По специальности я писатель-сатирик. Крохотная черточка, за которой стоит насмерть бесстрашное слово «сатирик», у культурного человека вызывает сомнение: а писатель ли?

Вот уже лет пятнадцать, как я с облегчением снял форму сатирика, что в силу мягкости характера вообще мне не свойственно, и по сей день я несгибаемый юморист. Словечко, конечно, несолидное, вызывающее улыбку, но по сегодняшним меркам это не так уж и мало.

У меня свой взгляд на этот безумный мир, отчего жить со мной трудно, но читать об этом смешно.

Отсутствие сатирической желчи позволило включить в «Избранное» многое из написанного в разные годы. Потому что, кроме сорвавшейся с цепи свободы слова, мало что изменилось в самом человеке.

Я благодарен нелепо прожитой жизни, своей семье и пуделю Арто за сюжеты, вошедшие в эту книгу.

Постовой (останавливает машину). Сержант Петров! Попрошу документы!

Водитель. Добрый день!

Постовой. Документы ваши! Права!

Водитель. И не говорите. Очень жарко.

Постовой. Права!

Водитель. А?

Постовой. Вы плохо слышите?

Водитель. Говорите громче.

Постовой (орет). Вы нарушили правила! Ваши права!

Водитель. Вы правы. Очень жарко. Я весь мокрый. А вы?

Постовой. Вы что, глухой? Какой знак висит? Знак висит какой?!

Водитель. Где?

Постовой. Вон, наверху!

Водитель. Я вижу, я не глухой.

Постовой. Красное с желтым наверху для чего повешено?

Водитель. Кстати, там что-то висит, надо снять — отвлекает.

Постовой. Посередине на желтом фоне, что чернеет такое красное?

Водитель. Громче, очень жарко!

Постовой. Вы глухой?

Водитель. Я плохо вижу.

Постовой. Глухой да еще и слепой, что ли?!

Водитель. Не слышу!

Постовой. Как же вы за руль сели?

Водитель. Спасибо, я не курю. Да вы не волнуйтесь. Вон в машине двое. Один видит, другой слышит! А я рулю.

Постовой. Черная стрелка направо зачеркнута. Это что значит? Не слышу.

Водитель. Вы что, глухой? Зачеркнута? Неверно, поставили, потом зачеркнули.

Постовой. Вы в своем уме? Это значит, направо поворачивать нельзя.

Водитель. Кто вам сказал?

Постовой. Я что, по-вашему, идиот?

Водитель. Вы много на себя берете. Куда я, по-вашему, повернул?

Постовой. Повернули направо.

Водитель. Да вы что? Я поворачивал налево. Вы просто не тем боком стоите.

Постовой. Господи! Где у вас лево?

Водитель. Вот у меня лево. Вот левая рука, вот правая! А у вас?

Постовой. Тьфу! Хорошо, вон идет прохожий, спросим у него. Слава богу, у нас не все идиоты. Товарищ! Ответьте: какая рука левая, какая правая?

Прохожий (вытягиваясь по стойке «смирно»). Виноватый!

Постовой. Я не спрашиваю вашу фамилию. Какая рука левая, какая правая?

Прохожий. Первый раз слышу.

Постовой. Не иначе в сумасшедшем доме день открытых дверей. Какая ваша левая рука правая?

Прохожий. Лично у меня эта левая, а эта правая. Или с сегодняшнего дня переименовали?

Водитель. А вы не верили, товарищ сержант. Видите, у нас руки совпадают, а у вас перепутаны.

Постовой (недоуменно разглядывает свои руки). Ничего не понимаю.

Прохожий. Я могу идти?

Постовой. Идите, идите!

Прохожий. Куда?

Постовой. Идите прямо, никуда не сворачивая, и уйдите отсюда подальше!

Прохожий. Спасибо, что подсказали. А то два часа иду, не могу понять куда! (Уходит.)

Водитель. Вам надо что-то делать с руками. Я никому не скажу, но при вашей работе могут быть неприятности.

Постовой. И я про вас никому. Езжайте! Да, когда свернете налево, ну вы-то направо, там проезд запрещен, обрыв. Но вам туда можно.

Началось зто семнадцатого числа. Год и месяц не помню, но то, что двадцать третьего сентября, — это точно. Меня выдвинули тогда от предприятия прыгать с парашютом на точность приземления. Приземлился я точнее всех, поскольку остальных участников не удалось вытолкать из самолета.

За это на собрании вручили мне грамоту и здоровый кактус. Отказаться я не смог, притащил урода домой. Поставил на окно и забыл о нем. Тем более что мне поручили ориентироваться на местности за честь коллектива.

И вот однажды, год и месяц не помню, но число врезалось — десятого мая 1969 года — я проснулся в холодном поту. Вы не поверите — на кактусе полыхал огромный бутон красного цвета! Цветок так на меня подействовал, что впервые за долгие годы безупречной службы я опоздал на три минуты, за что с меня и срезали тринадцатую зарплату, чтобы другим было неповадно.

Через несколько дней цветок сморщился и отвалился от кактуса. В комнате стало темно и грустно.

Вот тогда я начал собирать кактусы. Через два года у меня было пятьдесят штук! Ознакомившись со специальной литературой, для чего пришлось выучить мексиканский язык, я сумел создать у себя дома для кактусов прекрасные условия, не уступающие естественным. Но оказалось, что человек в них выживает с трудом. Поэтому я долго не мог приспособиться к тем условиям, которые создал для кактусов. Зато каждый день на одном из кактусов горел красный бутон!

Я завязал переписку с кактусистами разных стран и народов, обменивался с ними семенами. И тут как-то, не помню в каком месяце, но помню, что двадцать пятого числа 1971 года, какой-то идиот из Бразилии прислал рыжие зернышки. Я сдуру посадил. Росло это безобразие очень быстро. Но когда я понял, что это такое, — было поздно! Здоровенный баобабище пустил корни в пол, вылез ветками из окна и облепил стекла соседей сверху. Они подали в товарищеский суд. Мне присудили штраф в размере двадцати пяти рублей и обязали ежемесячно подрезать ветки у соседей сверху и обрубать корни соседям снизу.

Каких только семян не присылали! Скоро у меня появились лимоны, бананы и ананасы. Кто-то написал на работу, что ему не понятно, как я на свою зарплату могу позволить себе такой стол. Меня пригласили в местком, поручили собрать деньги на подарок Васильеву и проведать его: «Как-никак человек болен. Уже два месяца не ходит на работу. Может быть, он хочет пить».

Наверно, я путаю хронологию, но осенью, после обеда, ко мне пришел человек с портфелем. Попили чаю с банановым вареньем, поболтали, а перед уходом он сказал: «Извините, я чувствую, вы любите растительный мир вообще и животный, в частности. Я уезжаю на месяц в плавание, пусть это время Лешка побудет у вас». Он вынул Лешку из портфеля. Это был питон. Того человека я больше не видел, а с Лешкой до сих пор живем бок о бок. Ему очень нравятся диетические яйца, пельмени и соседка по площадке, Клавдия Петровна.

Вскоре ко мне стали приходить журналисты. Они фотографировали, брали интервью и ананасы.

Боюсь ошибиться в хронологии, но в том году, когда я собрал небывалый для наших широт урожай кокосов, юннаты из зоопарка принесли маленького тигренка Цезаря. В том же урожайном году моряки теплохода «Крым» передали мне в дар двух львят. Степана и Машку.

Я никогда не думал, что можно так жрать! Вся зарплата и ананасы, не съеденные журналистами, шли в обмен на мясо. И еще приходилось халтурить. Но я кормил не зря. Через год я имел в доме двух приличных львов и одного тигра. Или двух тигров и одного льва? Хотя какое это имеет значение?