы ведь знаем, что там обнаружится.
Мэссингем спросил:
– А вы поверили тому, что рассказала миссис Шофилд? Что Лорример и Стелла Моусон были женаты?
– О да, думаю, это правда. Зачем лгать, когда так легко проверить факты? И это ведь многое объясняет: экстраординарное изменение завещания, и даже тот всплеск эмоций во время разговора с Брэдли. Первая сексуальная неудача, должно быть, очень глубоко его задела. Даже после всех этих лет ему невыносимо было думать, что она может хоть как-то, хоть косвенно, получить выгоду от его завещания. Или, может быть, сама мысль, что она в отличие от него обрела счастье, да к тому же еще – счастье с женщиной, была для него непереносима?