Баоюй то печалился, то смеялся, и все подумали, что у него снова приступ безумия. Они ведь не знали, что Баоюй прочел книги судеб и знает теперь будущее всех обитателей дворца Жунго.

Несколько дней подряд Баоюй принимал лекарство и постепенно окреп.

Цзя Чжэн успокоился, и теперь мысли его обратились к Цзя Шэ, которому долго еще предстояло находиться в изгнании. Да и гроб с телом матушки Цзя все еще стоял в кумирне. И вот однажды Цзя Чжэн позвал Цзя Ляня и сказал, что собирается отвезти гроб с телом матушки Цзя на юг и там захоронить.

— Вы совершенно правы, господин, — выслушав его, сказал Цзя Лянь. — Надо сделать это, пока вы в отпуске по случаю траура — потом будет некогда. Только я без отца не смею вам ничего советовать. Ваш план хорош, но для его осуществления потребуется несколько тысяч лянов серебра. И хотя власти объявили розыск воров, боюсь, украденного нам не вернуть!

— Я, говоря откровенно, все решил, — признался Цзя Чжэн, — и хочу тебе вот что сказать. Тебе никуда нельзя отлучаться, поскольку мужчин дома нет. Не знаю, как управлюсь один, — ведь придется везти несколько гробов! Возьму с собой, пожалуй, Цзя Жуна — гроб с телом его жены тоже надо отвезти. И гроб Линь Дайюй. Старая госпожа завещала непременно отвезти останки девочки на родину. Не знаю только, удастся ли нам занять столько денег?

— А у кого их займешь? — промолвил Цзя Лянь. — Вы сейчас в трауре, мой отец — в дальних краях. Много денег я сразу раздобыть не смогу — придется заложить дома и землю.

— Но дома построены на казенные средства, — возразил Цзя Чжэн. — Как же их закладывать?

— Дома, в которых мы живем, закладывать, разумеется, нельзя. А остальные на время заложить можно. А вернется отец и восстановят его в должности, тогда выкупим! Но меня беспокоит, что на вас свалилось столько хлопот!

— Главное — похоронить как полагается старую госпожу, — сказал Цзя Чжэн. — А ты здесь хорошенько присматривай за домом!

— Об этом не тревожьтесь, господин! Я хоть и глуп, но постараюсь оправдать ваше доверие! Тех, кто не поедет с вами, прокормить сумею… Если же в дороге вам понадобятся деньги, намекните правителю Лай Шанжуну, когда будете проезжать через его уезд, что вы в стесненных обстоятельствах, и он вас выручит!

— Неудобно просить чужих, — возразил Цзя Чжэн, — ведь речь идет о похоронах матери! Надо как-то самим выходить из положения!

— Пожалуй, вы правы, — согласился Цзя Лянь и вышел. Теперь ему предстояло раздобыть деньги на дорогу Цзя Чжэну.

Цзя Чжэн рассказал, что собирается в путь, госпоже Ван велел, пока его не будет, следить за порядком в доме и выбрал счастливый день для отъезда. Помех больше не было.

Баоюй полностью выздоровел, а Цзя Хуань и Цзя Лань усердно учились.

Перед отъездом Цзя Чжэн позвал Цзя Ляня к себе и сказал:

— В нынешнем году состоятся большие экзамены! Цзя Хуань не сможет принять в них участие. Он мой сын, и ему положено носить траур. Цзя Лань же мне доводится внуком, и траур его не касается. Пусть экзаменуется вместе с Баоюем. Если кто-либо из них получит звание цзюйжэня, это пойдет на пользу семье.

Итак, наставив родных и совершив жертвоприношения в кумирне предков, Цзя Чжэн в сопровождении Линь Чжисяо и других слуг отправился в путь. Провожали его только близкие родственники, и то лишь до первой станции.

После отъезда Цзя Чжэна Баоюй стал готовиться к государственным экзаменам. Госпожа Ван строго следила, чтобы он не ленился, проверяла его, а о Баочай и Сижэнь говорить не приходится!

Надо сказать, что по мере того, как к Баоюю возвращалось здоровье, сам он все больше и больше менялся. Равнодушие к чиновничьей карьере перешло в отвращение, к тому же пропал всякий интерес к девушкам. Однако Баоюй об этом молчал.

Цзыцзюань, проводив гроб с телом Дайюй на родину, сидела у себя в комнате и плакала.

«Какой же Баоюй бесчувственный! — думала она. — Видел, что гроб Дайюй увозят, и ни одной слезинки не уронил! И меня не пришел утешить. Мало того, смеется как ни в чем не бывало, неблагодарный! Только морочит всех своими сладкими речами. Хорошо, что я тогда ночью его не впустила. К Сижэнь он тоже охладел, а на жену вообще не обращает внимания! Шэюэ и других служанок вовсе не замечает. Зря, видно, девушки расточали ему свои ласки!»

Пришла Уэр, поглядела на Цзыцзюань и сказала:

— Опять оплакиваешь барышню Линь Дайюй, сестра? Верно говорят: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Уж как только не расхваливали второго господина Баоюя! И ласковый он, и добрый. Вот моя мать меня к нему и устроила. Однажды он заболел, и я ходила за ним. Так потом он доброго слова мне не сказал, а сейчас вообще не глядит в мою сторону!

— Тьфу, негодница! — фыркнула Цзыцзюань, сдерживая смех. — И не стыдно тебе? Да кто ты такая, чтобы Баоюй на тебя внимание обращал? Он на своих наложниц и то смотреть не желает!.. Не пристало девушке так говорить!

Уэр покраснела. Она хотела сказать, что ничего ей от Баоюя не нужно, что ее возмущает лишь его равнодушие к служанкам, но тут за воротами послышался шум. Кто-то сказал:

— Опять пришел монах и требует десять тысяч лянов серебра! Госпожа Ван волнуется. Некому поговорить с монахом, господина Цзя Ляня, как нарочно, нет дома! И госпожа велела позвать вторую госпожу Баочай, чтобы с ней посоветоваться.

Если хотите узнать, как удалось выпроводить хэшана, прочтите следующую главу.

Глава сто семнадцатая

Две прелестные девушки самоотверженно защищают чудесную яшму;
компания непутевых молодых людей берется за управление домом

Итак, госпожа Ван послала за Баочай служанку, а Баоюй, услышав, что явился монах, бросился с криком к дверям:

— Где мой учитель?

Баоюй долго кричал, потом выбежал во двор и увидел, что Ли Гуй не дает монаху войти.

— Госпожа велела пригласить учителя в дом! — крикнул Баоюй.

Ли Гуй почтительно вытянулся, и монах вразвалку пошел к дому.

Баоюй сразу его узнал. Ведь это был тот самый монах, которого он видел во сне! Тут юноша словно прозрел, подошел к монаху, совершил приветственную церемонию и промолвил:

— Простите, учитель, что не успел встретить вас!..

— А зачем меня встречать? — возразил монах. — Дайте мне деньги, и я уйду!

«Не пристало монаху требовать деньги! — подумал Баоюй и только сейчас заметил, что монах грязный, оборванный, на голове парша. — Еще древние говорили: „Праведник не показывает своего истинного облика, а если показывает — он не праведник“. Надо быть осторожным, чтобы не оплошать. Лучше всего пообещать ему деньги, а потом выведать, что он, собственно, собирается делать».

— Не торопитесь, учитель, — произнес Баоюй. — Присядьте, пожалуйста, сейчас матушка распорядится, деньги вам принесут. А пока позвольте спросить: вы пришли из страны Небесных грез?

— Каких еще грез? — удивился монах. — Пришел я оттуда, откуда явился, уйду туда, куда скроюсь. Ведь это я принес тебе яшму! А знаешь, откуда она взялась?

Баоюй ничего не мог ответить.

— Не знаешь, откуда сам появился, — усмехнулся монах, — а еще других спрашиваешь!

Баоюй был умен от природы, кроме того, побывал в стране Небесных грез, узнал судьбы близких, постиг тайну мирской суеты, но о самом себе ничего не знал. Поэтому слова монаха больно его хлестнули, и он сказал:

— Я знаю, деньги вам не нужны! Возьмите яшму обратно!

— Вот это справедливо, — улыбнулся монах. — Яшма должна вернуться ко мне!

Не промолвив ни слова, Баоюй бросился к себе в комнату, схватил яшму и помчался обратно. Но в дверях столкнулся с Сижэнь. Та отпрянула от неожиданности, а потом промолвила:

— Матушка думает, что ты мирно беседуешь с монахом, и собирает для него деньги. А ты убежал!

— Скажи матушке, что никаких денег не надо, — взволнованно ответил Баоюй, — я отдам ему яшму, и делу конец.