Баочай — умница, за нее можно не беспокоиться. И за Сижэнь тоже. Они будут удерживать Баоюя от опрометчивых поступков. Так даже лучше. Сижэнь с Баочай поладят. Кстати, тетушка Сюэ рассказывала, что один монах увидел у Баочай золотой замок и предсказал, что она непременно выйдет замуж за обладателя яшмы. Как знать, может быть, приезд Баочай предначертан самой судьбой? Тут трудно что-нибудь сказать. Но разве не будет для всех нас счастьем, если Баоюй выздоровеет? А пока нужно обставить как надо комнаты. Ни друзей, ни родственников звать не будем, пиршество устроим, когда пройдет траур по гуйфэй и Баоюй поправится. Если сделать так, как я говорю, то вполне управимся. Да и ты уедешь со спокойной душой, зная, что женил сына.

План матушки Цзя не очень понравился Цзя Чжэну, но перечить он не посмел и, через силу улыбнувшись, произнес:

— Вы замечательно все придумали, матушка! Нужно только строго-настрого запретить прислуге болтать о свадьбе. Одно меня беспокоит — не станет ли возражать тетушка Сюэ. Если не станет, мы сделаем все, как вы предлагаете, матушка!

— С тетушкой я все улажу сама, — оборвала его матушка Цзя, — ты можешь идти!

Цзя Чжэн вышел с чувством смутного беспокойства. Перед отъездом ему надо было получить грамоту в ведомстве, принимать родных и друзей, приходивших с различными просьбами. Как говорится, хлопот полон рот. Поэтому приготовления к свадьбе он, по совету матушки Цзя, поручил госпоже Ван и Фэнцзе. Единственное, что он сделал, это выбрал для новобрачных дом из двадцати комнат, неподалеку от личных покоев госпожи Ван, позади зала Процветания и счастья.

Матушка Цзя ничего не решала без Цзя Чжэна, но он на все соглашался и лишь поддакивал ей.

Однако об этом речь впереди.

Итак, Баоюй повидался с отцом, и Сижэнь увела его во внутренние покои, где усадила на кан. Поскольку Цзя Чжэн все еще находился у матушки Цзя во внешних покоях, никто не осмеливался разговаривать с Баоюем, и он погрузился в дремоту.

Из разговора Цзя Чжэна с матушкой Цзя он не услышал ни слова. Зато услышали Сижэнь и остальные служанки. Они, собственно, уже знали о помолвке Баоюя, но от посторонних людей, верили в это, поскольку Баочай совершенно перестала появляться у них, но уверенности не было. Однако теперь все их сомнения рассеялись. И они обрадовались.

«Поистине старая госпожа сделала замечательный выбор! — подумала Сижэнь. — Баоюй и Баочай прекрасная пара. И мне повезло! По крайней мере станет легче, если она придет в дом. Но ведь сердце его принадлежит другой. Хорошо, что он не слышал этого разговора, не то учинил бы скандал!»

При этой мысли радость ее померкла, и она продолжала размышлять, но уже о другом: «Как же все-таки быть? Разве знает старая госпожа о сокровенных чувствах Баоюя к Дайюй? Она думает, Баоюй обрадуется предстоящей свадьбе и сразу выздоровеет! А что, если его чувства к Дайюй не изменились?! Недаром при первой встрече с Дайюй он хотел разбить свою яшму. Потом, это было летом, когда мы с ним повстречались в саду, он принял меня за Дайюй и стал говорить о своей любви. А как он плакал и убивался, когда Цзыцзюань в шутку сказала, будто Дайюй уезжает…

Конечно, если он совсем потерял разум, то отнесется к этой новости безразлично. А если хоть что-то соображает, это может его просто убить. Придется поговорить с госпожой. Это мой долг. Иначе могут оказаться несчастными сразу три человека!»

Как только Цзя Чжэн ушел, Сижэнь оставила Баоюя на попечение Цювэнь, а сама отправилась к госпоже Ван и попросила ее пройти во внутренние покои. Матушка Цзя подумала, что Баоюю что-либо понадобилось, и приходу девушки не придала особого значения, поглощенная мыслями о том, какие подарки послать невесте и как устроить свадебный обряд.

Пройдя во внутреннюю комнату, Сижэнь бросилась перед госпожой на колени и заплакала. Теряясь в догадках, госпожа Ван взволнованно спросила:

— Что случилось? Тебя кто-нибудь обидел?

— Я не должна была вам этого говорить, но иного выхода нет! — воскликнула Сижэнь.

— Рассказывай, — ласково произнесла госпожа Ван. — Только не торопись!

— Баоюй и Баочай — прекрасная пара! Что и говорить, — начала Сижэнь. — Но к кому Баоюя больше влечет — к барышне Баочай или к барышне Дайюй?

— Конечно к Дайюй, — отвечала госпожа Ван. — Ведь они дружны с самого детства!

— Я не об этом, — возразила Сижэнь и принялась рассказывать об отношениях Баоюя и Дайюй, а потом промолвила: — Да что это я вам говорю, вам и так все известно, вот только о моем разговоре с Баоюем однажды в саду вы не знаете.

— Я и сама кое-что замечала, — проговорила госпожа Ван, коснувшись руки Сижэнь. — А сейчас лишний раз убедилась в этом. Но ведь он, наверное, слышал сегодняшний разговор? Какое он произвел на него впечатление? Ты не заметила?

— Дело в том, — отвечала Сижэнь, — что Баоюй, когда с ним говорят, хоть и улыбается, но ничего не понимает. А в остальное время дремлет.

— Как же быть? — нерешительно произнесла госпожа Ван.

— Я всего-навсего ваша рабыня, госпожа, — сказала Сижэнь, — и обязана все вам рассказать, а вы можете доложить старой госпоже и посоветоваться, что делать.

— Ладно, иди, — махнула рукой госпожа Ван. — Сейчас у старой госпожи полно людей, неудобно. Но я выберу время и поговорю с ней. Что-нибудь придумаем.

Она вышла из комнаты и отправилась к матушке Цзя.

Матушка Цзя в это время беседовала с Фэнцзе, но, увидев госпожу Ван, прервала разговор и спросила:

— О чем это вы секретничали с Сижэнь?

Воспользовавшись случаем, госпожа Ван не преминула рассказать матушке Цзя все, что ей было известно о чувствах Баоюя к Дайюй. Матушка Цзя выслушала ее, подумала и сказала:

— Бог с ней, с Дайюй, а вот если у Баоюя к ней серьезные чувства, могут возникнуть осложнения.

— Какие еще осложнения, — промолвила Фэнцзе. — Я уже кое-что придумала, не знаю только, согласится ли тетушка.

— Если придумала, расскажи старой госпоже, — вмешалась госпожа Ван, — а потом вместе обсудим!

— Сейчас надо, как говорится, забросить удочку! — сказала Фэнцзе.

— Что это значит? — удивилась матушка Цзя.

— А то, что нужно распустить слух, будто отец решил женить Баоюя на барышне Линь Дайюй. Посмотрим, как Баоюй к этому отнесется. Если останется равнодушным, беспокоиться нечего. А обрадуется — тогда хлопот не миновать!

— Допустим, он обрадуется, — произнесла госпожа Ван. — Что тогда?

Фэнцзе наклонилась к госпоже Ван и что-то прошептала на ухо.

— Да, да, — закивала госпожа Ван. — Неплохо!

— Хватит вам шептаться! — с шутливым укором произнесла матушка Цзя. — Хоть бы мне рассказали, что собираетесь делать!

Опасаясь, что намеков матушка Цзя не поймет, а если сказать прямо, кто-нибудь услышит, Фэнцзе стала шептать ей на ухо. Сначала матушка Цзя ничего не поняла, но когда Фэнцзе ей все разъяснила, расплылась в улыбке.

— План, конечно, хороший, — сказала она, — но ведь Баочай будет страдать! А о Дайюй и говорить не приходится!

— Мы скажем только Баоюю, — стала успокаивать ее Фэнцзе. — А остальным строго-настрого прикажем молчать.

Вошла девочка-служанка и доложила:

— Вернулся второй господин Цзя Лянь!

Опасаясь, как бы матушка Цзя не узнала от него о кончине Ван Цзытэна, госпожа Ван незаметно сделала знак Фэнцзе. Та поспешила навстречу мужу и предупредила, чтобы ничего не рассказывал бабушке. Они вместе прошли в комнату госпожи Ван и стали ее дожидаться. Госпожа Ван вскоре пришла и сразу заметила, что у Фэнцзе глаза покраснели от слез.

Цзя Лянь приблизился к госпоже Ван и справился о здоровье. Затем рассказал о своей поездке и сообщил:

— Есть высочайшее повеление о пожаловании покойному посмертного титула Ученейшего и Прилежнейшего гуна. Членам семьи покойного приказано сопровождать гроб с телом к месту погребения, а чиновникам из учреждений, находящихся на пути следования, оказывать им всяческое содействие. Они тронулись в путь еще вчера. Жена вашего брата кланяется вам и весьма сожалеет, что из-за неблагоприятного стечения обстоятельств не может приехать в столицу излить вам душу. Кроме того, ей стало известно, что мой шурин Ван Жэнь собирается в столицу, и если она встретит его по пути, непременно велит ему побывать у вас, и он все вам расскажет.