— Дома у себя чаёк попей! — прикрываю глаза ладошкой. — Чайник, надеюсь, у тебя работает?!

— Понял-понял, — смеётся и шлёпает меня по попе. — По-дружески, кис! — опережает моё возмущение.

— С такими друзьями врагов не надо, — ворчу, прижавшись пятой точкой к кухонной тумбе. — Эту дверь нужно заколотить. Или задвинуть чем-то. Я сегодня же поговорю с Настей.

— Не забудь, ага, — ёрничает Орлик.

И тут мне становится совершенно понятно, что никакой дружбы по-братски у нас с Саней не будет. Не начавшиеся романтические отношения возвращаются к противостоянию. Видимо, иначе товарищ мент не может.

— Всё, иди отсюда, — выпихиваю соседа из моей кухни в его квартиру.

Дверь запираю на ключ. А толку? У Сани есть ещё один. Или даже не один. Нет, надо срочно звонить Насте, иначе я в одно не прекрасное утро проснусь с Александром в одной кровати, и будет как с кофе «Котён, тебе жалко для друга?» Нет уж, это надо исключить.

Набираю номер Насти, а она трубку не берёт. Наверное, спит ещё. Приходится обойтись смской. Я очень убедительно прошу её поговорить с мужем насчёт «портала» в моей кухне. Его надо ликвидировать. Глухая стена на месте двери меня полностью устроит. А если нет, то хотя бы тяжёлый буфет к ней передвинуть. Только без грубой мужской силы я с громоздким шкафом из массива дерева точно не справлюсь.

Стою у себя в кабинете перед зеркалом, щупаю затылок. Царапина. Повезло, что Ника вчера удар смазала, а так бы штопать поехал. Нос вообще не в счёт — мелочи.

Боевая у меня котёна. Но меньше всего я ждал от неё «пинка под зад». В смысле, я ждал морального чирка, но не думал, что попаду во френдзону. Братан у меня теперь новый. Женского пола. Щаз, ага.

— Как дела? — в кабинет заходит Витёк. — Как прошло вчера?

Витя выспался, приехал на работу почти к полудню — шикарно жить не запретишь.

— Нормально. Признался соседке, что женат, — демонстрирую ему рану на затылке.

— Ни хрена! Это кто тебя так?

Загадка дня для Витька…

— Забей, — отмахиваюсь.

Если начну объяснять что да как, точно заряжу Вите в челюсть. Нехрен было человеку на панике костюм маскарадный подсовывать! Я неадекват полный в такие моменты.

Натягиваю куртку, беру со стола брелок сигнализации. Пора ехать.

— Ты куда это лыжи намылил? Обед только через сорок минут.

— По делам я. Хочу придать ускорения бракоразводному процессу.

— А-а, ну давай-давай. С богом! — ёрничая, благословляет меня Витя.

Выхожу в коридор и встречаю участкового моего района. Что он забыл у нас в отделении, я не знаю и выяснять не собираюсь. Здороваюсь кивком, прохожу мимо.

— Сань-Сань! — участковый догоняет меня. — Я к тебе шёл.

— Ко мне? — останавливаюсь. — Проблемы?

— У тебя, — кивает мент. — Жена твоя заяву написала, — торопливо открывает папку и протягивает мне лист с каракулями.

Читаю. Танька просит принять меры — супруг Орлов Александр Александрович не пускает её на законную жилплощадь, где она к тому же прописана. Ужас какой! Как он мог?!

Складываю лист вчетверо, открываю дверь туалета и кладу бумагу на сливной бачок. Здесь Танькиной заяве самое место.

— Всё у тебя? — поворачиваюсь к участковому.

— Сань, я её вчера еле уговорил горячку не пороть. Сегодня после обеда снова придёт. Хочет, чтобы я с ней до квартиры прогулялся и, если что…

— Тс-с-с! Тихо! — торможу полёт мысли полицейского. — Не придёт она к тебе. Ни сегодня, ни завтра. Всё, давай, — салютую и иду на выход.

Наверное, у меня было зверское выражение рожи — после моих слов участковый стал одного цвета с побеленной стеной. Но смертоубийства не будет. Я сейчас поеду к Танькиному отцу и поговорю с ним как мужик с мужиком.

До места, где трудится тесть, от нашего отделения десять минут на машине. Паркуюсь у здания и бодрым шагом захожу в офис юриста.

— А-а! Э-э! — секретарша встречает меня нечленораздельной речью. — Борис Николаевич занят!

— Это пофигу, — бросаю на ходу и открываю дверь кабинета. — Здравствуй, папа! — улыбаюсь тестю.

— Я перезвоню, — говорит кому-то по телефону и жмёт кнопку отбоя. — Саша! — встаёт и, раскинув руки в стороны, встречает меня с наигранной радостью. — Проходи, присаживайся.

Прохожу, присаживаюсь. Кресло для посетителей дорогое — пахнет натуральной кожей, скрипит под булками. Прелесть!

— Борис Николаич, что с хваткой? — закидываю ногу на ногу. — Стареешь?

— Не понял, — тесть ослабляет галстук, смотрит на меня озадаченно.

— Дочурка твоя вчера к участковому нашему ходила, заяву на меня накатала. Вопрос: а чо не в суд сразу, а? — смотрю в глаза юристу.

— Татьяна приняла решение написать на тебя заявление сама. Я в этом участие не принимал, — разводит руками. — Конечно, если она решит обратиться в суд по этому вопросу, то я, как её отец и юрист, посодействую.

Дурака из меня делать вздумал Борис Николаевич. Заяву они участковому вместе придумали — предупредительный выстрел в воздух. А если не сработает — пойдут в суд, и это уже огонь на поражение. Благодаря отцу Таня быстро получит решение, по которому я буду обязан пустить её на законные квадратные метры.

— А я, как мент, тебя с дочей по «тигрятникам» затаскаю, — улыбаюсь однобоко.

— Не пугай, Сань, — тесть хмурится. — Пуганый я.

— Верю, — откидываюсь на спинку кожаного кресла. — Только я тоже не пальцем деланный, папа, — гну бровь. — Или ты думаешь, если я молча смотрю, как ты разводу мешаешь, у меня зубы выпали? Нет, на месте зубы. Показать?

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты не лез в наши с Таней дела.

Борис Николаич несколько мгновений смотрит на меня, а потом достаёт из недр рабочего стола бутылку с чаем. Чай дорогой, с буквами «Х» и «О» на этикетке.

— Сань, — аккуратно ставит на стол стаканы для чая, — Таня… она импульсивная.

— Дурная, — уточняю. — И избалованная.

— Есть такое дело, — нехотя, но соглашается тесть. — Чуть что не по её — хвостом крутит… Докрутилась, да! — чуя нарастающее напряжение, выставляет ладони вперёд. — Но я за вас всей душой. Понимаешь?

— Нет больше никаких «нас», — отрезаю холодно. — Я развестись пытаюсь, а ты мешаешь.

— Таня вернуться к тебе хочет, — Борис Николаевич, будто не слышит, — только извиняться она не приучена. Но ты не переживай, Сань, — убеждает искренне, — я с ней поговорил. И ещё поговорю, — разливает чай по стаканам. — Через недельку как шёлковая будет.

Тесть мой далеко не дурак — отлично понимает, кого вырастил. Татьяна — тяжёлый человек, не каждый мужик с ней жить вывезет. Я вывозил и даже моментами был счастлив. Пока она мне рога не наставила.

— Короче, — отодвигаю от себя стакан с нетронутым чаем, — про походы к участковому Таня забывает. А ты, папа, забываешь вставлять палки в колёса нашему разводу. Половина хаты отойдёт твоей дочери и половина машины.

— Ты настроен решительно, — Борис Николаич барабанит пальцами по столешнице. — Вся квартира и вся машина, — ставит условие.

— Хочешь, чтобы я по миру пошёл? — хмыкаю. — Нет.

— На нет и суда нет, — с улыбкой каламбурит тесть.

— Ну… я предупредил, — встаю с кресла и иду на выход.

Сколько раз за неделю Татьяну заберут на улице за проституцию? А сколько приводов в отделение по разнообразным причинам будет у её отца? Веселье начинается.

Не день — сказка. Настя позвонила, «обрадовала» — муж её дверь заколачивать отказывается по неизвестным науке причинам. Передвинуть буфет, чтобы закрыть её, стоит тысячу рублей. В смысле, услуги грузчиков столько стоят. Короче, не для меня удовольствие. Возможно, позже. А пока остаётся молиться, чтобы в ясную голову Орлика не пришла какая-нибудь изощрённая идея, которую он может осуществить с помощью «портала».

Сходив на укол в поликлинику, ковыляю домой и размышляю над тщетностью бытия. Этот новый год одновременно худший и лучший в моей жизни. Худший — потому что неприятности сыплются на голову, как из рога изобилия. А лучший — потому что жизнь моя меняется, и я верю — к лучшему. Я оптимистка! Стараюсь ей быть.