— У меня ходить-то утром получится?

— Небольшие побочные действия могут быть, — согласился Хан, приглушенно рассмеялся и сгреб меня в охапку. — Отдыхай, Ева, пока разрешаю. Все еще впереди, это была разминка.

Я сглотнула и попыталась отползти. Меня лишь сильнее прижали к горячему мужскому телу.

— Зато тут безопасно, верно?

— Ну да, — кивнула я, — к такому секс-маньяку приближаться опасно.

Переговариваться вот так, лежа в постели, оказалось забавно. И сам Хан выглядел таким разомлевшим тигром, который в ближайшее время никого кусать или загрызать не собирается. Он лежал, лениво пропуская между пальцами пряди моих волос и выдавал поистине убойные реплики. Смешно, конечно: мы не признавались друг другу в пылкой любви, не обменивались томными поцелуями или впечатлениями от секса, не лежали в обнимку, а просто подшучивали. Меня, правда, чуть тревожил странный взгляд, порой возникающий у него. Но это могли быть выверты богатого воображения.

В любом случае идиллия продолжалась ровно до того момента, пока Хан не заворочался и его прикосновения не стали более интимными.

— Что? — возмутился он на мою просьбу «не лапать». — Я же говорил, что это была лишь разминка. Не жалуйся, я просто дорвался.

Я хотела сообщить, что после «разминки» лучше всего поспать, но тут его пальцы погладили меня в таком месте, где мигом вспыхнуло невидимое пламя, разрослось и охватило все тело. Ну вот, второго раунда точно не избежать. И плевать, что с утра я, скорее всего, не смогу ходить.

Откуда мне, наивной, было знать, что за вторым раундом последует еще и третий. Его решили провести, для разнообразия, в гостиной на столе. К счастью, мебель выдержала, хотя в какой-то момент начала угрожающе потрескивать. Ну да, это же я легкая и стройная, а Хан представлял собой почти два метра литых мышц.

И все это было моим!

— Ева! — знакомый голос прорвался в кошмар. — Ева, проснись! Vae! Ну же!

Властная интонация заставила померкнуть кошмар, растаять грязным облаком. Я поняла, что лежу и отчаянно отмахиваюсь от Хана. Не сразу поняла, что за странный звук. Только потом дошло: это мое хныканье. Жалобное и отчаянное.

— Ева, что это было? — спросил Хан. Выглядел он, в полумраке спальни, весьма встревоженным. И все пытался меня обнять.

— Что было? — пробормотала я и наконец ощутила себя в безопасности. И расслабилась, позволяя ему коснуться меня.

— Ты заорала и начала плакать. Я едва тебя разбудил.

— Мне последнее время снятся кошмары, — выдохнула я, наслаждаясь тем, что лежу в постели, а не стою на открытом воздухе, у столба. — Ну вот, опять сжигали. Это… неприятно.

Пошевелилась, опуская голову на грудь Хана, вдохнула едва уловимый запах, который у меня теперь ассоциировался с теплом и надежностью. Никогда раньше не думала, что начну принюхиваться к мужчине. А тут так и тянуло уткнуться носом ему в шею и замереть.

Меня и правда сжигали сегодня. Сон вышел особенно ярким, а когда пламя добралось до кожи, то показалось, что хуже ничего быть не может. До сих пор передергивало. А руки так и тянулись проверить: нет ли ожогов.

— Давно они тебе стали сниться? — вдруг спросил Хан. Я неохотно приподняла голову и встретилась с его задумчивым взглядом.

— Не очень.

— А можешь назвать точный день? Мало ли, вдруг запомнила.

— Запомнила! — кивнула я. — Там просто событий много было, вот и запомнила. Бабушку встречала в аэропорту, с тобой в фонтан свалилась и своего бывшего, на тот момент настоящего, застукала в квартире с любовницей.

— И впрямь насыщенный день, — усмехнулся Хан. Провел рукой по моим спутанным волосам и поинтересовался: — А потом начали сниться каждую ночь?

Я опять задумалась и попыталась восстановить предыдущие дни. Благо сделать это было несложно: все они отличались насыщенностью событий.

— Нет, в следующий раз повторился сразу после бала… кажется. Да, точно! Мне тогда бабуля втирала про кофе с блудливыми кошаками, я была уставшая как собака и безумно хотела спать.

Постепенно я восстановила те дни, когда мне снились кошмары. К тому времени сумела оторваться от Хана и села, зачем-то обмотавшись простыней. Собеседник же продолжал валяться, закинув руки за голову. И то смотрел на потолок, то на меня.

— Ну что?

— Единственное, что объединяет дни, когда мне снились кошмары, — я виделась с тобой. Бал, свидания и так далее.

— Еще скажи, что у инквизитора было мое лицо.

— Я не видела его лица. Но вряд ли твое, у него волосы были светлые. Или темные… а, нет, у второго были темные. А светлые у ублюдка, который меня насиловал.

— Наше подсознание — а сны оно и есть — любит порой выдавать странные вещи.

— Но не настолько странные. И потом, одно дело мне один раз приснится чайка, покупающая хлеб, а совсем другое — изо дня в день один и тот же кошмар с разными вариациями. Такое чувство, что я во сне проживаю чью-то жизнь. Точнее, не самый лучший ее отрезок.

Хан помолчал. Я тоже, лишь изредка поглядывала на него. Забавно, что он не высмеивал мои страхи или не пытался пожалеть, посоветовать обратиться к психологу. Сейчас он о чем-то думал, так, что между густых бровей залегла глубокая складка. То и дело хмыкал, покачивал головой.

Дав ему возможность поразмышлять на неведомые мне темы, я сходила в душ, причесалась и вернулась в спальню. Хан уже не лежал, а сидел, даже не подумав прикрыться. При виде меня похлопал ладонью рядом с собой и тоном повелителя мира приказал:

— Садись. Пообщаемся.

Я покосилась на обнаженную мужскую фигуру, проглотила непонятно отчего выступившую слюну и покорно села. Хан тут же ухватил прядь моих волос и начал задумчиво наматывать на палец.

— Может, ты слышала что-то или читала про охоту на ведьм?

— Была охота! — фыркнула я. — Не сильно интересуюсь историей, если честно. И фильмы на эту тему не смотрела. И в принципе не понимаю, с чего вдруг такое начало сниться. Не понимаю! Оно же такое логичное, яркое. И мысли при этом какие-то не мои. Знаешь, я так ярко запомнила одну вещь.

— Какую?

— Первый сон. Почему-то я знала название города, в котором все происходило. Гольштейн. Причем знала так четко. Странно, да? И рядом с собой видела других несчастных, привязанных к столбам… — Я осеклась, встретившись с очень странным взглядом Хана. — Что?

— Интересно, — пробормотал он. — Забавно… В 1686 году в Гольштейне была массовая казнь. Сожгли восемнадцать колдунов.

Отчего-то мороз пробежал по коже. Наверное, потому ответ получился несколько грубым:

— Я-то тут при чем? Родилась, если заметил, немного позже.

— И нигде не читала про эту казнь?

— На фига? — удивилась я. — Говорю, ведьмами, историей и суеверием не страдаю и не наслаждаюсь. Просто спокойно прохожу мимо. Нет, пора к психиатру, пусть таблеточек выпишет. Буду спокойной и счастливой как огурец.

— Почему ты сделала сравнение с этим несчастным овощем?

— Ну так у него мыслей нет, значит, не волнуется, не сомневается, не боится. Вот и счастлив.

Миг, и я оказалась опрокинутой обратно на кровать. А Хан навалился сверху, так, что стало немного трудно дышать, и несколько мгновений меня разглядывал. И опять что-то непонятное промелькнуло в его глазах. То ли искра сожаления, то ли досада. Промелькнуло и исчезло.

— Я отвезу тебя домой, — сообщил он, пальцами проведя по моей щеке, — а вечером заберу обратно. И не спорь. Своей бабушке внуши, чтобы пока пожила у матери. И никуда без меня не мотайся. Или хотя бы звони и говори, куда собралась.

— Что за деспотия?

— Считай, что я за тебя волнуюсь. Ты мне нужна здоровой, веселой и живой. Давай, полчаса на приведение себя в порядок. Потом завтрак — и домой.

От отодвинулся в сторону, давая мне возможность встать, а потом вдруг отвесил несильный шлепок по мягкому месту. Я не взвизгнула, молча развернулась, подобрала лежавшую рядом подушку и запустила в Хана. Попала, кстати. Он молча и с угрожающим видом начал вставать. Но опять не напугал.