— Я не улавливаю вашей логики, Мен'Тор. Нам не удавалось выбить лордов из Зев'На все эти годы. И если мальчик присоединился к ним в их крепости, значит, они теперь практически неуязвимы.

— Если все обстоит именно так, принц сказал, что поведет весь Авонар, до единого человека, против Зев'На.

Нарастающий ужас придал смысл словам Мен'Тора, заставив поблекнуть свет ламп.

— Наконец-то! — воскликнул Радель. — Его глаза открылись!

Он быстро подошел к окну и схватился за подоконник, словно уже мог собственными глазами разглядеть разгорающуюся битву.

Я содрогнулся от ликования Раделя.

«Весь Авонар, до единого человека, против Зев'На…»

Наше последнее прибежище. Послать к пустынной крепости всех — мужчин, женщин, детей, — вооруженных палками, мечами или магией, в чудовищной, безумной священной войне, которая окончится уничтожением — лордов или дар'нети. Семейство Устеля из поколения в поколение отстаивало идею этого невозможного штурма. Они давно утверждали, что лишь наши колебания: неверие в собственные силы и нежелание вступить в бой — затянули эту войну так надолго. Но покупать безопасность резней… даже победив, мы проиграем.

— Это безумие, Мен'Тор, — произнес я. — Принц никогда не пойдет на подобное. Я знаю, каков он в глубине души, и, даже если мне придется бодрствовать и заклинать тысячу ночей, я уговорю его отказаться от этой нелепости.

— Позвольте мне объяснить вам, что такое безумие, Наставник, — протянул Мен'Тор. — Принц, который не может назвать свое имя одинаково в разные дни. Принц, чья верность сомнительна до крайности. Чья «глубина души» прикипела к человеческой женщине и мальчишке, продавшему глаза и душу, чтобы стать четвертым лордом Зев'На. Наследник Д'Арната, который не может даже в малейшей степени воспользоваться своим даром Целителя.

Он говорил с той мрачной откровенностью, с которой в равной степени мог сообщить матери о гибели ее дочери-воительницы и выразить несогласие со своим портным. Такова была невозмутимая рассудительность Свершителя Мен'Тора, убеждавшая многих дар'нети, что он лучше годится для того, чтобы возглавить нас, чем наш пылкий, неистовый принц.

— Тысячу лет, Вен'Дар, мы позволяли лордам насмехаться над нами, питаться нашими слабостями, держать нас взаперти за стенами или в крохотных долинах, как будто для этого были рождены дар'нети. И теперь они в шаге от того, чтобы усадить выпестованное ими отродье на престол Д'Арната. И вы не позволите нашему принцу сразиться с ними? Вы предположите, что некое таинственное сопряжение планет скорее поставит под удар нашу безопасность, чем испорченный мальчишка, поклявшийся в вечной преданности нашим врагам! И вы смеете называть нелепостью наши замыслы! — Хотя ни тон, ни тембр его голоса не менялся, Мен'Тор вскочил на ноги, взволнованный собственной речью. — Вы хороший человек, Вен'Дар, и Авонару понадобится ваш дар, когда его жители вступят в бой. Но вы плохо служите нам — на грани с предательством, — пестуя безумие принца.

Пока я распинался, как дурак, полагая, что очередной круг спора сможет хоть что-то изменить, Мен'Тор тяжело вздохнул и положил руку на плечо Раделю.

— Мне пора идти. Этой ночью мои люди удерживают стены Авонара. Я просто подумал, что сам должен поделиться с тобой этой новостью.

— Благодарю, отец. Как прикажешь поступить с Наставником? Он пытался вытянуть из пленника сведения.

Мен'Тор скорбно взглянул на меня.

— Мы никогда не склоним Наставника Вен'Дара на нашу сторону. Лучшее, что мы можем сделать, — не позволить трусам, подобным ему, влиять на принца. Наш долг — помочь Наследнику Д'Арната сосредоточиться на надлежащем ему занятии — защите Авонара, Долин, Гондеи и Моста, пока святой Вазрин не сочтет нужным одарить нас правителем, достойным трона Д'Арната.

Радель широко улыбнулся и обнял Мен'Тора.

— Как скажешь, отец. Времена меняются.

Он стоял в дверях, глядя, как его отец спускается по ступеням. Потом он вновь повернулся ко мне.

— Мой отец — мудрый человек, Наставник. Хотите, я покажу вам, как мы заставим нашего безумного принца сосредоточиться на его обязанностях?

Он улыбался.

Усталый, растерянный, предвидящий, как наши враги растерзают наше сердце, я не ответил ему. И не заметил движения его руки…

Я изменился. Словно грозовое облако, внезапно лишенное ветра и дождя, или лес, в одно мгновение утративший все свои деревья, так и моя жизнь вдруг потеряла смысл — и все значения, которые можно выразить в словах. Чья-то рука взяла меня за плечо и подтолкнула к двери. Мои ноги двигались туда, куда их направляли.

— Придется мне посадить вас с тем конюшонком, Наставник. Не хочется мне оставлять вас вдвоем, но должен же кто-то мыть и кормить вас. Мне придется распустить ваших слуг. Мы не можем позволить им шнырять повсюду. А когда принц будет допрашивать мальчишку, я просто удостоверюсь, что он ничего не помнит о своем сокамернике.

Рука провела меня вниз по двум лестничным пролетам, через подвал, отперла дверь и втолкнула меня в темноту.

Я рухнул на земляной пол, и дверь захлопнулась за мной. Я пытался собраться с мыслями, но они выпадали из упорядоченного логичного мира и уплывали прочь.

— Кто здесь? — донесся из темноты сонный голос. — Я знаю, тут кто-то есть. Так что можете мне ответить…

«Так устал».

Я свернулся на холодной земле, и усталость сомкнула мои глаза.

Тусклый свет пробивался сквозь пыльный воздух, падая из крошечного решетчатого окошка под потолком.

— Ох, ну дела! — Вспышка слов довольно близко к моему уху. — Они сделали с вами то же, что и с госпожой, верно? Адово пламя! В хорошенькое же дерьмо мы вляпались!

Веснушчатое лицо… озабоченное лицо, исполосованное лучами пыльного света… появилось в воздухе где-то надо мной.

Толкание. Теперь сижу прямо.

— Радель принес наш завтрак и велел проследить за тем, чтобы вы поели. Как он добр.

Хлеб в моей руке.

— Ну, давайте. Положите его себе в рот. Сухой… жевать…

«Зубы да язык, разум как навоз…»

— Вот уж не думал, что все так выйдет. «Поспеши, — говорит. — Надо спешить, иначе всем нам конец». Так что он там, наверное, помирает уже, пока я тут гнию в ларе с репой. Они все умрут, если его замысел не сработает. И что во всем этом проклятом мире мне теперь делать?

«Не проклинать! Не гнить! Морковка в ларе… репа… головы и репы…»

Механический щелчок… Пряжка? Часы? Щеколда? «Нарушился танец пылинок…»

— Давай, лошадник! Пора приступать к обязанностям, которые назначил тебе принц. По справедливости, тебя следовало бы изгнать в Пустыни как предателя, хоть мой отец и говорит, что ты всего лишь пешка Разрушителя. Он утверждает, что люди вашего мира не способны на осмысленные действия, такие как предательство. Мне приходится с этим считаться. Но, думаю, тебя следовало бы убить.

Карабканье… теснота… толкание. Дверь хлопает. Щелчок. Тишина. Цвета, впечатления, кусочки воспоминаний, обрывки мелодий, песен, стихов, водопад слов.

«Слова — моя жизнь…»

Текущие, толкающиеся и пихающие одно другого так и сяк, словно мошкара, роящаяся над прудом. Бесцельно кружащиеся, как снежинки в воздушном вихре… словно пылинки на свету…

Бесцельное время… гаснущий свет… подкрадывающаяся слепота…

«Пугающая слепота… ужасная… только не это, не это, не это…»

Щелчок. Треск. Жгучее сияние. Воздух колеблется. Ноги топают. Груда репы… Звуки, движения, запахи… подталкивающие… проходящие…

— Сдвинься ближе к трубам, парень. Я оставлю тебе возможность заботиться о Наставнике, но удрать тебе не удастся.

Вмешательство. Теснота. Руки… ноги… ботинки… Щелчок. Треск.

«Темнота. Не слепота. Ночь».

Тихое дыхание.

«Легкие и языки, вдох… выдох… удушающая темнота…»

— Мастер Вен'Дар, вы слышите меня? Вот, сожмите мою руку, если вы меня понимаете.

Славная рука. Работящая рука. Шрамы. «Не смей поднимать на меня руку, юноша!» В голове у меня такая суматоха, готова улететь… Вот сестрицына рука, наготове, таскает меня за уши…