— Что украли? — спросила я. От сердца отлегло. Главное — никто не пострадал.

— Пока непонятно, — всхлипнула мама. — Мы так и не ложились. Полиция все еще здесь, осматривает все, бабушка выпила успокоительное и прилегла. А я… оо-о-о-о, у меня опять появятся морщины!

«И ты зальешь их порцией гиалуронки или ботокса».

— Мама, самое главное, что вы с бабулей не пострадали. И если вы пока не нашли, что украли, значит, скорее всего, прихватили какую-нибудь мелочь. Хотя странно.

— Вот-вот. Деньги и бумаги я храню в сейфе. Но они не вынесли ни аппаратуру, ни драгоценности. Хотя… я не могу найти пару бриллиантовых серег и кольцо с изумрудами. И куда-то делись все шейные платки…

Я молчала, давая маме выговориться. Странные воришки. В доме и правда было чем поживиться. Кстати, там и охранная система такая, что еще залезть надо.

Ничего не понимаю.

— Мама, а охранка?

— Отключена.

— Совсем? — глупо уточнила, потирая висок.

В течение следующих десяти минут пришлось выслушивать тираду о том, что охранная сигнализация ужасная, что она подаст в суд на фирму, которая ее устанавливала, что я слишком равнодушно реагирую и так далее. В конце мне королевским тоном приказали:

— Приезжай немедленно. Полиция хочет опросить всех родственников.

— Да поняла уже. — Я распрощалась с мечтой тихо полежать на диване. — Прямо сейчас одеваюсь и выезжаю.

Насчет «прямо сейчас» поторопилась, конечно. Пока приняла душ, пока выпила еще пару таблеток от головной боли, пока оделась и попыталась замазать откровенные следы недосыпа и похмелья — прошло довольно много времени. В спешке завязала мамин платок: он немного освежил цвет лица.

Возле маминого дома стояла полицейская машина с включенными мигалками. Пара соседей уже крутилась неподалеку — явно старались узнать, что произошло. Помахав им рукой, я представилась одному из полицейских и вошла в дом.

М-да… Ощущение, что здесь побегал очень пьяный и очень буйный слон. Разнесли все, что можно. В гостиной под ногами похрустывали осколки вазы, стекол из картин и фотографий, китайского сервиза, над которым мама вечно тряслась. Дорогие тяжелые портьеры валялись скомканными и перепачканными в чем-то белом.

Разговаривать с офицером пришлось посреди дикого бардака. Даже присесть на диван не было возможности: его весьма неаккуратно вспороли.

Офицер Рейн выглядел уставшим, очень уставшим. Но при этом взгляд чуть покрасневших темных глаз оставался внимательным. Светло-каштановые волосы слегка растрепались, словно их владелец любил частенько запускать в них пальцы.

— Да, офицер, я всю ночь провела дома. По сути, у меня нет алиби. Потому что спала не с любовником, а в гордом одиночестве. Соседи за мной не подглядывали.

А еще я напилась, как хрюшка.

— Миссис Дрейк говорила, что вы собирались на семейный ужин, но затем внезапно отказались.

— А она не сказала, что незадолго до ужина я выгнала из моей квартиры своего бойфренда, который занимался там сексом с посторонней женщиной?

— Эту мелочь она, видимо, забыла уточнить, — улыбнулся одними губами офицер Рейн.

Я же тронула пальцами остатки разбитого цветочного горшка на каминной полке и вздохнула:

— Знаете, на моей памяти мама вызывала полицию бесчисленное множество раз, по разным поводам. А похожий инцидент произошел лет семь назад.

— Я в курсе. В дом миссис Дрейк забрался одержимый фанат и стащил все нижнее белье. Но подобного вандализма не устраивал.

— Бога ради, офицер, — устало произнесла я, — по мне, так тут два варианта: либо псих-фанат, из тех, что пишут письма, где признаются в любви и одновременно угрожают. Либо все подстроили так, чтобы подумали на психа-фаната.

— У вашей матери много недоброжелателей? Знаете, кто примерно мог сотворить такое? Отключение сигнализации говорит о том, что работали профессионалы.

— Что-нибудь украли?

— Пока что уточняем, но на данный момент точно известно, что пропали все шейные платки и пара драгоценностей. Похоже на акт вандализма из мести. А пропажи для того, чтобы подумали на грабителей.

Я не выдержала. Ноги после попойки слегка дрожали. Поэтому смахнула какие-то осколки с кресла и села туда, понадеявшись, что мне ничего не вопьется в пятую точку.

— Офицер Рейн, моя мама — известная фотомодель, а теперь еще и телеведущая реалити-шоу. В этой среде любовь фанатов легко меняется на ненависть и одержимость. Вы не представляете, сколько раз ей угрожали. Плюс конкурентки. Шоу-бизнес не знает жалости. Ты или идешь по головам, или позволяешь идти по своей и тонешь в грязи.

Я замолчала, задохнувшись от эмоций. Наверняка этот офицер в курсе, что несколько раз основной подозреваемой в подобных происшествиях делали меня. Пока мама не выдержала и не устроила настоящий скандал, сообщив, что, несмотря на некоторые разногласия, мы с ней всегда остаемся близкими людьми. И дочь она никогда обвинять не станет.

Мама у меня нервная и экспрессивная, но чувства справедливости не лишена.

— Вы очень складно излагаете, мисс Дрейк, — заявил офицер неожиданно, — спасибо. Если что, я свяжусь с вами.

Без проблем, всегда рада помочь полиции. Я и сама не ожидала от себя такого прилива красноречия и убедительности. Видимо, в экстремальных ситуациях что-то срабатывает.

Полиция вскоре уехала. А мы остались в разгромленном доме с не менее разгромленными настроениями. Хотя нет, бабуля лучилась безмятежностью. Видимо, сказалось успокоительное.

Зато мама причитала за троих.

— Господи, — она ходила по гардеробной, поднимая то одну вещь, то другую, — это ужасно! Мои бренды! Мои коллекции! А мой фарфор! Это ужасно! Варвары. Вандалы!

— Мама, страховка покроет все, не забывай. А вещи отдать почистить, и все. Не порвали же, только потоптали. Кстати, твой платок.

Я сняла его с шеи и протянула маме. Та удивленно приподняла брови:

— Мой? Не припомню такого. Забирай себе, мне не нравится цвет.

— Зачем тогда покупала? Вещь-то винтажная.

— А! — отвлеклась от причитаний мама. — Вспомнила. Это я купила на блошином рынке в Париже. Видимо, у меня было плохое настроение. Надевала-то пару раз всего… Да и что ты лезешь с платком, когда тут такое! Господи, чтоб у этих уродов руки поотрывало!

— Да заткнись уже! — вмешалась бабуля. Она возлежала на кушетке, прикрыв ноги чудом уцелевшим пледом. — Вызови уборщиков, тут все вычистят, одежду отвезут куда надо, вернут как новенькую. А мы с тобой пока поживем в отеле.

Я оставила их разбираться, а сама поехала домой. Несмотря на разбитое состояние, работу никто не отменял. Тем более еще вчера скинули основные пожелания. Предупредив, что это еще не все.

Поэтому день прошел мирно, в работе. За исключениями звонков от мамы, которая постоянно напоминала, что я неблагодарная, раз отказалась заниматься делами по поводу чистки ее коттеджа и одежды. Пусть неблагодарная. Зато честная. Такими вещами должна заниматься мамина экономка.

Работа затянулась до поздней ночи. В конце концов я не выдержала. На часах время приближалось к трем ночи, голова напоминала чугунный котел, а глаза закрывались сами собой.

К счастью, никакие сожжения на костре мне не снились. Мне вообще ничего не снилось. Я мирно проспала примерно до девяти утра, пока не зазвонил телефон.

— Да, — язык спросонья слушался плохо, как и мозги.

— Ева! — Голос бабушки звучал так, что сонное состояние слегка отступило. — Ева, мама в больнице!

— С нервным срывом? — Первое, что пришло мне в голову.

— Нет, Ева, ее избили!

— Чего? — Я села в постели, забыв, что еще пару мгновений назад хотела спать. — Так, стоп, куда приезжать? Как она?

— Сейчас врачи обследуют. Медицинский центр Крисхилл. Приезжай скорее, Ева, пожалуйста!

Я похолодела: когда бабушка говорила таким голосом, значит, дело плохо.

Путь до госпиталя показался вечностью. Я успела накрутить себя до предела. И, влетая в просторный светлый холл, уже с трудом сдерживала панику. Хорошо еще, бабушка встречала меня внизу. И с ходу вцепилась в локоть, приговаривая: