Мы с Вансом после завтрака отправились домой. Часа в четыре Маркхэм позвонил и сообщил, что он сделал все необходимое для вечера. Ванс тут же исчез из дому и вернулся около восьми часов вечера. Хотя я изнывал от любопытства по поводу всего происходящего, он отказался мне хоть что-нибудь объяснить. Когда же без четверти девять мы спустились к ожидавшей нас машине, там сидел незнакомый мне человек, которого я связал с загадочным отсутствием Ванса.

– Я попросил мистера Аллена присоединиться к нам на сегодняшний вечер, – дал мне Ванс «исчерпывающие объяснения», познакомив нас друг с другом. – Вы ведь не играете в покер, а нам очень понадобится еще один партнер, чтобы игра была интересней.

Тот факт, что Ванс собирался привести к Маркхэму незванного гостя и, очевидно, без разрешения, поразил меня почти столько же, сколько наружность самого гостя. Это был человек невысокого роста, с резкими тонкими чертами хитрого лица; из-под лихо заломленной шляпы виднелись черные прилизанные, как у японской куклы, волосы. Я заметил также, что к галстуку его вечернего костюма был приколот небольшой букетик белых незабудок, и на крахмальной рубашке были бриллиантовые пуговицы.

Контраст между ним и Вансом, всегда безупречно и строго одетым, был очевиден. Я спрашивал себя, какие могут быть между ними взаимоотношения. Это знакомство явно не было ни светским, ни основанным на общности интеллекта.

Кливер и Мэнникс уже были на месте, когда нас ввели в гостиную Маркхэма, а Спотсвуд явился минутой-двумя позже. Покончив с представлениями гостей друг другу, мы удобно расположились вокруг пылающего камина со стаканами превосходного шотландского виски в руках. Маркхэм, конечно, любезно принял неожиданного гостя, мистера Аллена, но случайные взгляды, которые он на него бросал, явно говорили, что он с трудом может примирить наружность гостя с поручительством за него Ванса.

Несмотря на усиленно любезную беседу, атмосфера была напряженной. В самом деле, обстановка вряд ли способствовала непринужденности разговора. Здесь находилось трое мужчин, каждый из которых, как было известно остальным, интересовался одной и той же женщиной; причина же, по которой их собрали вместе, состояла в том, что эта женщина была убита. Маркхэм, однако, выполнял свою задачу с таким тактом, что сумел внушить каждому из них чувство, будто он незаинтересованный наблюдатель, призванный обсудить отвлеченный вопрос. С самого начала он заявил, что эта «конференция» вызвана провалом всех попыток разрешить загадку убийства. Он надеется, сказал он, путем чисто неофициальной дискуссии, свободной от всяких формальностей, добиться какого-нибудь намека, в результате которого появилась бы новая, более плодотворная линия расследования. Его манера говорить была подкупающе дружеской, и общее напряжение после его слов заметно спало. Во время последовавшего за этим разговора я с интересом наблюдал за теми позициями, которые заняли все заинтересованные лица. Кливер говорил о своей причастности к делу с горечью и занимался больше самобичеванием, чем выискиванием путей к решению задачи. Мэнникс был многоречив и явно выставлял напоказ свою искренность, но был склонен вежливо обороняться. Спотсвуд, напротив, казалось, не был склонен к обсуждению вопроса и занимал чрезвычайно сдержанную позицию. Он вежливо отвечал на все вопросы Маркхэма, но не скрывал своего нежелания быть втянутым в общую беседу. Ванс говорил мало, ограничиваясь резкими замечаниями, обращенными к Маркхэму. Аллен не произнес ни слова; он сидел, наблюдая за остальными с осторожным интересом.

Вся беседа произвела на меня впечатление совершенно бесполезной. Если бы Маркхэм действительно надеялся получить в результате какую-нибудь информацию, то он был бы жестоко разочарован. Однако я понял, что он просто старался оправдать этот предпринятый им необычный шаг и проложить к карточной игре путь, который требовал Ванс. Впрочем, когда для этого настало время, то сделать это оказалось нетрудно.

Было почти одиннадцать часов, когда Маркхэм внес свое предложение. Его тон был любезен и небрежен, но я знал, что он заранее исключал возможность отказа. Впрочем, отказа и не последовало. Кливер и Спотсвуд, казалось, оба искренне приветствовали возможность заняться картами вместо неприятного разговора. Тут же к ним присоединились Ванс и Аллен. Один Мэнникс отклонил предложение. Он пояснил, что знает игру только в общих чертах и не любит ее, впрочем, он выразил горячее желание смотреть, как играют другие. Ванс попробовал переубедить его, но безуспешно, и, в конце концов Маркхэм приказал слуге приготовить карточный стол на пятерых.

Я заметил, что Ванс дождался, пока Аллен займет свое место, а потом опустился на стул справа от него. Кливер сел слева от Аллена, рядом с ним сел Маркхэм, Мэнникс поставил свой стул между Маркхэмом и Кливером, а Спотсвуд сел справа от Ванса.

Кливер первым предложил довольно ограниченную ставку, но Спотсвуд сразу назвал гораздо большую сумму. Затем Ванс еще больше повысил ставку и, так как Маркхэм и Аллен выразили свое согласие, его предложение было принято. От конечной суммы у меня перехватило дыхание, и даже Мэнникс тихонько присвистнул.

Не прошло и десяти минут игры, как стало ясно, что все пятеро сидящих за столом были первоклассными игроками. Казалось, что приятель Ванса Аллен первый раз за вечер нашел свое место и чувствовал себя совершенно свободно.

Первые две руки были Аллена, а третья и четвертая – Ванса. Затем последовала короткая полоса удачи для Спотсвуда, а немного спустя взял каре валетов, которое легко поставило его во главе, и Маркхэм. Таким образом, проигрывал пока один Кливер, но в следующие полчаса он возместил большую часть своих потерь. Затем в течение некоторого времени удача распределялась почти равномерно для всех. Но скоро Кливер и Спотсвуд начали отчаянно проигрывать.

К половине первого общество сильно помрачнело, ставки были так высоки и росли так быстро, что даже для состоятельных людей, а ими, несомненно, были все играющие, – суммы непрерывно переходили из рук в руки, – составляли довольно значительный расход.

Около часу, когда игра достигла значительного напряжения, я заметил, что Ванс бросил на Аллена быстрый взгляд и провел платком по лбу. Новому человеку этот жест показался бы совершенно естественным, но я так хорошо знал манеры Ванса, что тут же уловил его наигранность. В то же время я увидел, что именно Аллен в эту минуту мешал карты, готовясь сдавать их. Тут ему, очевидно, в глаза попал дым от сигары, потому что он зажмурился, и одна карта упала на пол. Быстро подняв ее, он перетасовал колоду и пододвинул ее Вансу снять.

Игра была каре валетов, и на столе еще оставалось столько денег, сколько могло составить небольшое состояние. Кливер, Маркхэм и Спотсвуд спасовали. Решение, таким образом, предоставлялось Вансу, и он открыл необычайно большую сумму. Аллен сразу положил свои карты, но Кливер остался. Затем Маркхэм и Спотсвуд оба выбыли, оставляя поле битвы за Вансом и Кливером. Кливер вытащил одну карту, а Ванс, который открывал – две, предложил обычную ставку, но Кливер немедленно ее поднял. Ванс в свою очередь сделал то же самое, но Кливер не сдавался и предложил еще большую сумму, чем вначале. Ванс поколебался и предложил ему открыть. Кливер торжественно протянул руку.

– Чистый флеш, – объявил он. – Можете вы меня побить?

– Куда уж мне, – уныло ответил Ванс. Он положил свои карты лицом вверх. У него было четыре короля.

Приблизительно через полчаса Ванс снова достал свой платок и провел им по лицу. Как и в первый раз, я заметил, что сдавать карты должен был Аллен, и что игра опять была каре валетов. Аллен на миг задержался, чтобы отхлебнуть из своего стакана и зажечь сигарету… Затем, после того как Ванс снял карты, он перетасовал их.

Кливер, Маркхэм и Аллен спасовали, и Ванс снова открыл. Кроме Спотсвуда, никого не осталось, и на этот раз борьба происходила между ним и Вансом. Спотсвуд попросил одну карту, Ванс не взял ни одной. Наступило напряженное молчание. Мне показалось, что атмосфера была насыщена электричеством, другие, казалось, тоже ощущали это, потому что они следили за игрой с необычным вниманием. Ванс и Спотсвуд, однако, окаменели в позах снисходительного спокойствия. Я пристально наблюдал за ними, но не мог уловить ни малейшего намека на какое бы то ни было чувство. Ванс начинал первым. Не говоря ни слова, он пододвинул груду тяжелых фишек к центру стола – теперь сумма намного превосходила ставки, которые были сделаны за вечер. Но Спотсвуд немедленно присоединил к фишкам Ванса груду своих. Затем он спокойно пересчитал оставшиеся у него фишки и подтолкнул их на середину стола, негромко сказав.