Здесь имеются некоторые технические проблемы, но они несущественны. Крипке (Kripke 1980) указал на различие, имеющееся между термином, таким как тепло, и связанным с ним описанием каузальной роли: если принять, что тепло реализуется движением молекул, то это движение молекул могло бы считаться теплом в контрфактическом мире независимо от того, играли ли они бы там соответствующую каузальную роль. Тем не менее объяснение тепла по-прежнему подразумевает объяснение осуществления каузальной роли, а не объяснение движения молекул. Чтобы убедиться в этом, заметим, что идентичность тепла с движением молекул известна апостериори: мы узнаем об этом в результате объяснения тепла. Понятие тепла, имевшееся у нас априори — до объяснения этого феномена, — было приблизительно таким: «нечто, играющее данную каузальную роль в нашем действительном мире». Обнаружив, как именно играется эта роль, мы объясняем этот феномен. В качестве бонуса мы обретаем знание о том, что такое тепло. Оно есть движение молекул, поскольку движение молекул играет соответствующую каузальную роль в актуальном мире.
Второй небольшой проблемой является то, что многие каузальноролевые понятия несколько неоднозначны в плане того, идет ли речь о состоянии, играющем определенную каузальную роль, или о реальном исполнении этой роли. «Тепло» может трактоваться либо в качестве обозначения молекул, выполняющих каузальную работу, либо в качестве обозначения самого каузального процесса (нагревания). Сходным образом «восприятие» может отсылать либо к перцептивному акту, либо к внутреннему состоянию, возникающему в его результате. Впрочем, эта двусмысленность не имеет каких-либо важных последствий. Объяснение исполнения каузальной роли объяснит тепло или восприятие в обоих смыслах.
Третья проблема связана с тем, что многие каузально — ролевые понятия частично характеризуются в терминах их воздействия на опыт. К примеру, тепло естественно конструируется как причина ощущений тепла. Значит ли это, что, прежде чем мы сможем объяснить тепло, мы должны объяснить ощущения тепла? Разумеется, у нас нет хорошего объяснения ощущений тепла (как и опыта вообще), так что на практике оказывается, что эта часть данного феномена оставляется без объяснения. Если мы можем объяснить, как происходит движение молекул при определенных условиях, как оно приводит к расширению металлов и определенным образом воздействует на нашу кожу, то вполне достаточно будет ограничиться наблюдением, что это движение скоррелировано с ощущениями тепла. Из этой корреляции мы заключаем, что здесь почти наверняка имеется каузальная связь. Конечно, ни одно объяснение тепла не будет полным до тех пор, пока мы не покажем, каким образом реализуется эта каузальная связь, но и неполного объяснения будет вполне достаточно для большинства целей. Несколько парадоксально, что мы можем объяснить почти всё в том или ином феномене, за исключением деталей его влияния на нашу феноменологию, но на практике это не порождает проблем. Не стоило бы останавливать развитие остальной науки до появления у нас теории сознания.
Парадигма редуктивного объяснения через функциональный анализ прекрасно работает в большинстве областей когнитивной науки, по крайней мере в принципе. Как мы видели в предыдущей главе, большинство нефеноменальных ментальных понятий может быть подвергнуто функциональному анализу. Психологические состояния могут быть охарактеризованы в терминах играемых ими каузальных ролей. Для объяснения этих состояний мы объясняем, как реализуется соответствующая каузальность.
В принципе, это можно делать на уровне фундирующей их нейрофизиологии. Объяснив, каким образом определенные нейрофизиологические состояния отвечают за осуществление интересующих нас функций, мы дадим объяснение того или иного психологического состояния. Мы, однако, не обязаны всякий раз опускаться на нейрофизиологический уровень. Зачастую мы можем объяснить какой-то аспект ментального, указав надлежащую когнитивную модель, то есть указав детали абстрактной каузальной организации системы, механизмов которой достаточно для осуществления соответствующих функций, но не специфицируя физико-химический субстрат, в котором реализована эта каузальная организация. Подобным способом мы даем принципиально возможное объяснение данного аспекта психологии, показывая, каким образом некие каузальные механизмы могли бы быть основой соответствующих ментальных процессов. Если нас интересует объяснение ментальных состояний реального организма или типа организмов (к примеру, человеческого обучения, в отличие от возможности обучения вообще), то подобное объяснение должно дополняться демонстрацией того, что каузальная организация этой модели отражает каузальную организацию организма, о котором идет речь.
Для объяснения возможности обучения мы можем указать модель, механизмы которой ведут к надлежащим изменениям в поведенческой способности в ответ на разного рода стимулы, идущие из окружающей среды, — к примеру, коннекционистскую модель обучения. Для объяснения человеческого обучения мы должны также продемонстрировать, что подобная модель отражает каузальную организацию, ответственную за осуществление данных функций у людей. Этот второй шаг, как правило, оказывается непростым: мы не можем напрямую указать на это соответствие из-за пробелов в наших нейрофизиологических знаниях и поэтому мы обычно ищем косвенные свидетельства вроде качественных сходств схем наших реакций, временных параметров и т. п. Это одна из причин того, что когнитивная наука пока еще недостаточно развита. Но опять-таки из функциональной природы психологических понятий можно напрямую заключить к принципиальной возможности подобного объяснения.
К сожалению, функциональное объяснение, так хорошо работающее с психологическими состояниями, похоже, не работает при объяснении феноменальных состояний. Причина этого очевидна. При любом функциональном объяснении человеческого познания возникает новый вопрос: почему подобное функционирование сопровождается сознанием? В случае психологических состояний таких новых вопросов не возникает. Если бы кто-то спросил о функциональной модели обучения: «Почему функционирование такого рода сопровождается обучением?», то правильный ответ имел бы семантический характер: «Потому что под обучением имеется в виду исключительно функционирование такого рода». Но для понятия сознания не существует подобного анализа. В отличие от психологических состояний, феноменальные состояния не определяются исполняемыми ими каузальными ролями. Из этого следует, что объяснения исполнения какой-то каузальной роли недостаточно для объяснения сознания. После объяснения осуществления некоей функции остается, по сути, необъясненным тот факт, что оно сопровождается сознанием (если это так).
Этот момент можно выразить следующим образом. Если мы располагаем надлежащим функциональным объяснением обучения, то попросту логически невозможной является ситуация, при которой нечто могло бы быть примером реализации этой объяснительной модели, но не обучаться (во всяком случае в той мере, в какой обучение не требует сознания). Однако, как бы мы функционально ни объясняли познание, кажется логически возможным, что наша объяснительная модель могла бы быть реализована и без какого бы то ни было сопровождающего ее сознания. Это может быть невозможным по естественным причинам — сознание может фактически возникать из этой функциональной организации в актуальном мире, — но важно, что такое представление является логически когерентным.
Если это и в самом деле логически возможно, то любое функциональное и, более того, физическое толкование ментальных феноменов окажется, по сути, незавершенным. Говоря словами Левина (Levine 1983), между подобными толкованиями и сознанием существует провал в объяснении. Даже если на практике соответствующая функциональная организация всегда порождает сознание, вопрос, почему она порождает сознание, остается без ответа. В дальнейшем мы подробно обсудим этот момент.
