— Вот он, ату его! — завопил тот же голос, что всё время поддерживал Каписа.

Лотар оглянулся — лекарь уже исчез. Он сделал своё дело и пропал, чтобы в случае разбирательства сказать, что не участвовал в нападении на дом воеводы.

Неожиданно главные ворота княжеского терема распахнулись. На высокое крыльцо вышел князь. Он был одет почти так же небрежно, как Сошур. Рядом уже стояли Гергос и Светока. За ними на крыльцо вышли и тут же стали полукольцом семь стражников. Они были бледны, устали и плохо понимали, что происходит, но от их присутствия становилось как-то спокойнее.

Кто-то толкнул Сошура в спину так, что воевода чуть не слетел с крыльца, но толпа не дала ему упасть. И он оказался в гуще людей.

— Ну что, воевода, поймали тебя?!

— Люди, — тонко и пронзительно заголосил Сошур, — я не виноват в том, что собаки появились у Мирама! Я только пытался отвадить их…

— Говорят, ты приворотное зелье покупал, каналья!

— Вчера вечером я купил отравы, чтобы убить собак. Так пастухи поступают с теми псами, которые дерут их овец. Люди, я не предавал вас!

— А что твои слуги зарывали у стен прошедшей ночью?

— А то и зарывали, что эти псы должны были сожрать — камни и валуны, облитые отравой…

Так это же он от меня слышал, что они жрут камни, подумал Лотар. И решил действовать…

Князь наконец понял, что происходит, сделал решительный жест рукой. Даже на таком расстоянии Лотар не сомневался, что он приказал очистить площадь и освободить Сошура. Что же, пока всё было правильно. Может, воевода ещё и выкрутится, не та это толпа, чтобы убивать на месте.

Но безумие висело над ней плотным, почти непробиваемым покрывалом. Это отчётливо понял Гергос, и вместо того чтобы сразу пустить своих стражников на толпу, он побежал за угол княжеского терема, должно быть, за подкреплением. Жаль, подумал Лотар, если на них сейчас решительно прикрикнуть, может, ничего страшного и не случится.

— Ишь как оправдывается, колдун! — орал тем временем кто-то. — Да как же этих псов можно отравить, они же каменные, они же совсем как булыжники. Под ними ракушечник проваливается!

— Воевода, от тебя вся погибель! — вопила какая-то старуха, которая уже и ходить-то не могла. Её кто-то держал высоко над толпой, должно быть, чтобы она вопила своим визгливым, старушечьим голосом.

Вдруг толпа раздалась. На очистившемся пятачке ярдов в пять, не больше стоял Прачис. Княжич был одет как обычно, в руке держал тонкий, как прутик, хлыст для собак, которым похлопывал себя по сапогу.

Внешне он казался спокойным и небрежным, но его голос был злым и раздражённым. А такого голоса толпа не боялась.

— Вы говорите, что он купил зелье у какого-то колдуна?

— Нам сказали! И воевода сам признался.

Юноша бросился к ближайшему из тех, кто промямлил ему в ответ, хотя гораздо громче кричали, конечно, из задних рядов.

— Ты знаешь, у какого колдуна он купил это зелье? Почему его здесь нет? Его тоже нужно допросить!

— Придёт пора, допросим, княжич.

— Уйди, княжич, а то как бы не зашибли тебя.

Толпа качнулась на юношу, но он не сделал ни шагу назад, и это заставило людей отшатнуться. Пока он побеждал.

Эта победа далась ему нелегко. Даже без всякого дальновидения Лотар разглядел, как на лбу у юноши выступил пот, а рубаха прилипла к мокрой от напряжения груди. Но он побеждал и решил закрепить свою победу. Жестом руки с хлыстом, в котором было больше высокомерия, чем уверенности, он попытался раздвинуть толпу.

— У меня есть идея получше! Я предлагаю вам разойтись, тогда…

Что будет тогда, Лотар не расслышал. Кто-то стал отступать от княжича, а иные, наоборот, пробовали перекричать и дотянуться до него.

Из-за угла княжеского терема появился Гергос. За ним вереницей бежали почти два десятка стражников. Лотар догадался, что он привёл их из казармы. Некоторые даже не успели обуться и появились на площади босиком. Но копья были у всех. Копья — самое подходящее оружие для такого случая, ими легче всего вытеснять людей, не попадая под удары и в то же время не причиняя слишком большого вреда.

— Разойдись! — кричал княжич, каким-то чудом оказавшись рядом с избитым воеводой и стараясь прикрыть его собой.

Впрочем, не только собой, Лотар только теперь заметил, что рядом с княжичем, не отступая ни на шаг, придерживая его за рукав, стоял Кванет — княжеский дядька. Он боялся, был бледен как полотно, но тоже прикрывал воеводу.

Князь рванул на груди рубаху. От волнения у него перехватывало дыхание. Светока, удерживая отца, положила руку ему на плечо. Он что-то проговорил стражникам, но те стояли, выставив вперёд свои копья и не двигаясь с места. А Гергос, славный капитан мирамской дружины, выстраивал в ряд своих солдат, как для сражения.

— Медленно всё, слишком медленно, — прошептал Рубос.

— Верно, — ответил Лотар и забрался на подоконник.

— Ты чего? — не сразу понял Рубос. — Ты же ранен, тебе лежать полагается…

Лотар прыгнул, стараясь, чтобы едва зажившие ноги приняли не весь удар и можно было перекатиться по мостовой. Рубос попытался схватить его за рубашку, но в руке мирамца остался только лоскут.

Лотар подскочил к задним рядам, стоящим к нему спинами. Он хромал, но это не имело значения.

— А ну, разойдись, мужики!

Никто не обратил на него внимания. Словно его не было, словно он ничего не сказал.

Лотар внутренне поёжился: бить этих работяг и торговцев, этих хлипких, необученных и дряблых горожан не хотелось. Но толкать их — бесполезно. А убивать… Ну за что они должны расплачиваться своей жизнью? За любопытство? Нет, отвечать за беспорядки должны зачинщики, а эти… Хотя придётся, может быть, пару рук сломать и десяток зубов выбить.

— Последний раз говорю — расходитесь по-хорошему.

Кто-то повернулся к нему:

— А шёл бы ты, молодчик…

Лотар, даже не дослушав, ударил. Челюсть под его кулаком подалась, как кисель. Собственно, так и должно было получиться: когда челюсть не закрыта, выбить её может и младенец.

Четверо мужиков бросились на него. От первого Лотар ушёл, а потом вдогонку рубанул в копчик. Второго перехватил и воткнул плечом и головой в землю. Третьему зажал локоть и вывихнул, стараясь всё-таки не сломать кость. Четвёртый затормозил так, что чуть не упал под ноги Желтоголовому, но успел юркнуть в толпу.

Теперь перед ним расступались. Но драться приходилось снова и снова, потому что те, кто ещё не понял, в чём дело, хотели попробовать свои силы, или пытались выплеснуть затопившее их безумие, или просто действовали машинально, подчиняясь тому, что висело в это утро в воздухе. Лотар выключал их холодно, почти бескровно, стараясь только контролировать спину, чтобы никто не оказался в закрытом для его зрения пространстве. Это получалось легко, потому что люди из толпы не были воинами, они плохо понимали, что нужно делать, чтобы свалить Лотара, и очень скоро стали его бояться.

Желтоголовый продвигался вперёд медленнее, чем хотелось, но всё-таки продвигался. Внутренне он приказал себе окаменеть, не переживать из-за разбитых носов, сломанных рук, выбитых зубов… Но за внешним бесчувствием скрывалась печаль. Никогда ещё ему не приходилось бить такую инертную, такую слабую массу, никогда ещё он не чувствовал такого бессилия от того, что делал… Словно колотил огромную равнодушную подушку, готовую выдержать любой удар и тут же принять прежнюю форму… Впереди что-то происходило. Лотар понял это по крикам, в которых прорвалась наружу истерика. Послышались тугие, тяжёлые удары — так тупое оружие входит в не защищённое панцирем тело. Ударов было много… Лотар взвинтил темп до предела. Он бил, уходил от ответных ударов, снова бил, уже не очень заботясь, сколько будет лечиться после драки с ним очередной дуралей… Тяжелее всего было с женщинами, но их Лотар наловчился вталкивать в толпу, и оттуда их уже не выпускали. Всё-таки это были не базарные торговки, привыкшие к потасовкам, а матери, почтенные матроны…