– Погоди ты увольняться! – оборвал я стенания порядочного парня, попавшего в челюсти алчного газовщика, – Я на него сегодня дело возбудил и на трое суток его на цугундер присадил, так, что ты возьми себя в руки и не отчаивайся! – я ободряюще похлопал его по плечу, – Ты лучше скажи мне, как твоя комсомольская совесть со всем этим мирится? Что, переломился бы ты, если к нам, в милицию пришел бы, да и рассказал про художества своего друга?!

– Не друг он мне! – сверкнул глазами Коваленко, – А к вам в милицию ходить и на Вязовскина жаловаться, вы извините, но дураков нету! – выпалил литератор-конформист. И тут-же замолчал, прикусив язык.

– Ну-ка, ну-ка! – придвинулся я к внезапно замолчавшему другу детства луноликого бздуна. – Ты не держи в себе лишнего, Сергей, так ведь и самому под статью попасть недолго! За отказ от дачи показаний, например, – неодобрительно покачал я головой, – Колись, почему в милицию не посмел обратиться?

– Родственник там у Вязи работает! – отчаянно выкрикнул Коваленко, – На большой должности, между прочим! Каждые две недели приезжает сюда на своем «Москвиче» за книгами! Лёша ему полный багажник загружает.

Я примерно уже знал, что это за мент-книголюб и даже ничуть не удивился. Ведь это нормально! Советским политработникам свойственна любовь к литературе и дефицитным изданиям, в частности. Особенно к тем, которые можно перепродать за пять-десять номиналов.

– Ты мне теперь расскажи про его помощников, что это за люди? Имена, фамилии? Где их найти можно? – грузил я вопросами Сергея, не отпуская его с волны откровенности.

– Я их не знаю толком, видел всего несколько раз, – не таясь, делился информацией парень, – Двое их, мужчина и женщина, они здесь иногда бывают, а вот еще двоих я видел всего один или два раза. Эти четверо, как раз и пишут всякие гадости на начинающих авторов. Если те денег Вязе не заносят.

– Как зовут их? – вычислить говномазов я посчитал необходимым в самое ближайшее время. Просто из чувства собственного самосохранения.

– Точно не помню, но кажется женщину зовут Мария, а фамилия у неё не то Кирсайкина, не то Пирсайкина. Её Лёша из какой-то мордовской деревни привез, он туда в командировку ездил. Эта женщина там в нехороший скандал попала. Леша по пьянке болтал, что она там сначала с шабашниками-армянами путалась, а потом, когда те уехали, она полсела мужиков триппером перезаразила. Её участковый едва отбил, когда бабы лупить её пришли. Милиционер ее в район, в вендиспансер отвез. Вязя ее оттуда и забрал потом к себе в город.

– А мужик? Ты говорил, что еще мужик вместе с этой бабой Лёше помогает? – аккуратно выводил я Сергея в нужную сторону.

– Сергей его зовут, как и меня, а вот фамилию точно не скажу, – пожал плечами Коваленко, что-то на рыбу похоже, знаете, есть такая рыба сопливая и скользкая? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Ёрш? – выдал я то, что первым пришло на ум.

– Нет, ёрш, он колючий, а та, как глиста скользкая и на ту же глисту похожая, – впервые за весь разговор рассмеялся парень.

– Линь, больше таких рыб я не знаю! – выдал я все свои познания в ихтиологии.

– Точно! – обрадовался свергнутый бздуном зав литературным сектором, – Фамилия его, либо Линёв, либо Линнюк! В общем, что-то такое. Этот Линнюк раньше в психушке работал. Санитаром, вроде бы. Но там тоже какой-то скандал нехороший был и его едва не посадили даже. И, когда его выгнали, Вязя его тоже к себе в помощники взял. Я, говорит, писателя из него сделаю!

– Ты погоди про писательство, ты вспомни, за что его из дурдома погнали? – я опять направил Серёгу в интересующую меня колею.

– Да там очень нехорошая история была, – мой собеседник брезгливо поморщился, – Этот Линюк пациенток больных пользовал. Тех, которые совсем уже не в себе и ничего соображают. На том он и погорел. Там двум или трем психическим бабам пришлось даже аборты делать! Я же говорю, что его чуть не посадили! Так-то он и сам на дауна похож и башка у него, как моя коленка, абсолютно голая.

А вот это уже кое-что! Надо будет сначала этих двоих подробно установить и все их художества тщательно отфиксировать. Со всей доказательной базой. И умышленное заражение мордовских механизаторов острой гонореей, и непотребства этого рыбного санитара с психическими феминами. Тут тоже железная статья вырисовывается. Самая, что ни на есть сто семнадцатая! С таким компроматом я от их анонимок и иных пасквилей надежно себя застрахую! Пусть только попробуют в мою сторону косо посмотреть, а уж, тем более, вякнуть! Распишу тогда я этих бл#дей туда-сюда по трафарету! И параллельно надо начинать вторую пару мерзавцев отрабатывать. Ничего, что у Коваленко их данных нет, кто-нибудь из писателей про них обязательно знает. А раз знает, то также обязательно расскажет!

Дочеркав уточняющие пометки в своем блокноте, я с разрешения Коваленко воспользовался телефоном и набрал Зуеву. Пора было выходить на поверхность.

– Ты где шарахаешься?! – раздался пилорамный визг начальницы, – Давай, бегом к Вдовину в прокуратуру, там у него очередной разбой с двойным убийством!

В прокуратуру Октябрьского района я рванул, поймав такси прямо на площади перед Домом Молодежи. На месте я был уже через двадцать минут. С места преступления Вдовин еще не вернулся и я, выскочив на улицу и тормознув частника, рванул в адрес.

Дом, где разбили семью начальника отдела городского управления торговли, был нестандартного проекта. Из желто-розового кирпича и с эркерами. Знатный дом, не для рабочих и крестьян. Гадать, в каком подъезде разбитая квартира не приходилось. Две милицейские машины, труповозка и еще пара авто с мигалками, кучковались у третьего подъезда. И отъезжающая оттуда же «скорая». К нему, к третьему подъезду я и двинул, на ходу доставая из внутреннего кармана пиджака служебное удостоверение.

В подъезд меня пустили беспрепятственно, а вот у двери шестьдесят восьмой квартиры меня тормознул сержант. Я не успел сверкнуть ксивой, как он махнул рукой, чтобы я не стеснялся. Наверное, он меня знал в лицо. Да и немудрено, ведь он наверняка свой, октябрьский. Едва войдя в широкий коридор, я столкнулся с судмедэкспертом, который двигался на выход со своим чемоданом в руке. Значит, жмуров он уже отработал и всё, что надо Вдовину надиктовал. Поздоровавшись и посторонившись, я пропустил трупореза к выходу, а сам направился внутрь квартиры на голос следака Вдовина.

– О! Следователь Корнеев явился! Года не прошло! – облил меня холодным сарказмом прокурорский следак, – Чего так долго? – недовольно посмотрел он на меня поверх очков.

– Я, Геннадий Николаевич, чтоб вы знали, не всегда в кабинете сижу! – огрызнулся я на охеревшего прокурорского, – У меня тоже в производстве уголовных дел хватает! По одному как раз и выезжал свидетеля допрашивать. И, как только узнал, что вы соскучились, так на такси и приехал! За собственные деньги, между прочим! – к концу моей отповеди Вдовин заметно сдулся.

– Ладно, ладно! – покосившись на присутствующих в комнате эксперта-криминалиста и какого-то майора с животом и с лысиной, – примирительно улыбнулся коллега, – Ты не гони волну, Корнеев! Понял я, понял, что человек ты занятой!

– Вот ведь молодежь нынче пошла! Слова сказать не дают! – как-бы шутливо обратился он за поддержкой к майору. Тот в ответ сокрушенно покивал головой.

– В общем так! – его лицо опять стало официально серьезным, – Там в квартире напротив, у соседей девочка находится. Семи лет. С ней ваш инспектор ИДН, Воронова, кажется. Врачи скорой сказали, что девчонка в порядке и с ней можно работать. Она их дочь, – Вдовин взглядом указал на приоткрытую в соседнюю комнату дверь. Очевидно там находились трупы потерпевших.

– Берешь девочку и ИДээНщицу и везёшь смотреть альбомы. Может, и признает кого, чем черт не шутит! – без особой уверенности произнес прокурорский. – Опера на это дело не посылаю, ты все-таки следователь и с оформлением не накосячишь. Не накосячишь ведь, а, Корнеев? – отыгрался прокурорский за мой прилюдный наезд.