— Можно и так сказать! — отряхиваясь, ответил Кирилл. — Только кроссовок порвал!

— Жаль транспорта хватило ненадолго… — вздохнул Лось. — Хотя, может это и к лучшему. Если бы разогнались, могли бы и с обрыва слететь. Хрен эти дороги тут разберешь. А ты откуда знал, что там тупик?

— Меня возили по этой дороге, я успел осмотреться. У меня же память хорошая.

Это верно, у шифровальщиков, работающих с текстом, память и впрямь хорошая, а если есть еще какая-то особенность организма, то вообще не удивительно.

— Громов, что ты вообще задумал?

— Нам нужно как-то вернуться к первому лагерю, но не позднее семи часов утра! — отозвался я, снимая автомат с ремня. — Там нас будут ждать.

— Кто?

— Советские военнопленные!

Лось с досадой махнул рукой.

— Максим, ну ты же видел, что это за контингент. Они не надежны, да и что у них есть. Ты серьезно решил, что горстка отчаявшихся и изможденных солдат бросится на автоматы и пулеметы душманов?

— Бросится! — кивнул я. — А что?

— А то, что глупо на это надеяться! Уж я за эти полгода плена видел многих… Трижды пытался совершить побег. Трижды! И каждый раз все шло наперекосяк. Меня ловили, били, издевались. И это несмотря на то, что был план, были люди, которые думали так же, как и я. Но погоди… Тогда при Петухове ты упомянул про спецназ ГРУ. Это была ложь?

Ответил я не сразу.

— Ну, не совсем так. Здесь я один, а группа есть… Только не здесь!

— И какая же цель?

— Вот она цель, в кителе! — я указал рукой на сверток, что лежал рядом с Клюшкиным. — Это нужно вывезти и передать командованию. Задача первостепенной важности! Вторая задача, но уже менее значимая — вытащить вот этого товарища.

— Меня? — зачем-то переспросил Кирилл.

— Тебя. Там, правда, не совсем так было… При невозможности вытащить, ликвидировать. Но я посчитал, что от тебя будет толк.

— Спасибо за доверие… — пробурчал тот.

Лось рассмеялся.

— Громов, что ты намерен делать? Мы зажаты со всех сторон — тут повсюду глаза и уши. Едва мы засветимся, как все душманы в этом квадрате сядут нам на хвост. Они уже вот вот начнут прочесывание. Я слышал, что в этих землях обитает один из лидеров афганской оппозиции Теймураз Костолом… Устроив в лагере такой бардак, ты точно нажил себе врага… Нас просто так не отпустят!

Видел я этого Теймураза, если, конечно, это действительно был он. С виду не похож на военачальника и головореза. Скорее на политика. Да и чего это он забрался в Пакистан? Но тот факт, что взрыв боеприпасов не уничтожил все здание, говорил сам за себя — все духи этого района будут настороже.

— Слышите, как тихо? — спросил Кирилл, глядя на темное небо, усыпанное мелкими точками звезд. — Пока мы были за стеной, слышали стрельбу на севере, а сейчас все затихло. Кто это были?

— Петухов! — хмыкнул Лось.

— А кто это?

— Такой же как и ты, военнопленный. Только офицер, хотя… Это еще далеко не факт!

— Ладно… — Лось тоже уселся на камень. — Что будем делать?

— Ну… Я примерно помню карту этого района. Ущелье, на краю которого мы сидим, охватывает лагерь полукольцом. Часть можем пройти снизу, затем подняться наверх по камням. Придерживаясь дороги, мы спустимся ниже. Я знаю, в какой точке может находиться остальная группа, а с ними уже есть хороший шанс пройти до первого лагеря.

— А там что? Твои военнопленные, что подняли бунт?

— Да.

— Зачем идти в первый лагерь, если можно сразу рвануть к границе!

— Я парням слово дал, что эта ночь будет последней, где они рабы… — твердо возразил я. — А для меня данное слово еще что-то да значит!

Старшина хрипло рассмеялся, махнул рукой.

Я невольно отметил, что столь длительное пребывание в душманском плену весьма сильно сказалось на его характере. Сильный и крепкий человек, который даже на многих офицеров нашей части смотрел с пренебрежением… Вспомнился тот случай, на птицеферме, когда мы в составе наряда сварили суп из украденной курицы, из яиц пару сковородок глазуньи пожарили… О, как мы боялись, что Лось нас спалит и накажет! Кажется, это было совсем недавно, буквально вчера. Однако сейчас у меня возникло чувство, будто воля и здравый смысл этого человека надломились, хотя он и старался быть прежним.

Это все тот же, наш ротный старшина, прапорщик Лось. И все же, это был уже не тот уверенный в себе мужик, который половину жизни провел в армии. Знакомая история, войны рождают тысячи подобных историй с самыми разными финалами. Тысячи искалеченных судеб, жизней, тысячи трагических случаев, граничащих с безумием…

Пожалуй, если удастся вернуться, его спишут в запас… Таким в армии делать просто уже нечего. А с другой стороны, они живут армией!

Я вспомнил, когда я учился на офицера, был в нашей части преподаватель. Ему было восемьдесят четыре года, из которых пятьдесят семь он провел на военной службе в качестве военного человека. Еще восемь в роли гражданского преподавателя. Он еле ноги таскал на третий этаж, таскал с собой чемодан с учебной литературой. У него тряслись руки, он почти ничего не слышал… Но при все при этом, делал такие практические занятия, которые ни один куда более молодой преподаватель, не то, что обойти, даже догнать по уровню не мог. Для него армия была смыслом всей его жизни… Она давала ему силы, энергию, стремление научить и передать свой опыт другим. Говорили, что он даже старее, чем здание, в котором нас обучали. А самое страшное для него было остаться в стороне… Он боялся, что про него забудут!

В восемьдесят четыре года в этом человеке кипела энергия, несмотря на уже порядком постаревшее тело. Дай бог молодым! Но ничто не длится вечно. Пришел тот день, когда уволили его, потому что уже все мыслимые и немыслимые пределы он просто перешагнул.

А после увольнения, не прошло и месяца, как тот потух. Так и похоронили. Просто смысл жизни человека был потерян. Жаль, что та морда в погонах, что подписывала приказ о его увольнении, даже не подумала, что она делает и какой это будет удар для старика…

— Все, отдохнули? — спросил я, переключившись с воспоминаний, на реальность. — Выдвигаемся! Идем на юго-восток!

Майор Кикоть вернулся в свой крохотный кабинет на цокольном этаже.

Он сидел на деревянном стуле и смотрел на разложенные перед ним фотографии, документы, пометки на отдельных листках и никак не мог собрать свои мысли в кучу.

Главный вопрос снова и снова вставал перед глазами. Кто же такой этот Громов?

Он допускал, что слишком уж рьяно за него вцепился. Будто паранойя заставила…

И все же профессиональная чуйка говорила — во всем этом деле есть что-то такое, чего другие не видят и не понимают. Или не хотят понимать.

И вот, буквально пару часов назад Виктор Викторович получил достоверную информацию по своим контактам, что сержант Максим Громов в данный момент проходит обучение в особом учебном центре ГРУ. Его лично курировал капитан Игнатьев, который постоянно находился рядом с ним.

Как же так получилось, что они скрыли тот факт, что упустили американского агента ЦРУ? Почему? Что ими руководило? Его сокурсник точно не может быть предателем, но принятое им решение… Оно странное!

Нет, ну с точки зрения логики и человеческого фактора, все было понятно. Ноша оказалась не по силам, вот они и не справились. Майор даже допускал, что для того, чтобы не терпеть насмешки коллег по службе, можно было бы пойти на такой шаг и не включать в рапорт этот факт… Но только в том случае, если бы сам Игнатьев был уверен, что брошенный американец реально мертв. Убедиться в этом при тех условиях, скорее всего, было нельзя. Вероятно, ничего криминального в этом и не было… А может и наоборот! Слишком много «но».

Виктора Викторовича больше беспокоило другое.

Его посетила очень толковая и любопытная мысль… Вот был Громов Максим Сергеевич, жил в городе Батайске. Не посещал никаких спортивных секций, не стрелял из огнестрельного оружия, да и спортом-то не особо занимался. Закончил школу, пусть и с посредственными оценками, поступил в университет, учился как все… А потом вдруг был отчислен из-за мутной истории, пошел записываться в армию добровольцем. Почему?