Лотар кивнул.

— Да, если этих разбойников не остановить, они навалят горы трупов, просто потому, что не верят в силу мастерства. Они признают только силу количества. Хорошо, что показалось самым трудным для понимания тебе, Сухмет?

Старик спрятал выражение глаз, как умеют это делать, вероятно, только восточные рабы. Мгновенно они перестали что-либо выражать, но на всякий случай Сухмет прикрыл их веками.

— Мне показалось самым ужасным то, как собака проломила стену, когда не сумела её перелезть.

— Ага, ты тоже заметил? — спросил его Лотар.

Сухмет открыл глаза. Теперь в них горел огонёк едва сдерживаемого смеха.

— Что значит “тоже”? Это я тебе и внушил, мой господин, боялся, что ты можешь пропустить такую важную деталь. Рубос коротко хохотнул.

— М-да? — Лотар тоже улыбнулся. — Ну, ты всё-таки не очень часто пользуйся этим трюком. Сам знаешь, против тебя я не защищаюсь…

— Да ладно. — Рубос махнул рукой. — Что тебе-то не понравилось больше всего?

Лотар вспомнил идущих через поле с узлами награбленного за плечами переругивающихся женщин. Вспомнил жуткую, пугающую безответственность за свои поступки и преступления, которая стала манерой мародёров.

Коротко, не вдаваясь в подробности, Лотар высказал своё впечатление. Когда он кончил, Сухмет даже в ладоши хлопнул от восторга.

— Ай молодец, господин мой! Это же любимая идея Харисмуса! Я почти полтысячи лет не встречал никого, кто приводил бы её в качестве аргумента. Только в старых трактатах говорится, что… Что такое?

Последние слова были обращены к Шуву, возникшему перед Сухметом, как материализовавшийся призрак.

— Ты звал меня, достопочтенный Сухмет?

— Я? Ах да, я хлопнул в ладоши, но это вышло случайно. — Лицо Шува вытянулось от разочарования. — Знаешь, Шув, я так долго прожил в этих варварских странах, что у меня и привычки стали западными. Например, я уже не хлопаю в ладоши, но громко, насколько позволяют мои годы, зову того, кто мне нужен. Ты это знай на будущее.

Шув сдержанно поклонился.

— Кстати, Шув. — Лотар допил свой сидр и внимательно посмотрел на трактирщика. — Вчера ты довольно дельно описал всё, что происходит в Мираме. И скорее всего, не раз вспоминал наш разговор. Иногда при этом возникают новые идеи, всплывают новые имена. Ты ничего не хочешь нам сказать?

Шув вздохнул:

— Что именно, господин?

Лотар не знал, как пояснить свой вопрос.

— Ну, что-нибудь особенно необычное, что творится у нас, — пробасил Рубос, стараясь помочь. — Что у нас не в порядке, Шув?

На этот раз Шув вздохнул ещё громче:

— Да что у нас вообще в порядке, Рубос? — Он смущённо помялся, сообразив, что ответил, должно быть, не очень вежливо. — Ну, если я не нужен, может, я свечей принесу? А то уже темно стало.

Когда через пару минут Шув вернулся в комнату, держа по подсвечнику в каждой руке, все трое молчали. А Лотар, кажется, впервые за вечер знал, что нужно делать дальше.

— Свечи будут кстати, — сказал он. — Сухмет, принеси, пожалуй, рисунок, который нам вчера дал Курбан. Пришла пора подумать о Кнебергише. Любезнейший Шув, что ты можешь рассказать о нём?

Сухмет бесшумно, как настоящий слуга, помчался наверх за листком пергамента, а Шув, довольный, что может помочь делу, а не дурачеству, пристроился было к углу стола, но Рубос дёрнул его за рукав:

— Ты садись, ноги-то небось гудят? Шув кивнул, быстро сел на краешек скамейки и покачал головой:

— Нет, не гудят. Какая теперь работа, вас только кормить да присматривать, чтобы служанки в порт не сбежали… Значит, так, господин. Кнебергиш — чужак, но появился уже лет пятнадцать тому. Сначала лечил людей попроще, потом вдруг к нему стали наведываться богатеи. Он переселился поближе к терему князя, значит, и… Вместо того чтобы жить припеваючи, стал что-то мудрить в своём доме. Слуг у него было мало, да и те быстро менялись, уж очень странный он господин.

— В чём проявлялась его странность?

В этот момент вернулся Сухмет. Он положил перед Лотаром лист с изображением замковой башни, пожираемой собаками, и сел на своё место. Лотар не сомневался, что он ни слова не пропустил из того, что произнёс Шув, воспользовавшись магией дальнослушания.

— Одевался просто, как… как я, например. Его часто можно было встретить вечером на рынке, он нёс себе какую-то еду в капустном листе. Видано ли, чтобы господин, живущий в этой части города, сам ходил на рынок за едой? И что это была за еда — самая простецкая. Бывало, он ел на ходу жареную рыбу. — Широкими от возмущения глазами Шув обвёл всех присутствующих. Не встретив понимания, он огорчённо махнул рукой.

— Он что, бедствовал? — спросил Рубос.

— Нет, какое там! Такие посылки получал из-за моря, такие деньги выкидывал на баловство, что никому и в голову не приходило ему в кредите отказать. Просто он так устроен, что иной школяр жил лучше, чем он.

— А лечил многих?

— Очень. К нему шли и шли, он ведь не всегда плату брал. Иногда, если кто-то заплатить не мог, он просто рукой похлопает человека по больному месту, и всё — считается, что в расчёте. Но люди у нас небедные, большинство расплачивалось. Так что он мог что хочешь из-за моря выписывать.

— А зачем это баловство ему было нужно?

— Он говорил — для опытов.

— Каких именно? Шув опять вздохнул:

— Не знаю. Говорили, одно время он с вином что-то делал, вроде как из высокогорного кислого рислинга пытался сделать густую коричневую граппу.

Лотар вопросительно посмотрел на Рубоса.

Тот пояснил:

— Это очень дорогое десертное вино, которое выделывают в долинах южнее Мирама. У нас не получается.

— Может, пытался загустить его как-нибудь? — предположил Сухмет.

— Потом ему зачем-то морковь потребовалась. Целыми возами возили, а он только щурился, когда его спрашивали об этом. Но потом… потом князь заболел. И его почти сразу отвели к князю. Он возился-возился, что-то там делал, и правда, получилось так, что князь остался жив, хотя каждому было ясно, что это лишь временно, — ведь есть князь так и не может, его, говорят, через трубку кормят.

— То есть если бы не Кнебергиш, князь уже умер бы?

— Люди так и говорили. Но потом появились собаки, кто-то стал, болтать, что это всё из-за наших колдунов, и Кнебергишу дом спалили. Он в ту ночь случайно в тереме ночевал, ну спасся, значит. А поутру, когда зачинщиков этого погрома не нашли и кто-то ему лоб камнем рассёк, он исчез. Люди знают, что он ушёл в пещеры на северных холмах. Он там каждый камень знает, потому что травы там все пятнадцать лет собирал. Так что, если его бандиты не нашли, он где-нибудь в пещерах скрывается.

Лотар потёр подбородок:

— Вот что, Шув, собери-ка ты нам большую торбу с такой едой, чтобы долго не портилась. Шув кивнул и с готовностью вскочил.

— Через пять минут всё будет готово. Рубос понимающе посмотрел на Лотара:

— Думаешь, его следует найти?

— Даже если он ни при чём, кто-то хочет, чтобы мы считали, что он придумал вот это. — И Лотар кивнул на лист пергамента перед собой.