— Максим, что с тобой такое сегодня? — вдруг спросила Ниночка. — Молчишь, задумчивый очень. Ничего не болит? Все в порядке?

Я только сейчас вспомнил о ее существовании. Она уже заканчивала перевязку.

Вообще, за прошедшие сутки мы с ней познакомились и даже разговорились. Она оказалась очень приятной в общении, скромной, симпатичной, а в Афганистан прилетела добровольно. Вернее, не так. Прилетела-то она сюда со старшим братом, летчиком ВСС СССР. Но его сбили где-то под Кандагаром. Само собой, узнав об этом, Нина сильно расстроилась, однако нашла в себе силы справиться с ударом и улетать не захотела, оставшись в Демократической Республике аж на два года. При этом, она продолжала помогать раненым советским солдатам и офицерам, присутствовать на операциях, зашивать раны. Иногда и в полевых условиях, прямо в бою.

Ей было двадцать четыре года, окончила медицинский институт в Куйбышеве, почти год проработала в поликлинике, а потом попала сюда. Дважды меняла место дислокации, но уже четвертый месяц находилась в госпитале Джелалабада.

Вообще, в этом госпитале было не меньше десятка врачей и около двадцати медсестер. Но именно в нашем отделении медсестер было всего четыре. Одна уже в возрасте, Мария Степановна, которую за грозность прозвали Цербером. Она дежурила день через день, а две молодые меняли друг друга, но только в том случае, если «завала» не было. Со всеми обращались вежливо и внимательно, но только с Ниной у меня все пошло легко и просто с первой же перевязки. Ее очень насмешило, когда я отказался от больничной утки и сам потащился в туалет, который был с противоположной стороны здания.

— Да, так… — слегка отмахнулся я, чуть улыбнувшись девушке. Затем все-таки пояснил. — В Союзе кое-что произошло, а я не могу понять, как это случилось и кто виноват. Это, безусловно, к лучшему, но мне от этого не легче.

— Что-то серьезное?

— Можно и так сказать, — затем я сменил тему. — Ну, что… Как там у меня с ранением дела?

— Все хорошо! — улыбнулась медсестра, обрезая специальными гнутыми ножницами края бинта. — Но тебе предстоит еще как минимум пять-шесть перевязок точно. Валерий Семенович сказал, чтобы я с тебя глаз не спускала. Ты ведь герой.

— Да какой герой… — снова отмахнулся я, состроив недовольную гримасу.

— Ну-ну, не скромничай! — нахмурилась та. — Я же слышала, что ты нескольких наших военнопленных спас от душманов и вывел из окружения. Твоя группа выполнила какое-то очень важное задание. Кстати, новость слышал?

— М-м? Какую? — быстро натянув штаны обратно, поинтересовался я. Полулежать на кровати в одних трусах и верхней половине пижамы перед молодой девушкой было как-то неудобно.

— Да ты что! — округлила глаза девушка. — Сюда же репортеры приезжают. Хотят документальный фильм снимать, про то, как солдаты помогают братскому народу Афганистана. Про всех. Про врачей и медсестер, про гражданских лиц. Они и в госпиталь придут, тебя тоже снимать будут. А еще в газеты и журналы будут статьи писать. Это вроде как приурочено ко дню Победы.

— Мне этого не надо. Не хочу, чтобы потом пальцами показывали! — я всегда был одного и того же мнения — сделал свою работу, отдохнул, пошел дальше делать. Я делал так всегда, потому что умел это делать. Признаюсь, порой я забывал о том, что живу вторую жизнь военного человека и что в ней нужно что-то менять. Что нужно уходить от того, чтобы выполнять чьи-то, далеко не всегда, правильные приказы. А ведь чем дальше, тем таких приказов будет больше. Я забывал, потом снова вспоминал и опять забывал. Конечно же, я не собирался постоянно быть военным и лазить по горам. Но я на верном пути.

— Это еще что за глупости? Пальцами показывать на тех, кто образцово выполняет свой долг, с чего бы это? — друг возмутилась Нина. — С каких пор у нас героем быть зазорно? А? Ну-ка, отвечай!

— Нина… Я же просто выполнил приказ! — невозмутимо пожал я плечами. А в душе где-то кольнуло. — Таких солдат как я, сотни и даже тысячи в одном только Афгане. А страна-то большая. К тому же, на задании я не один был. Со мной командир, и еще шесть прекрасно подготовленных ребят. Все вместе действовали, слаженно. Вместе добились победы, вместе вернулись домой.

— Так, все! Хватит! — возмутилась медсестра, уперев худенькие руки в бока. Взгляд суровый, нос задорно вздернут. Я даже не ожидал от нее подобного рвения. — Я с твоим командиром тоже говорила! Если я сказала герой, значит так и есть. Вон у Валерия Семеновича телефон по десять раз на день звонит, там и по тебе тоже, между прочим, интересуются. Так-то!

— А ты откуда об этом узнала?

— Я случайно подслушала! — едва заметно смутилась она. — Ну и что с того?

Я посмотрел на нее внимательным взглядом и, но она вполне выдержала мой взгляд и загадочно улыбнулась.

Чего это она так рьяно вступилась за меня? Я на жалость не давил, не возмущался. Просто тихо высказал свою позицию относительно лавров, которые могли появиться в ближайшее время. Но ее такая позиция не устроила в принципе.

Нет, конечно же, я прекрасно понимал, что девчонка молодая. Симпатичная, добрая, отзывчивая. И скромная. Чего она успела в своей жизни повидать? Институт? Общежитие? Работа в поликлинике? Ну да, не густо. А потом сразу сюда, в жаркий и пыльный Афганистан, где нет ничего хорошего. Сегодня солдат жив, завтра его уже нет. Точно так же, как и ее брата. Быть может, она во мне увидела что-то такое, что тронуло ее?

— Ну, не стану упрямиться, может быть, ты и права, — открыто улыбнулся я. — Может, от этого действительно есть польза. Хорошо, что такие люди как ты, добровольно помогают нашим солдатам. На тебя посмотришь, аж на душе тепло.

Та даже засмущалась. Даже странно было, девушка, которая прошла через потерю родного человека, которая живет там, где кровь, раны, боль и страдания, еще не покрылась толстой, непробиваемой шкурой.

Я вдруг невольно подумал о том, что было бы, если бы я не оказался в Афганистане… Что было бы, если бы наша группа не принимала участие в операции «Фарватер» и не вытащила бы «Закат» с территории Пакистана? Вероятно, эта операция была и в моем времени, просто факт ее существования, как и результаты, просто не предали огласке. А может быть, ее и вовсе не было. А если и была, то само собой, все засекречено, находится где-то в архивах и таким как я, о ней просто знать не положено.

Может тогда все прошло успешно, а может быть и нет. Может, это событие в корне изменило принцип шифровальной работы в СССР, что-то было основательно изменено, пошло по другому направлению. А может, забили на все это дело и сделали вид, что ничего не произошло. Сменили ключи, блокноты, на все запрет. «Закат» мог превратиться в пустышку, которую придумали специально для американцев.

А вообще, род войск не мой, соответственно, я не мог знать секретов тех, у кого главный девиз — «Скрытно, для пользы». Это нормально.

— Максим… — Нина вдруг засмущалась. — А у тебя много боевых выходов было? Ну, чтобы прям серьезных.

— Да уж хватает.

— А можешь рассказать? Мне очень интересно послушать. Я тут в свободное время по вечерам, когда не на дежурстве, стихи пишу. Вернее, пробую потихоньку. Об этом никто не знает, я просто так, для себя.

— Стихи? — натурально удивился я. — Это очень интересно. Рассказать-то могу, но будет ли это тебе интересно? На войне хороших историй не бывает. Да и вообще, слушать про войну, только настроение себе портить. Да и где?

Я приподнялся, посмотрел по сторонам.

И верно, в палате было человек восемь раненых, которым нужен был отдых. Шуметь не хотелось. Хотя, учитывая, что неподалеку располагался крупный военный аэродром, тихо тут не бывало никогда. Ночью — в том числе.

— А можно у меня, — вдруг робко предложила она. — Всем медсестрам на двоих дают небольшие комнаты в общежитии. Но мне не хватило, там рядом два модуля поставили. Они тут, прямо под госпиталем. У меня соседки нет, уехала в Союз недели две назад. Поэтому, я там одна, места хватает. Расскажешь свои истории, а я тебе могу показать, что уже написала. И в столовой могу что-нибудь вкусненькое достать. А еще вчера яблоки привезли.