Марк Дмитриевич вернулся на место.

- Что ж... - начал он, пронзив Сашу своим взглядом. - Давай дневник.

Мальчик снова прошел через весь класс. Нет - промаршировал. Довольно улыбаясь, он протянул дневник учителю.

***

Прозвенел звонок. Ребята выбегали в коридор, стараясь обогнать друг друга. Впереди всех был Саша. Он мчал, гордый, что справился с заданием и получил отличную оценку, и остановился уже в столовой. Через минуту его нагнал сосед по парте.

- Ну, - запыхаясь, сказал он, - показывай.

Саша фыркнул.

- Да что показывать-то? - ответил он, со скучающим видом доставая дневник. - Ты что, пятерок никогда не... Ой.

Запись. Длинная запись, написанная красными чернилами. Саша прочитал ее. Перечитал. Мальчика окатило жаркой болью, словно он смотрел на собственные шрамы, отзывавшиеся кошмарными воспоминаниями.

"Пришел на урок, заведомо ознакомившись с учебно-методической программой. Просьба родителям изъять учебные пособия и проследить за надлежащей и ЧЕСТНОЙ подготовкой Саши к урокам".

Чуть ниже красовалась огромная двойка.

Тени на лицах

02 июня.

Я проснулся с мыслями о ярмарке.

Их у нас устраивали ежегодно, в первую неделю каждого летнего месяца. Ничего необычного: просто ярмарка, посвященная долгожданному теплу. На небольшой площади перед зданием правления жители Дымчатой организовывали настоящую выставку, где практически бесплатно можно было отведать свежего молока, сливок, домашних леденцов, йогуртов и сырков, несколько видов меда, лимонады, компоты и выпечку. Еще там продавали резные поделки, музыкальные инструменты, изделия из кожи, сумки, кошельки, вязаные носки и много чего еще. Особенно я запомнил кованые изделия местного кузнеца Ивана - мастера своего дела и нашего хорошего друга. Я давно хотел купить у него красивый зажим для книги в форме драконьей лапы, потому подкопил небольшую сумму. Иван пообещал, что к моему приезду все будет готово.

Едва поднявшись на ноги, я мигом спустился с чердака. Пятки звучно врезались в крышку сундука. Я спрыгнул и вбежал в дом. В коридоре вкусно пахло едой. Солнечные лучи пробивались сквозь комнату и дотягивались до стен коридора, высвечивая фотографии. Я на секунду задержался, рассматривая снимки. Они были великолепны: черно-белые, с красивыми ракурсами. И повсюду туман. Это придавало мистики и загадочности. Почти везде - Дымчатая, запечатленная во времена, когда ро-ро были еще молодыми. Сонная деревушка, спрятавшаяся в тумане. Все та же башня, все та же мельница, ферма и карьеры. Я никогда никого не расспрашивал о Дымчатой - куда интереснее было исследовать ее уголки вместе с Тином, что-то придумывать, приукрашивать, а после и верить, считая правильной только эту точку зрения. Было в этом что-то романтическое и таинственное.

Я пошел на кухню, но взгляд зацепился за еще одно фото. Платформа "ДЫМЧАТАЯ". Еще даже без сторожки. Снимок отличался от остальных отсутствием тумана. А еще я увидел забор таким, каким он был в лучшие времена - выкрашенный темной краской, ровненький, на концах опор приварены кованые элементы в виде каких-то существ.

"Не то что сейчас", - с грустью подумал я.

Снимок был мелким, не удалось разобрать, в форме чего исполнены наконечники. Горгульи или, может, птицы. Да и все равно они давным-давно отвалились, а из полых столбиков опор то и дело торчали целлофановые пленки или пластиковые пакеты из-под сухариков или чипсов.

Что-то зашкворчало. В коридор выплыл аромат грибов.

- Доброе утро! - прозвенел я на весь дом и влетел в кухню.

Бабушка жарила мою любимую яичницу с опятами. На плитке закипал чайник.

- Доброе, доброе, - сказала бабушка и повернулась ко мне.

По-моему, я вскрикнул.

Ее лицо... Это было не то светлое лицо, что я знал. Оно было... Другим. Хоть я и был подготовлен, но, кажется, сегодня все усугубилось. Тень стала гуще.

- А где дед, бабуль? - спросил я, усмиряя дрожь в голосе.

- А траву косит во дворе, - беспечно ответила бабушка без прежней нежности в голосе, когда речь заходила о дедушке. - Сейчас уж придет. Ну, как спал?

Ее любимый вопрос. Она задавала его на следующее утро после моего приезда.

- Хорошо, вроде бы... - ответил я, вспомнив сон про хорька и поезда. И крики...

Хлопнула дверь. Вошел дед. С такой же тенью.

- О, привет, лунатик! - рассмеялся он и пожал мне руку. Бабушку он как будто и не заметил.

Странно...

- Доброе утро, дед. Почему это лунатик?

- А кто ж? Я, что ли, полночи бормотал во сне?

Вот те раз! Может, деду приснилось? Впрочем, как и мне...

- А! Так это, наверное, дядя Коля, - нашелся я, припоминая, что вечером (И НОЧЬЮ?) смотритель очень странно себя вел.

- Не-е-е, Кольку-то я уж не замечаю. - Дед не мигая смотрел в одну точку. Он нахмурился и помрачнел. - Что к песням его привык, что к бормотаниям всяким. А твой голос я ни с каким не спутаю. Топал тоже он?

- А поезда слышал? - я и поежился, вспомнив те жуткие звуки. Поезда шли не по расписанию. Видимо, что-то поменялось.

Дед задумался, хмыкнул и покачал головой.

- Вот этого точно не слышал.

Я стиснул зубы, подавляя приступ раздражения. Беседа была похожа на густой кисель.

Да что с тобой такое, дед? Ты как будто отвлечен чем-то! И разговариваешь через силу...

Но вслух сказал совсем другое.

- Странно... А я слышал. Всю ночь ездили.

Бабушка села за стол.

- Начитался, Сашка, фантастики своей, - с укором сказала она.

- Фэнтези, бабуль! Ну, не знаю, может быть... А ты чего такой, дед? Случилось чего?

- Друга своего повидал. Уезжать собирается. Не может больше тут.

- Кто теперь?

- А что случилось?

Мы с бабушкой спросили одновременно. Дед поморщился и поскреб подбородок.

- Да Лешка-пчеловод... Говорит, давит на него что-то. Спать стал плохо. Жалуется, что жена разводиться хочет, мол, интерес ко всему потерял. Ульи отдает вот соседу.

Бабушка всплеснула руками.

- Да как же так... Это ж который по счету уже уезжает?

- Не помню уж. Много их, - горько ответил дед. - Но я в чем-то его понимаю.

Бабушка не отреагировала.

Что-то сквозило в тоне дедушки. Что-то нехорошее, темное. Как тень на их лицах. Даже завтракать расхотелось. Дед посмотрел на меня и состроил кислую мину.

- Да, Саньк, вот так у нас тут теперь. Дымчатую и не узнаешь.

Может, я преувеличиваю? Могут же ро-ро расстроиться из-за того, что их друзья уехали? Ведь если Мишка навсегда покинет Дымчатую, я буду выглядеть не лучше.

Да, понять деда было легко. Я скучал по Лене. Мы виделись пару раз в год. И в последнее время стал замечать, что мне ее не хватает. Вот бы взять и улететь в Сосновку, увидеться с Ленкой и поболтать. Ну или просто посмотреть на нее. Ведь она такая красивая...

Я ел яичницу, искоса глядя на ро-ро. Они молчали. Смотрели на меня и молчали. Смотрели, но будто не видели. Ни меня, ни стен кухни. Ничего. Их взгляд был направлен в куда более далекие границы. В окна лился солнечный свет. Его лучи окрашивали стол, заставляли блестеть ложки и вилки, разбивались на спектр, проходя через банки и кувшины. Свет также падал на лица бабушки и дедушки, но беспомощно рассеивался, словно встречал преграду.

Мне захотелось взять мощный фонарик и посветить на их лица. Неужели эффект будет таким же? Ро-ро выглядели как плохо загримированные актеры. Странные, нелепые и... Чужие?

Я не мог молчать. Тишина пугала. Это была нездоровая тишина.

- Дед, а ты Мишку не видел?

МНЕ НАДО ГОВОРИТЬ С ВАМИ. Я ДОЛЖЕН ПОНИМАТЬ ЧТО ВЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ СО МНОЙ.