Взять немцев оказалось очень легко. Я оставил вещмешок и с финкой подкрался к часовому, тот вдруг стал принюхиваться, и я понял, что тот почуял вонь палёного от меня, но прыгнул и аккуратно взял того, всадив клинок под шею, доставая позвоночник. Прорезая его. Сразу умер. Удар точный, кровь не брызнула, меня не обдало. Аккуратно положив тело, чтобы тот не звякнул амуницией, осмотрел карабин «Маузера», коим тот был вооружён, плюс пять обойм с патронами. Всего тридцать патронов получается. Налегке на часах стоял, гранат нет. У костра сидело пятеро, травя байки, всё верно их было всего шестеро. Вытащив из ножен часового штык-нож, присоединил к стволу винтовки, и направился к костру. Метнул финку, отчего та вошла в глаз солдату, сидящему лицом в мою сторону, нож над языками пламени пролетел, и при этом выходя из-за корпуса грузовика, воткнул штык в спину того, что сидел ко мне спиной, резко выдернув, сердце точно достал, обрушил приклад на голову тому что справа, и штыком после это в того что слева. Он пытал с криком отшатнуться, но я достал. После чего метнул карабин как копьё в пятого, что вскочив, бежал к оружию. Штык-нож вошёл в спину. Сильно метнул, оружие торчало в спине, покачиваясь над лежавшим солдатом. Медлить не стал, извлёк финку и добил одного подранка. Собрал документы немцев, нашёл стопку документов наших, видимо тоже собирали у павших бойцов, тут и того экипажа, в танке которого я прибарахлился. У унтера планшетка была, в неё все документы и убрал. Свои вот нет, подумав, привязал к руке бинтом. Бинты у немцев нашёл. Дальше вот что, быстро съел всё, что те сготовили, лёгкая сытость, а ведь за шестерых навернул. М-да. Дальше стал собирать оружие, тела оттаскивать в сторону, осматривать танк и грузовик. Да, найдя медикаменты, отмыл рану, обработал, зеркальцем карманным смотрел, пламя костра совмещало, и наложил бинт на голову. И снова сверху шлемофон.

Танк бросаю, подсветил фонариком, проверил, десяти минут хватило, чтобы разобраться в проблеме, там детали нужны, что тут нет, на ручном насосе танк перегоняли, видимо немцы и ждали их. Вот грузовик забираю. В кузове шесть пулемётов «ДТ», более двух сотен дисков к ним, нашёл ремень с «Наганом», коим опоясался. Оружие проверил, заряжено. Все трофеи немцев перебрал, отличные бритвенные принадлежности у унтера в ранце нашёл, явно офицерские, дорогие, наверное, трофейные. Себе забрал. Ну и там по мелочи. Вещмешок теперь полный. Все припасы в кабину, в отдельный ранец, чтобы если выскакивать наружу, его прихватить. «МП-40» унтера и его пистолет прибрал. «Парабеллум» в сидор, автомат себе. Карабины остальных немцев в кузов. Танк поджог, я с него всё ценное снял, пулемёты, снаряды и прицел, топливо слил, бочка бензина стояла в кузове. Теперь полная. Плюс ещё три канистры. В одной моторное масло, в двух других также слитый бензин. После этого, пока танк разгорался, развернулся и на ходу жуя галеты, покатил к дороге. Да, сейчас жор на меня напал куда сильнее по сравнению с тем, как хранилище разворачивалось. В разы сильнее. Я так эмаль сточу, если буду столько жевать, благо есть что. По моим прикидкам с таким аппетитом мне дня на два точно хватит. Те и трофеи с танков собрали, сухпаи танкистов. Их перед боем выдали. Машина к слову французского производства, мордатая, на две тонны, с крытым кузовом. И ещё, катил я к Кишинёву, спускаясь к югу, это так, но собрался объехать его, и на трассе, что шла на Одессу, проехав немного, свернуть. Там Андрей приметил отличное место для стоянки. Там и отлежусь, и от ожогов отойду, и пока жор, и пока нейросеть портальщиков устанавливается. Надо бы ещё припасов добыть, чтобы запас был. Именно из-за продуктов я и не хотел выезжать к своим, там такой жор вызовет изрядное волнение у врачей, со мной явно что-то не в порядке. Да и кто мне еды столько даст? Спадёт, тогда и с нашими пересекусь. Пока рано.

К сожалению, проехав километров двадцать, я встал, дорога перегорожена техникой, тут стояли немецкие и румынские части. Оставив шлемофон в кабине, я погулял между техникой, меня в темноте за своего принимали, тем более я общался на чистом немецком, говоря, что из ремроты. Данные из документов той шестёрки взял. Именно там те шестеро служили, побитые мной. Разведка прошла отлично, в кузов своего грузовика я закинул шесть ящиков с консервами, ящик с макаронами, и две коробки с галетами, и ящик вина, красного. Это всё что смог стащить из кузовов машин, да и то пришлось двух румынских часовых снять, забрав документы, и спрятать под машинами. Вот так развернувшись я покатил обратно, по той же дороге. Скоро свернул в сторону моря. Километров на десять отъехал, катил, куда глаза глядят, пока полевая дорога не закончилась. А потом вообще в овраг не скатился. Там натянул маскировочную сеть, забив колышки, сеть добыл там же где и припасы, скоро рассветёт, есть хочется, и снова поев, жор не спадал, три банки консервных и две пачки галет, запивая водой. Да, воды набрал в роднике, по оврагу тёк, вроде чистый, без привкуса. Однако я всё равно вином разбавил. После этого и уснул. Теперь всё, ждём. Там ниже по оврагу кустарник, где колышки вырезал, надо дерево набрать, отварю макарон, а то одни галеты с консервами.

***

Машина, ровно гудя мотором, переваливаясь на ухабах, катила по полевой дороге. Недовольно поглядывая на капитана-пограничника, что сидел рядом, в кузове его бойцы были, едва вместились, и вот так ехал. Три дня в овраге я жил, жор не спадал, от нейросети реакций нет, а тут эти вышли на меня. На запах супа видимо, добили припасы что у меня были, все голодные до жути, по сути ничего не осталось, три галеты у меня в планшетке и всё. Так и не жалко, парням и одной девушке-медику, та мне нормально рану обработала, найдя обломки наушника, а то гноилась, дважды уже чистил, не помогало. Уезжать не хотелось, но приказы старших по званию нужно выполнять, капитан принял то, что я от ран отхожу. То есть, от ожогов, двигаться больно, но отдал приказ, и вот выехали. Зачем днём? Ночью не могли? Было шесть часов вечера, когда мы по полевым дорогам, а где и просто полями, подминая пшеницу, объезжая населённые пункты, катили на юг с севера. Пару раз останавливались, подобрали двух бойцов, потом ещё трёх. Этих уже некуда, на подножках стояли. А когда семерых встретили, я велел лезть на тент кузова, сверху поедут, главное не порвите его. После этого снова в дорогу. Стемнело, километров семьдесят на юг отмахали, противник в этих краях реку Прут не перешёл, и в полночь, объехав подозрительные костры, оттуда нам сигналили, пытались остановить, мы наткнулись наконец на наших. Чуть до стрельбы не дошло, хорошо нас живыми брали, поорали и опознались. А галеты я съел. Очень хотелось. Самое интересное, вышли в расположение моей теперь Одиннадцатой танковой дивизии. Это просто совпадение. Дальше в штаб полка, писал рапорт, сдавал документы погибших и противника, в медсанбат меня после, тут с ожоговыми ранениями хорошо разбирались, мазями все ноги покрыли, швы на рану на голове наложили, и меня решили госпитализировать, отправив с тыловой колонной в тыл. Дивизия на этом момент ещё не вела активные боевые действия, находилась во втором эшелоне. Дорога меня умотала и проснулся я уже когда мы въезжали на улочки Одессы. Почему не Кишинёв? Там госпиталь тоже был. Видимо переполнен. Очень есть хотелось, я в штабе попросил поесть, не отказали, в медсанбате тоже, и там покормили, нашлось, но всё равно хотелось.

Устроили нас быстро, всех раненых, в госпиталь, их тут три в городе, включая один военно-морской. Вещмешок с вещами пришлось сдать в кладовку, туда же комбез и шлемофон, да и сапоги, мне выдали больничный халат. Документы тоже забрали, исключая комсомольский билет. Мне удалось в столовой дважды поесть, и на процедуры. В палате я уже устроился, койка в ожоговом центре, в тумбочку мелочёвку, чтобы под рукой были. Всё, можно лечится. Город уж испытал бомбёжки, очередная воздушная тревога поднялась, но я спал на койке после процедур, мне снова всё смазали и замотали бинтами, некоторые водянистые шарики полопались. Болели. В общем, лечимся.