Он бросил на стол прокурора крупный квадратный солитер в платиновой филигранной оправе.
– Я был как раз у себя, когда они его взяли, и тут же послал Сниткина в Гарлем узнать, что скажет об этом горничная, и она признала кольцо, как принадлежащее Оделл.
– Но его не было среди украшений, которые, были на леди в ту ночь, сержант, – рассеянно сказал Ванс.
Хэс угрюмо взглянул на него.
– Ну и что из этого? Его достали из стального ящика, не будь я Эрнест Хэс.
– Конечно, конечно, – пробормотал Ванс, впадая в оцепенение.
– И вот тут нам и повезло, – сказал Хэс, поворачиваясь к Маркхэму. – Это прямо связывает Скила с убийством и грабежом.
– Что говорит об этом Скил? – Маркхэм напряженно подался вперед. – Я думаю, вы допросили его?
– Можно сказать, да, – ответил сержант, но довольно унылым тоном. – Он у нас всю ночь был в работе. Но он рассказывает такую историю: девушка дала ему кольцо неделю назад, и он не видел ее до позавчерашнего дня. Он пришел к ней между четырьмя и шестью часами дня – вспомните, горничная говорила, что она уходила в это время – и вошел и вышел через боковую дверь, которая еще не была заперта. Он признает, что приходил еще раз в половине десятого вечера, но говорит, что, не застав ее, отправился домой. Его алиби в том, что он сидел до полуночи со своей квартирной хозяйкой, играл в карты и пил вино. Я съездил к нему утром, и старая дева это подтвердила. Но это ничего не значит. Ее дом – довольно подозрительная дыра, а хозяйка не только любительница выпить, но у нее были какие-то проступки.
– Что говорит Скил по поводу отпечатков пальцев?
– Он, конечно, заявляет, что оставил их, когда был у нее днем.
– А насчет тех, которые были на дверной ручке?
Хэс ухмыльнулся.
– У него и на это есть ответ – говорит, ему почудилось, что кто-то идет, и он заперся в стенном шкафу. Он не хотел, чтобы его видели; он бы испортил Оделл всю игру, которую она вела.
– Очень осмотрительно с его стороны, не становиться на ее пути, – протянул Ванс. – Какая трогательная верность, а?
– Вы ведь не верите этому вздору, мистер Ванс? – спросил Хэс с удивленным негодованием.
– Не очень. Но наш Антонио, по крайней мере, последователен в своем рассказе.
– Слишком уж последователен, черт бы его побрал, – проворчал сержант.
– И это все, что вы смогли из него вытянуть? – Маркхэм, естественно, был недоволен результатом работы Хэса.
– Как будто все, сэр. Он вцепился в свою историю, как пиявка.
– В его комнате не нашли отмычек?
Хэс должен был признаться, что не нашли.
– Но нельзя же допустить, что он их держит при себе, – добавил он.
Маркхэм обдумывал известные факты несколько минут.
– Не нахожу, что у нас все удачно, как бы мы не были уверены в виновности Скила. Может быть, у него и ненадежное алиби, но вместе с показаниями телефониста оно может вполне удовлетворить суд.
– А как же с кольцом, сэр? – Хэс был ужасно разочарован. – И как насчет его угроз и отпечатков пальцев, и списка точно таких же грабежей со взломом?
– Только дополнительные факторы, – объяснил Маркхэм. – Хороший адвокат мог бы оправдать его в двадцать минут, даже если бы я добился обвинительного акта. Ведь вы понимаете, нет ничего невозможного в том, что женщина дала ему кольцо неделю назад – вспомните показания горничной о том, что он как раз требовал денег в то время. И ничем не докажешь, что отпечатки пальцев не были действительно оставлены в понедельник днем. Дальше, мы никак не можем связать его с отмычкой, потому что не знаем, кто работал прошлым летом в Парк-авеню. Вся его история совпадает с известными фактами, а мы ничем не можем опровергнуть ее.
Хэс беспомощно пожал плечами, с него слетел весь задор.
– Что же нам делать? – грустно спросил он.
– Я думаю, что мне прежде всего надо самому поговорить с ним.
Он нажал кнопку и приказал служащему заполнить официальное требование. Подписавшись под ним, он послал Свэкера к Бену Хэнлону.
– Пожалуйста, спросите его насчет этих шелковых рубашек, – взмолился Ванс. – И выясните, если сможете, находит ли он белые жилетки подходящими к смокингу.
– Это учреждение – не магазин готового платья, – огрызнулся Маркхэм.
– Но, дорогой Маркхэм, вы же все равно не узнаете ничего больше от этого Петрония.
Через десять минут помощник шерифа ввел в кабинет Тони Скила. Щеголь не оправдывал сейчас своего прозвища. Он был бледен и изможден, испытание прошлой ночи, проведенной в полиции, наложило на него отпечаток: он был небрит, растрепан, кончики усов поникли. Но, несмотря на свое печальное положение, он держался насмешливо и презрительно. Бросив на Хэса злобный вызывающий взгляд, он с подчеркнутым равнодушием встал перед прокурором.
В ответ на вопросы Маркхэма он упрямо повторил ту же историю, которую рассказывал Хэсу. Он цеплялся за каждую деталь с упорством школьника, наизусть выучившего свой урок и механически повторяющего зазубренное. Маркхэм упрашивал, грозил, запугивал. Исчезла его обычная мягкость, он напоминал неумолимую машину. Но Скил, нервы которого, казалось, были из стали, не дрогнув выдерживал огонь его вопросов. Через полчаса Маркхэм сдался, не в силах ничего вытянуть из него. Он уже собирался отпустить Скила, когда Ванс поднялся с места и неторопливо направился к столу Маркхэма. Присев на край стола, он с любопытством поглядел на арестованного.
– Так вы любитель сыграть в карты? – небрежно заметил он. – В кон-кен. Дурацкая игра, правда? Хотя интересней, чем бридж. В нее играют в английских клубах. Вы все еще играете в две колоды?
Скил невольно нахмурился. Он привык к ярости прокурора и дубинкам полиции, но здесь перед ним был совершенно новый тип инквизитора, и ясно, что он был удивлен и испуган. Он решил встретить нового противника высокомерной усмешкой.
– Кстати, – продолжал Ванс тем же тоном, – можно, будучи спрятанным в шкафу мисс Оделл, видеть тахту через замочную скважину?
Внезапно улыбка сползла с лица Скила.
– И странно, – поспешно продолжал Ванс, не отрывая от него глаз, – почему вы не подняли тревогу?
Я пристально наблюдал за Скилом и, хотя на его застывшем лице ничего не дрогнуло, заметил, как расширились его зрачки. Маркхэм, я думаю, тоже заметил это.
– Не беспокойтесь, – прервал Ванс, когда Скил открыл рот, чтобы ответить. – Но вот все-таки скажите мне: неужели на вас совершенно не подействовало это зрелище?
– Не знаю, о чем вы тут разговариваете, – отозвался Скил с угрюмой дерзостью. Но в нем чувствовалась какая-то неуверенность. Теперь он прилагал усилия, чтобы казаться безразличным.
– Не очень-то приятное положение. – Ванс не обратил внимания на ответ Скила. – Как вы себя чувствовали, скорчившись в темноте, когда кто-то попытался повернуть ручку и отворить дверь?
Его глаза сверлили Скила.
Мускулы на лице Скила напряглись, но он ничего не ответил.
– Хорошо еще, что вы предусмотрительно заперлись, а? – продолжал Ванс. – А что, если бы он нашел дверь открытой – господи боже! – что тогда?
Он замолчал и улыбнулся с мягкой любезностью, производящей впечатление большее, чем самый яростный взгляд.
– Я хочу сказать, держали ли вы наготове для него отмычку? А если бы он оказался сильнее и быстрее вас… если бы его пальцы сжали вам горло прежде, чем вы успели бы ударить его?… Думали ли вы об этом там, в темноте?… Нет, не очень это приятное положение. Я бы сказал, даже отвратительное.
– Вы что, бредите? – нагло фыркнул Скил. – Вы обалдели уже совсем.
Но он забыл о своем высокомерии, и что-то, похожее на ужас, промелькнуло у него на лице. Но это было мгновенно, и почти тут же прежняя ухмылка вернулась к нему, он презрительно мотнул головой.
Ванс направился к своему креслу и устало растянулся в нем, как будто его интерес к этому делу совсем испарился.
Маркхэм внимательно следил за этой сценой, но Хэс курил с плохо скрытым раздражением. Наступившее молчание было прервано Скилом.