Инспектор Моран слушал внимательно, но Хэс казался нетерпеливым и обеспокоенным; он, очевидно, относился к разорванному платью как к не имеющему значения второстепенному обстоятельству.

– Больше того, – продолжал Ванс, – на ней был корсаж. Если бы она сама сорвала его, когда ее душили, он несомненно упал бы на пол, потому что она ведь яростно сопротивлялась. Мы видели, как изогнулось ее тедо, ее колено было подвернуто, и одна туфля свалилась с ноги. Никакой пучок шелковых цветов не удержался бы при этом у нее на коленях. Даже когда женщина сидит спокойно, то перчатки, сумка, платки, программы и салфетки вечно соскальзывают с колен на пол.

– Но если ваши доводы правильны, – запротестовал Маркхэм, – то кружева могли быть разорваны и корсаж сорван после ее смерти. А я не вижу никакой цели в таком бессмысленном вандализме.

– Я тоже, – вздохнул Ванс, – все это чертовски странно.

Хэс пристально поглядел на него.

– Вы говорите это уже второй раз. Но в этом нет ничего, что можно было бы назвать странным. Тут все ясно. – Он говорил слишком настойчиво, как бы желая убедить самого себя. – Платье могло быть разорвано в любое время, – упорно продолжал он. – А цветы могли запутаться в кружевах юбки, поэтому не упали на пол.

– А как бы вы объяснили взлом ларчика из-под драгоценностей, сержант? – спросил Ванс.

– Ну, этот парень, вероятно, попробовал взломать его кочергой, увидел, что это не пройдет, и воспользовался своей отмычкой.

– Если у него была отмычка, – возразил Ванс, – зачем ему нужно было приносить из гостиной эту дурацкую кочергу и возиться с ней?

Сержант в замешательстве покачал головой.

– Никогда нельзя наверное сказать, почему они поступают так или иначе.

– Ну, вот, – укоризненно сказал Ванс. – В словаре детектива не должно быть места такому слову, как «никогда».

Хэс пристально посмотрел на Ванса. У него опять появились неуловимые сомнения.

– Вам, может быть, еще что-нибудь показалось странным?

– Ну, пожалуй, лампа на столе в той комнате.

Мы стояли около прохода под аркой, соединявшей обе комнаты, и Хэс быстро оглянулся и озадаченно посмотрел на упавшую лампу.

– Я не вижу здесь ничего странного.

– Ее опрокинули? – спросил Ванс.

– Ну, и что же из этого? – Хэс был искренне удивлен. – Почти все в этой проклятой квартире вышиблено со своих мест.

– Ага. Но тому, что трогали ящики комода и отделения письменного стола, и вазы, и стенные шкафы, есть объяснение. Их определенно обыскивали, в них чего-то просто искали. Но эта лампа как-то выпадает из всей картины. Это фальшивая нота. Она стояла на краю стола, противоположном тому, возле которого совершено убийство, по крайней мере, в пяти футах от него. Ее, конечно, не могли опрокинуть во время борьбы. Нет, это ни к чему. Ее требовалось перевернуть не больше, чем разбить вот это прелестное зеркало над столиком с гнутыми ножками. Вот почему это странно.

– А как насчет этих стульев и столика? – спросил Хэс, показывая на два золоченных стула, которые были опрокинуты, и на видный столик, лежавший на боку около рояля.

– О, это вполне входит в ансамбль, – ответил Ванс. – Это все легкие предметы, которые торопливый джентльмен, грабивший квартиру, мог легко перевернуть или отшвырнуть в сторону.

– Лампа могла быть точно так же опрокинута, – возразил Хэс.

Ванс покачал головой.

– Неубедительно, сержант, она на массивной бронзовой подставке в глубине стола и не могла никому помешать… Эту лампу опрокинули умышленно.

Сержант мгновение молчал. Опыт уже научил его – пренебрегать замечаниями Ванса нельзя; и должен признаться, когда я смотрел на лежащую на краю стола и достаточно удаленную от всего беспорядка в комнате лампу, аргументы Ванса казались очень вескими. Я усердно старался включить лампу в воспроизведенную нами картину убийства, но не мог этого добиться.

– Что еще противоречит общей картине? – спросил, наконец, Хэс.

Ванс указал сигаретой на стенной шкаф в гостиной.

– Мы могли бы на минутку заняться положением этого шкафа, – беззаботно предложил он. – И вы бы заметили, что, хотя дверь у него распахнута, ничего внутри не тронуто. И это, пожалуй, единственное непотревоженное место в квартире.

Хэс подошел к шкафу, заглянул внутрь.

– Да, я согласен, что это странно, – признал, наконец, он.

Ванс лениво последовал за ним и теперь стоял, пристально вглядываясь через его плечо.

– Ого, – сказал он внезапно, – ключ торчит с внутренней стороны. Однако, это забавно. Нельзя запереть дверь шкафа, когда ключ внутри, не правда ли?

– Ключ может и ничего не значить, – многозначительно заметил Хэс. – Может быть, дверь не была заперта. Во всяком случае, мы это скоро выясним. Там нас ждет горничная, и я впущу ее, как только капитан кончит работу.

Он повернулся к Дюбуа, который завершил свои поиски в спальне и осматривал сейчас рояль.

– Все еще ничего?

Капитан покачал головой.

Перчатки, – коротко ответил он.

– То же самое и здесь, – хмуро сказал Беллами, стоявший на коленях возле письменного стола.

Ванс, сардонически улыбаясь, отошел к окну, где стоял и спокойно курил, как будто весь его интерес к этому делу успел уже испариться.

В этот момент дверь из главного холла открылась, и вошел невысокий худощавый человек с седыми волосами и жидкой бородкой, который остановился, мигая от солнца, ударившего ему прямо в глаза.

– Доброе утро, профессор, – приветствовал его Хэс. – Рад вас видеть. У меня есть кое-что по вашей части.

Инспектор Бреннер был одним из тех незаметных, но способных и опытных экспертов, которые связаны с Нью-Йоркским департаментом полиции и постоянно дают консультации по трудным техническим вопросам, но имена и заслуги которых редко появляютсл в печати. Он специализировался на замках и орудиях взлома, и вряд ли среди самых дотошных криминалистов Лозаннского университета нашелся бы человек, который мог более точно расшифровать следы, оставленные взломщиком. Внешне и манерами он напоминал старенького профессора колледжа. Его черный костюм был старомодного покроя, он носил очень высокий жесткий воротничок, как патер, с узким черным галстуком. Очки в золотой оправе были с такими толстыми стеклами, что зрачки его пронизывающих глаз казались совсем рядом с вами.

Когда Хэс заговорил с ним, он продолжал стоять на месте и посматривал вокруг, казалось, что он совершенно не замечал никого в комнате. Сержант, очевидно привыкший к странностям маленького человека, не стал дожидаться ответа и направился прямо в спальню.

– Сюда, пожалуйста, профессор, – льстивым голосом позвал он, подходя к туалетному столу и приподнимая ларчик для драгоценностей. – Взгляните на это и скажите мне, что вы видите.

Инспектор Бреннер прошел за Хэсом, не глядя по сторонам, и, взяв ларчик, молча отошел к окну и принялся его рассматривать.

Ванс, интерес которого, казалось, пробудился вновь, вышел вперед и стоял, наблюдая за ним.

Маленький эксперт рассматривал ящик целых пять минут, близко поднеся его к глазам. Потом он поднял глаза на Хэса и часто заморгал.

– Открывая этот ларец, пользовались двумя инструментами. – У него был тихий тонкий голос, но в нем слышалось непререкаемое достоинство авторитета. – Одним погнули крышку и поцарапали эмаль. Другим был, я бы сказал, стальной резец, им сломали замок. Первым тупым инструментом пользовались неумело, под неправильным углом, и всех усилий хватило лишь на то, чтобы погнуть выступающий край крышки. Но стальной резец с полным знанием дела был приложен к точке, где минимума усилий, приложенных к рычагу, оказалось достаточно, чтобы сорвать замок.

– Профессиональная работа, – предположил Хэс.

– В высшей степени вероятно, – ответил инспектор, опять заморгав. Взлом замка произведен профессионалом. И инструмент, которым он пользовался, был специально приспособлен для этих незаконных целей.

– Можно было сделать это при помощи такой штуки? – Хэс протянул кочергу.