– Красиво, – замечает Полина без какого– то энтузиазма.

В ее глазах мелькает грусть и что– то, скрытое настолько глубоко, что туда хода никому нет.

– Тут будет жить маленькая принцесса Есения, – тянет беззаботно Сашка, – Артем, а кто имя твоей сестре выбирал?

Про себя удивляюсь, только что на меня шипела, как дикая кошка, а здесь как ни в чем не бывало. Смотрит с любопытством, глаз не отводит и даже назвала меня по имени.

– А что не так? – недовольно спрашиваю, надеясь тоном донести до девчонки, что не очень с ней расположен общаться.

Но она благополучно игнорирует мой тон, отодвигает штору нежно– персикового цвета и сует туда свой любопытный нос.

– Просто... Странное какое– то. Редкое.

Имя выбирали отец с Олесей вместе. Я даже застал пару телефонных разговоров, когда он спорил с ней до хрипоты. Но стоило только Олесе родить, как он сразу же пошел на уступки – Есения так Есения. Правда, не в его положении дискутировать. За это время у него появилась "невеста", он собирался отобрать у Олеси ребенка, не попал к ней на роды, в океане едва не утонул. Короче, сестра стала Есенией. Без вариантов.

– Осень, потому что. Есения значит "осень".

– Ладно, осень так осень, – соглашается Сашка и снова спрашивает, – А она хорошенькая?

Стоит у окна, обернувшись на меня, и явно ждет ответа. Сестру я видел на фотографиях, которые мне сбросил отец, свалив опять по своим очень важным делам.

– Саш, у меня другой вкус. Меня завернутые в пеленки червяки не привлекают! – может и резко, но она молчит когда– нибудь?

– Артем, а у тебя фотографий малышки нет? – спрашивает Полина, – Интересно, какая она...

На этих словах ее губ касается мечтательная улыбка. И я уже лезу за телефоном, над которым склоняются две светловолосые головы, разглядывая миничеловека.

– Плохой у тебя вкус, – изрекает Сашка, – Хорошенькая какая! Я ее затискаю.

Бедный ребенок. Мне почти жалко малышку.

– Правда, очень красивая! – соглашается с сестрой Полина, – Смотри, Саш, какие у нее ресницы!

– Точно. Как нарощенные, – вторит ей она.

Мой телефон между тем перекочевывает из моих рук в тонкие пальчики младшей Смирновой. Пытаясь его удержать, я ловлю недовольное выражение нахмуренного личика. И решаю не связываться, пока сестры, щебеча, разглядывают малышку.

Сам распаковываю кроватку, время от времени глядя на девчонок, искренне не понимая, что там можно обсуждать столько времени. В результате передо мной оказываются деревянные детали, мешочек с болтиками и схема, разглядывая которую я вновь привлекаю внимание Саши.

– Эх, мажор! – вздыхает она притворно– сочувственно, – Что теперь делать будешь?

– Саша! – одергивает ее тут же Полина.

– Собирать, – отвечаю мелкой нахалке.

Если она думает, что я на это не способен, то она заблуждается.

По прыгающим в ее глазах чертикам, я отчетливо вижу, что она ждет, что я облажаюсь. Но здесь ее ждет сюрприз. Мне на помощь приходит Полина. Мы вместе с ней начинаем скручивать детали по схеме. На самом деле, это не так уж сложно, тем более если есть необходимый инструмент. Мы довольно слаженно работаем, и на какое– то время я даже забываю о Саше. Полина, увлеченная делом, не шарахается от меня, словно черт от ладана. Напротив, изредка я ловлю ее улыбки, адресованные мне, и соприкасаюсь с ней пальцами.

Когда мы почти уже закончили, шуруповерт соскальзывает и по касательной проходится мне по руке. Начинает капать кровь, хотя особой боли не чувствую.

Поля зажимает мне руку салфеткой, но меняется в лице.

– Давай я, – приходит ей на помощь Сашка, – А то в обморок грохнешься. Что– то ты побледнела. Иди лучше аптечку принеси.

Полина слушается, виновато на меня косясь:

– Извини, Артем, я сейчас, – она уходит из комнаты.

Сашка помогает мне остановить кровь.

– Прекрати это, – слышу я совершенно неожиданно.

Встречаюсь с ней глазами и поражаюсь тому, что вижу. Это не взгляд четырнадцатилетней девочки, это взгляд взрослого, много повидавшего человека.

– Что это? – я тоже сейчас не настроен на компромисс.

– Зачем ты лезешь к Полине? Неужели не видишь, что ты ей не нужен?

– Сегодня не нужен, а завтра могу и понадобиться.

Такой ответ приходиться девочке не по вкусу.

– С чего ты это решил? С того, что она пару раз тебе улыбнулась? Да она просто человек такой – слишком мягкий. И не может конкретно назвать тебе направление, по которому тебе следовать. У нее есть Матвей!

Тут уже я не сдерживаюсь.

– И где он?! Дело в том, что его нет. Он со своей привычкой играть в "очень крутого парня" в этот раз перестарался. И может не вернуться. Никогда.

Саша сжимает мою руку сильнее, чем следует.

– Не вздумай этого сказать Полине! Что ты о них знаешь, чтобы судить? Что ты вообще знаешь о жизни? О том, как это – терять?

Во мне разгорается огонь, который я и не собираюсь гасить.

– А что о жизни знаешь ты? Тебе сколько лет? Помнишь? И да, я кое– что знаю. И про потери тоже.

– Какая разница, сколько мне лет?! Просто Полина и Матвей – это одно целое. Ты так стремишься занять его место, что даже не думаешь, что будет с ней. Второй раз она не справится! Она и в тот раз выкарабкалась только благодарю тому, что он, сам еще сопляк, от нее на шаг не отходил, кормил ее с ложки, нянчился, как с ребенком. Я это хорошо помню. Она не такая сильная. И прежде, чем желать занять его место такой ценой, подумай о ком– нибудь, кроме себя!

Мы оба на взводе, раздражены друг другом. Не то, чтобы я не понимал то, что до меня пыталась донести Саша. Но мне кажется, она преувеличивает. И что у меня может появиться шанс.

Возвращается Полина, уже пришедшая в себя, обрабатывает мне руку. Там оказывается царапина, просто крови много было.

Заканчиваем возиться с кроваткой и идем на кухню.

Остался еще пеленальный столик.

Влад

В Воронеж я вернулся вечером. Зашел в дом и на кухне застал премилую картину: мой сын расположился в компании Полины и Саши.

– Ой, здравствуйте! – защебетала младшая Смирнова, засверкав белозубой улыбкой, – Ужинать будете?

Нравится мне эта девчонка. Задорная и боевая. Не смолчит. И букой не смотрит. Полина не хуже, конечно. Но другая, не такая открытая. Строже. Может, из– за того что взрослее.

Перехватываю хмурый взгляд Артема, которым он награждает девочку. Что у них тут происходит вообще?

– Буду, Саш. Буду, – отвечаю и интересуюсь у своего оболтуса, – Что с рукой?

– Кроватку собирал. Осталось собрать пеленальный столик, – отвечает, а в глазах читается неодобрение, – Остальное – все готово. Для твоей дочери.

Последняя фраза у него выходит какой– то едкой.

– И для твоей сестры, – парирую, но не забываю сказать, – Спасибо.

Саша ставит передо мной тарелки, желает приятного аппетита и исчезает вслед за Полиной.

Мы остаемся с Артемом вдвоем. Я молча, ем, он бросает на меня красноречивые взгляды.

В конце концов, не выдерживает:

– Ты куда катался? Здесь не пьется? Запах на всю кухню.

Острый ответ вертится на языке, но я его не произношу.

– Надо для дела было. И уже все выветрилось. Только запах и остался. Кроме того, грех не выпить за рождение дочери.

– За мое не пил, наверное. Голову пеплом посыпал.

Вздыхаю:

– С чего ты взял?

Жмет плечами.

– Артем, ты уже взрослый. Откуда эти детские обиды?

Молчит. Этот разговор назрел давно. Я тянул, считая, что незачем говорить очевидные вещи. Только вот, видимо, очевидные они лишь для меня.

– Почему ты так уверен в том, что я тебя не люблю?

Он откидывается на спинку стула и удивленно присвистывает.

– Ты? Меня? Любишь? Ты мне это говоришь и утверждаешь, что трезвый?

Как все запущено.

– Да, Артем. Я тебя люблю. В противном случае я бы поступил, как твоя мать.

Его глаза гневно сощуриваются: