Конечно, использовать вражеский корабль дело хлопотное и даже, можно сказать, тяжелое. Другие интерфейсы, другая символика, вот только строили эту технику, по-видимому, люди, поэтому общие принципы управления остались неизменными, что давало определенные надежды на выполнение задания. После шести часов мучений приданные нам для выполнения особого задания главный инженер крейсера и второй пилот сумели сдвинуть с места эту драконовскую лоханку и даже уйти в гипер в нужном для нас направлении. Пока было время в полете, корабль готовили для использования в качестве брандера, связав в одну систему все взрывающиеся железки на его борту, при этом реактор должен был сыграть ключевую роль в качестве ядерной боеголовки. Для увеличения наших ударных возможностей перед самым вылетом с нашего крейсера перегрузили две из шести оставшихся противокорабельных торпед и все четыре бронированных и оборудованных по последнему слову керторианской науки десантных катера.

Вот он торжественный и волнующий момент отлета — плавный набор скорости, выход на нужный курс, рывок и переход в гипер, отмеченный сильной тошнотой и головокружением. Прошло три томительных часа, наполненных суетой, нервотрепкой и неисчезающим чувством, что все равно что-то не успели и забыли, и снова выход в обычный космос. Тошнота, легкая невесомость, несколько мгновений — и второй пилот нашего разведывательного крейсера, молодой, еще не воевавший парнишка, но потомственный пилот, имеющий внушительный опыт управления космическими кораблями (отец его с малых лет брал с собой в полеты), замер, осматривая тот цветник для головок самонаведения наших торпед. Бойцы взвода уже давно разместились по катерам, чтоб в случае чего сразу рвануть прочь от корабля, а мы втроем: я, пилот и инженер, оценивали обстановку и направляли охотника в последний полет.

Не воевавшие инженер и пилот просто растерялись от такого количества кораблей противника, и я явственно видел, как у молодого парня от страха задрожали руки. Пришлось рявкнуть на него:

— Двигай к линкорам!

Вбитые во флоте рефлексы заставили его только коротко ответить:

— Есть!

И уже вполне спокойно начать действовать, а я стоял в стороне и с интересом смотрел на экран тактического компьютера, который выдавал информацию о положении в системе. Вышли мы вполне неплохо, чуть в стороне от внешнего кольца легких эсминцев охранения, и, включив маршевые двигатели, деловито двинулись к трем линкорам, которые достаточно компактной группой расположились на высокой орбите.

К нам посыпались запросы, но мы пока молчали, и, включив двигатели на всю мощность, рванули к планете, сделав небольшую дугу в сторону линкоров. Компьютер передавал в эфир какую-то ахинею, случайный набор слов и фраз, забивая каналы драконовской связи, и когда мы вышли на расстояние уверенного пуска торпед, пришлось стукнуть по руке пилота, чтоб не смел пускать торпеды. Он возмущенно повернулся и попытался что-то вякнуть. Пришлось пояснить:

— Не спеши, так велика вероятность, что их собьют. Подойдем ближе, рискнем.

Он растерянно проблеял:

— Так ведь нас может взрывом задеть.

— Ну и хрен с ним. Надеюсь, успеем свалить. Нам пока везет, а удача, она смелых любит… Вперед!

Громады драконовских линкоров приближались, и даже с такого расстояния на фоне планеты казались монстрами. Два из них были без явных повреждений и висели на более высокой орбите, а вот третий, явно недавно получивший хорошую оплеуху от защитников планеты, висел пониже, слабенько вращался вокруг оси и все время парил — выплескивая из пробоин в корпусе струи воздуха. Я злорадно усмехнулся: вот теперь время.

— Распределение целей. Первая торпеда — первый линкор, вторая — второй. Проложить курс корабля на столкновение с третьим, который ниже по орбите и, видимо, поврежден. Задача ясна?

И пилот, и инженер, поверив в русское «авось», быстро задвигали руками на терминалах управления огнем и прокладки курса, запустили программу брандера. Когда все было сделано, мы синхронно сорвались со своих мест и бегом понеслись по заваленным трупами драконов коридорам на транспортную палубу, где только нас ждали четыре десантных катера с бойцами моего взвода. Гулко топали тяжелые ботинки в пустых коридорах по залитой и уже засохшей кровью палубе, и приходилось постоянно перепрыгивать через туши драконов, которых после захвата охотника не было времени убирать, их только отодвинули в сторону, освободив проходы.

Несколько секунд, посадка на катера, и инженер передал циркулярно уже через внутреннюю связь между скафандрами:

— Есть выход на указанную дистанцию. Есть пуск торпед…

Теперь я.

— Всем. Приготовиться. Подрыв шлюзов.

Корабль тряхнуло и специальные вышибные заряды просто вынесли тяжелые створки, закрывающие ангары с нашими катерами, и в образовавшееся окно, в котором явственно была видна затянутая черными тучами поверхность планеты, мы рванули наружу, покидая драконовский «малый охотник», который в ближайшее время должен был превратиться в убийцу линкора.

Включив дополнительные одноразовые ускорители, катера стремительно неслись к спасительной атмосфере, стараясь подальше уйти от места применения термоядерных начинок наших противокорабельных торпед. Несмотря на гравикомпенсаторы, дикая перегрузка прижала и меня и всех остальных к спинкам сидений, и приходилось только хрипеть от боли, невольно слушая, как скрипят элементы крепления катера.

В наушнике раздался тягучий, переходящий на хрип голос пилота катера:

— Вижу подрыв линкора. Есть детонация. Линкор фрагментируется… Есть второй подрыв. Больше ничего не вижу, сгорели сканеры с этого борта…

Я прохрипел:

— Волна обломков не догонит?

— Не успеет. Но в атмосферу войдем жестко.

— Добро. Ждем третьего взрыва.

Пауза, такая тягучая, полная надежды — ну где же третий взрыв, неужели «малый охотник» не настиг своей цели. Как глас свыше, как долгожданная весточка, услышал хрип пилота:

— Есть третий взрыв.

Я не мог кричать от радости, но ликование и радость переполняли меня. Включив циркулярную связь по всему подразделению, передал:

— Всем. Даже если погибнем, то свое дело мы выполнили — три линкора драконов разнесли к махерсонову вымени. Поздравляю, господа!

Несмотря на перегрузки, эфир наполнился радостными хрипами. Странное впечатление — все страдают, мучаются, скрипят зубами от невыносимой боли, но радуются и даже умудряются отпускать шуточки. Но проявление радости прервал деловитый голос пилота:

— Внимание, входим в атмосферу.

Опять перегрузка, на этот раз тормозная, кораблик затрясло, причем в таком режиме еще нужно выполнять противоракетный маневр, а то вдруг кто-то вдогонку пальнет, после нашего эффектного прорыва.

Теперь вызов меня по отдельному каналу.

— Господин старший лейтенант, нас облучает система наведения зенитных ракет планетарной обороны. Пришел запрос по системе «свой-чужой». Сигнал стандартный, обновленный, коды свежие. Отправил ответ. Принятие ответа подтверждено. Попытка выхода на связь.

— На связь не выходить. Идем в определенный заданием район.

— Вас понял.

Хотя чего это я выпендриваюсь, еще собьют ненароком, да и оперативную информацию о небольшом городке Циркамо, где находится этот долбаный институт, не помешало бы получить.

Прошло двадцать секунд.

— Снова попытка выхода на связь.

— Соединяйся и выводи на меня.

— Понял.

Шуршание в динамике скафандра, и другой голос что-то пробубнил, я услышал только конец фразы. Пришлось самому говорить:

— Повторите.

Ответил радостный голос, в котором слышалось ликование.

— Это двести девяносто шестая полевая, назовитесь.

— Да сейчас. Хоть канал и шифрованный, но болтать не буду.

Пауза. Осмысление.

— Вас понял. Уважаю, но все равно встретиться придется.

— Хорошо, давайте вектор посадки и прикройте, чтоб на подлете в зад не дали.