Я молча старалась открыть дверь.

— И не старайся! — расхохоталась Тернер. — Пол с той стороны. Тебя никто не услышит.

— Но и ты мне ничего не сделаешь, — заметила я. — Ведь не знаешь где платок. Ну убьете вы меня — и что?

— Зачем нам убивать тебя сейчас? Я ведь правда предлагала тебе сделку…

— Что-то мне подсказывает несчастливый финал в случае моего согласия. Когда меня убрали бы? Ну, как нежелательного свидетеля? Через месяц-два?

Алисса молча открыла блестящую зеркальную шкатулку и достала — вот тут мне окончательно стало плохо — шприц. Мутное содержимое словно намекало: «Ева, лучше беги». А куда бежать-то?

Показалось, что за дверью какой-то шум. И я застучала кулаками, вопя во весь голос. Не знаю, что за гадость там в шприце, но явно ничего хорошего.

Алисса не стала приближаться медленно, как в фильмах, где злодей долго и пафосно рассказывает о своих целях. Нет, она деловито кинулась в мою сторону. Неужели собиралась с разбегу воткнуть шприц? Почему-то мне показалось, что у нее сейчас тщательно сдерживаемая истерика.

Я юркнула в сторону, загородилась креслом. Потом метнулась дальше, на ходу скидывая лодочки на шпильках. Бегать по кабинету стало гораздо легче. Увы, Алисса сделала то же самое. И теперь мы носились туда-сюда, отталкивая наиболее легкую мебель. Я даже попыталась швырнуть в женщину стеклянной статуэткой в виде вставшего на дыбы кита. Увы, мимо.

Плюс из-за этой беготни у меня, видимо, окончательно упало давление. И начало мотать в стороны. Так что в конце концов я не удержалась и полетела на пол, нелепо взвизгнув.

И в этот самый момент, словно доказывая, что чудеса еще порой случаются, дверь распахнулась. В проем влетели двое.

«Прикольно», — подумала я, прежде чем мое сознание решило, что все, нас спасли, и временно отключилось.

Вот уж кого-кого, а Хана, да еще на пару с его белобрысым другом, я меньше всего ожидала здесь увидеть.

Сначала появился голос. Чуть встревоженный, мужской.

— Ева… очнись. Ева, давай уже, приходи в себя.

Потом вернулись ощущения: похлопывания по щекам, что-то мокрое на лице и непонятный озноб по всему телу. Лежала я на чем-то мягком.

— Ева…

Я кое-как сумела открыть глаза. Веки казались просто свинцовыми. Зато голова прошла, правда, немного кружилась, но это мелочи.

— Слава богу, — выдохнул Хан, сидевший на краю кровати рядом со мной. В черных джинсах и черной же водолазке, облепившей мышцы, со слегка растрепанными волосами и явным волнением в глазах.

— Я грохнулась в обморок, да? — поинтересовалась слабым голосом. — Кажется, меня пытались убить?

— Ну не сразу, — «успокоил» меня Хан. — Сначала вкололи бы коктейль, под действием которого должна была выложить всю правду. Потом съездили, забрали бы платок, а затем устроили несчастный случай. Скорее всего, ты могла слететь с автострады, а в твоей крови обнаружили бы шикарный химический набор. Но ты от нее здорово удирала.

Я вспомнила догонялки в кабинете, дикий страх при виде шприца, безумное лицо Алиссы и… всхлипнула. Хотя плакать не собиралась. Выдавить из меня слезы может что-то поистине нехорошее.

Миг, и я оказалась прижатой к широкой мужской груди.

— Не представляешь, как я испугался.

— Прямо герой, — прошептала я, вскидывая голову. — Явился в самый отчаянный момент и…

Хан поцеловал меня, сначала легко, почти небрежно. Но вот поцелуй стал более глубоким, томным. Я вцепилась в водолазку, отвечая изо всех сил. Уже привыкла, что обычно этот мужчина предпочитает делать все властно и жестко, а сегодня от него исходила нежность пополам с каким-то отчаянием.

Ну или я после обморока неадекватно реагировала.

Тем не менее он целовал очень нежно, очень волнующе. Начал покрывать легкими поцелуями лоб, щеки, шею. Потом вдруг с явной неохотой отстранился и хрипло выдохнул:

— Нет, лучше не надо.

— Надо!

— Ева, ты была без сознания и…

— Именно! — Я буквально мертвой хваткой вцепилась в него. — Лечи меня! Лечи меня целиком!

Мы даже не стали полностью раздеваться. Оставшаяся позади опасность, адреналин — все ударило в голову. И временно какие-либо проблемы перестали быть важными.

Все перестало быть важным, кроме рук Хана, его запаха и бешеных поцелуев. Кроме какого-то сводящего с ума вожделения.

— Ева, смотри на меня… — не приказ, а просьба.

Брюки он с меня просто сдернул, вместе с бельем. Обхватил бедра, рывком приподнял и, помедлив, вошел. Сразу. Одним рывком.

Вихрь эмоций унес куда-то в другое пространство. Я лишь посильнее вцепилась в мужскую спину, выгибаясь и всхлипывая от наслаждения. Такого яркого, такого… нежного.

Да, сегодня главной нотой в нашей игре была нежность. Странная, с горьким привкусом, от которой сжималось сердце. Никогда Хан не целовал так исступленно, словно в последний раз.

— Смотри на меня, — прошептал в какой-то момент. — Ева, посмотри на меня!

Наши взгляды переплелись. Я мысленно упала в темный колодец его глаз и взорвалась на мириады осколков чистого наслаждения. Позволяя делать со мной что угодно, извиваясь и выплескивая восторг в пронзительном стоне.

Мы приходили в себя. Очень медленно, слушая, как за окном зашуршал дождь. Голова не болела, а казалась легкой и воздушной. Видимо, мозги растворились в момент оргазма.

— Хан?

— Чего?

Нет, все же мозги остались при мне. Иначе почему вдруг я заинтересовалась одной вещью:

— А как ты очутился в «Бьюти Шарм», да еще не один? Вы договаривались с Алиссой о встрече? Ее арестовали?

Хан молчал. Я приподняла голову от его груди. Одежду мы так до конца и не сняли. Так что теперь представляли собой нечто помятое и полураздетое.

— Что?

— С Алиссой разберемся, — откликнулся Хан. Он разглядывал меня так, что почему-то внутри зарождалось нечто неприятное. Мужчины после секса, да еще любимые, так смотрят в одном случае: когда хотят сообщить нечто крайне неприятное.

— Ты вызвал полицию?

— Ева, она понесет наказание. Давай поговорим о другом?

— О чем? — Я пока ничего не понимала. — В смысле — понесет наказание? Ну да, я собираюсь предъявить ей обвинение в нападении.

— Можешь не стараться, ее уже обвинили.

— Так, стоп! — Я резко села, начала застегивать блузку, едва попадая пуговицами в петли. Хан дотянулся до лежавшего неподалеку бюстгальтера и протянул мне.

— Ты забыла.

— Отстань. В смысле, что за обвинения. Эй, что происходит?

— Ева, где платок, который требовала у тебя Алисса?

— Ты про ту тряпочку? — изумилась я и… осеклась. Сглотнула и тихо проговорила: — А почему ты решил, что она требовала его?

Хан со вздохом встал, застегивая рубашку и брюки. А я продолжала сидеть, чувствуя, как в дождливом шорохе за окном медленно нарастает тревожный звон. Как-то машинально дотянулась до стянутых с меня штанов, сжала их в руках.

— Хан…

«Любой мужчина из твоего окружения может быть человеком из Ордена, — всплыли в памяти слова Абби, — даже тот, кому ты больше всего доверяешь. Ты не узнаешь его, пока он не сочтет нужным раскрыться. А тогда уже будет поздно».

— Ева, я следил за Алиссой. Мне нужны были доказательства, что она — Хищница.

Звон стал громче, а сердце застучало как-то странно… с перебоями. Пришлось даже хватануть ртом воздух, так сильно сдавило в груди.

— Ты… — слова застревали в горле, руки похолодели, — ты из Ордена?

— Откуда ты про него знаешь? — мигом подобрался Хан. И это был ответ на вопрос. Выдать Абби? Ни за что!

— Алисса сказала про вас, — кое-как выдавила я, — что лучше отдать платок ей, иначе меня убьют.

Потом взглянула на Хана и неожиданно спокойно спросила:

— Ты меня убьешь прямо сейчас?

— Убью? — Хан аж дернулся. — Нет, Ева, тебя не за что убивать.

Сказанная фраза резанула невидимым ножом. То есть было бы за что — убил бы?

— Ты хотела отдать платок, — продолжил мужчина, стоя передо мной и глядя сверху вниз. — Странно, я еще не слышал, чтобы те, кто прикасался к вещам, мечтали от них избавиться.