Подлететь к замку Бугошита на полном скаку не удалось, лошадки вдруг стали биться, упираться, на их мундштуках выступила пена. Лотар, как ни странно, испытал к ним тёплое чувство — эти животные были чужды магии. Они отказывались участвовать в чём-то страшном и непонятном, и с этим следовало считаться.

Лотар и Рубос спешились. Они стреножили лошадей и пустили их погулять на тихой лесной полянке. Как они ни торопились, лошади могли ещё понадобиться.

До замка пришлось добираться на своих двоих, но идти было уже не очень далеко, не больше мили. Едва они выбрались из рощицы, где оставили лошадей, Рубос вдруг остановился и сжал голову руками.

— Лотар, я ничего не понимаю… Я теряю координацию.

Он качнулся, опустился на колени, дыхание стало прерывистым и тяжёлым.

Лотару тоже пришлось преодолевать какое-то сильное давление, отталкивающее его от замка Бугошита. Это было похоже на ветер, дующий в лицо, только… ветра не было. И во всём теле появились неуловимые, непонятные, но вполне ощутимые боли. Но Лотар мог их преодолеть, а Рубос нет. Почти то же самое было с лошадьми. Однако без Рубоса не обойтись, и оставить его невозможно.

Лотар беспомощно осмотрелся. Он не знал, что делать. И вдруг увидел, что Рубос на восточный манер поверх портупеи перевязался длинным пёстрым кушаком. Решение появилось почти мгновенно. Как говорил Сухмет, значит, оно не может быть ошибочным.

— Снимай!

— Что? — не понял Рубос. Лицо его исказила гримаса с трудом преодолеваемой боли.

— И шлем свой снимай, и кушак.

Лотар получил кушак, отошёл под соседний куст, чтобы никто не мешал, сложил ткань перед собой, сосредоточился и прочитал одно из самых сильных заклинаний, снимающих боль. Потом вернулся к Рубосу и кушаком обмотал ему голову, как чалмой. Это подействовало на удивление быстро.

Он ещё не закончил наматывать кушак, а Рубос уже порывался встать. В его глазах зажёгся обычный блеск, и он даже понять не мог, чего они тут так долго валандаются, когда, судя по звукам, долетающим из темноты, штурм замка уже начался.

— Только сам не снимай, а то свалишься от шока. Я ведь не защитил тебя, а всего лишь подавил боль, и ты её, скорее всего, ощущаешь, но не в явной, а в скрытой форме.

— Ничего не понимаю, — рявкнул Рубос, — лучше пошли скорее.

Что же, решил Лотар, значит, и понимание твоё из-за этой боли несколько снижено. Они побежали в замку, стараясь держаться рядом, чтобы ненароком не потерять друг друга в темноте и сутолоке.

А сутолока в самом деле была немалая. Казалось, сюда собрались все мародёры из окрестностей Мирама. Большая их часть, конечно, ни на что не годилась — старухи, пьяная или очумевшая от “шёпота” шпана, на удивление много калек, истеричные бабы, катающиеся по земле в припадке. Но в первых рядах находились и вполне боеспособные мужики с самодельным оружием, стражники, перешедшие на сторону заговорщиков, непонятные личности в морских куртках и с тесаками, даже несколько людей, закованных в доспехи. Они двигались как деревянные куклы и явно подчинялись чьим-то неслышным командам.

Лотар не стал тратить на них время. Протолкавшись в первые ряды атакующих и не давая Рубосу возможности ввязаться в драку, он осмотрелся.

Собаки бродили впереди в полусотне шагов, у самых стен, и выли. Пожалуй, страх лошадей и боли Рубоса возникли из-за дикого смешения звучащего Гонга и этого воя, решил Лотар. Но тогда непонятно, почему на остальных людей эта смесь звуков действовала скорее возбуждающе, чем угнетающе? Лотар смерил проникающим взглядом небольшую группу атакующих, которые вели себя вполне разумно, и понял, что их уже давно обрабатывали этими звуками, увеличивая продолжительность “сеансов”, пока они не привыкли к ним, как к опиуму, и не стали получать болезненное удовольствие. В этом обучении бесчеловечности было что-то настолько гнусное, что Лотар отвернулся, как здоровый человек отворачивается при виде очень уж отвратительного урода.

Собаки ещё не бросились на замок, но ярились, и каждому было ясно, что они вот-вот начнут атаку. Они то приближались к стенам, то отбегали от них, как бы сомневаясь, что эти стены будут им по зубам.

Замок боярина Бугошита и в самом деле был незаурядным фортификационным сооружением. Стены в самом низком месте были не менее полутора десятка саженей в высоту, а башни так высоки, что Лотар даже засомневался, что с их верха можно прицельно стрелять по атакующим. Казалось, выкажи защитники достаточную стойкость — даже собаки отступят… Но защитники отбивались вяло.

Лишь изредка со стороны замка прилетал валун, пущенный из катапульты, и с сильным щёлкающим звуком бил в землю. Хотя собаки были очень близко от стрелков, почти на краю рва, и так велики, что по этой цели невозможно было промазать, ни один из выстрелов не оказался точным. Магия звучащего Гонга действовала и на обслугу катапульт.

Откуда-то издалека долетел звук колокольчика. Лотар усмехнулся. Вот уж это совсем не к месту. Магических звуков и без того хватало.

Но как только колокольчик умолк, одна из самых огромных собак, ростом едва ли не в половину башни, бросилась вперёд, ловко перепрыгнула через ров, встала на задние лапы, закрыв чуть не полнеба, передними оперлась о стену и… Вдруг с ужасающим грохотом, увлекая за собой часть стены, завалилась на спину, потому что земля на самом краю рва не выдержала её тяжести и осыпалась.

Собака опрокинулась, содрогнув землю. Голова и спина её ударились о мягкую землю, которая чмокнула под этой тушей, как жидкая грязь. Странно дёрнувшись, собака затихла. И даже последнему лопуху из мародёрской армии стало ясно, что она отключилась. Оказывается, собственная сила и масса могли сыграть злую шутку с этим чудовищем.

Зато другие собаки действовали удачливей. Три или четыре из них с разных концов бросились на замок и стали рвать, крушить, давить, грызть, царапать стены. На мгновение всем показалось, что они ничего не добьются, уж очень крепким был замок и очень неудачной была атака первой собаки, но… Одна из секций стены рассыпалась и обрушилась на собаку. Та отпрыгнула и завертелась на месте, оглашая воздух рёвом, в котором слышались ещё большая, чем прежде, мука и боль. Потом самая старая башня покачнулась и как-то очень ровно, словно столб, рухнула внутрь… И всё было кончено.

Мародёры при виде разрушений подняли жуткий крик и бросились вперёд, потрясая в воздухе оружием, хотя до этого — Лотар отчётливо видел — побаивались собак и старались держаться от них подальше. Но на этот раз они торопились. И поэтому Лотару с Рубосом тоже следовало поспешить.

Они побежали рядом с самыми первыми из мародёров — дикими, сильными мужиками, явно выходцами не из Мирама. Кто из них, думал Лотар, оглядывая на бегу их заросшие бородами угрюмые лица, кто из них должен вытащить Гонг и переправить его в город?

Он не сомневался, что с замком покончат ещё до полуночи и спустя два-три часа попытаются атаковать город.

Стена перед ними была разрушена, но в проломе никого не было. Защитники, сломленные видом и агрессивностью собак, а главное, звуковым давлением Гонга, не оказывали сопротивления.

Ещё на ходу Лотар положил руку на плечо Рубосу, и тот сразу понял, что нужно делать. Мирамец присел, Лотар шагнул ему на плечи, Рубос выпрямился, и Желтоголовый зацепился за самый край сломанной, как гнилой забор, стены. Он подтянулся, мигом оказался на стене, потом лёг на живот и опустил руку. Рубос с небольшого, в четыре шага, разбега подпрыгнул, ухватился за руку Лотара.

Лотар заскрипел зубами. Тело ещё болело, а Рубос в своей латной рубахе, с тяжёлым оружием показался почти неподъёмным. Но он не разжал руку, а стиснул зубы и стал подтягивать мирамца.

Рубос поболтался на руке Лотара, собрался, упёрся ногами в стену и шагнул вверх. Зацепился за край левой рукой, подтянулся, и вот он уже сидит на стене рядом с Лотаром.

— Мы первые? — спросил он, шумно переводя дух.